Москва в третьем тысячелетии - Скаландис Ант (книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Однако вы спросили про Ивана Великого. Так вот, эта «злодейская акция», как писал первый министр охраны памятников Федор Быковский, настолько потрясла его, что он направил в Верховный Совет первую в истории официальную просьбу о восстановлении только что разрушенного памятника. И просьба была удовлетворена, но не сразу, а спустя семьсот лет. Впрочем, об этом позже.
Наш пятый директор Венедикт Ломов-Постройкин вернул Москве улицы. Правда, улицы были чудные: очень широкие, изогнутые или изломанные под прямыми углами и все либо обязательно замкнутые, либо кончающиеся тупиком. Не одно десятилетие ушло у строителей на то, чтобы прогрызть эти загадочные лабиринты в толще раздолбаевского колосса, но грандиозный замысел Ломова стал ясен задолго до завершения проекта. Сам же архитектор всего за несколько дней до смерти в первый и последний раз любовался своим детищем из космоса: гигантский лозунг аккуратно вписался в овал столицы: «Превратим Москву в образцовый коммунистический город!» Ломов-Постройкин не ставил себе целью сносить именно старые дома, но на пути его улиц-букв вставали и такие здания, которые Минохрап считал памятниками. И тогда Ломов применял знаменитый теперь и широко практикуемый «метод случайных ночных взрывов». Когда министр охраны памятников Кирилл Туровский слишком уж рьяно отстаивал какой-нибудь дом, снос его оформлялся как авария. Разумеется, безопасность людей в таких авариях была обеспечена.
Директор номер шесть Константин Островоздвиженский был одержим идеей придать Москве вид истинно русского города. В XXII век Москва вступила мегаполисом, и в этом ничего русского, конечно не было. Поэтому Островоздвиженский аккуратно разобрал на куски циклопическое сооружение Раздолбаева и прямо из них настроил много-много башен больших и маленьких, тонких, как спицы, и толстых, как баобабы, но неизменно витиевато разукрашенных, со шпилями и резными флюгерами. Строительство башен продолжалось более полувека, и пространства, освобожденного от мегаполиса им, конечно, не хватило, пришлось кое-где расчищать и внутренние дворики, тем более, что Минохрап потребовал сохранить значительный фрагмент мегаполиса как память сразу о трех архитектурных эпохах. В общем Островоздвиженский с Минохрапом тоже не ладил.
На смену ему пришел Никодим Плосковоздвиженский. Этот возненавидел башни лютой ненавистью и посносил не только их, но сходные с ними высотные здания XX века. К концу XXII столетия уцелела только одна, самая красивая островоздвиженская башня, взятая под охрану небезызвестным министерством, да древнее здание Московского университета – благодаря тому, что находилось вдалеке от центра. Плосковоздвиженский, стремясь менее всего походить на своего предшественника, застроил Москву огромными по площади, но исключительно низкими, не выше четырех метров, домами.
Корр. Простите, а как же в этих плоских зданиях могло разместиться все население многоэтажной башенной Москвы?
А.И. Видите ли, это было как раз то время, когда население нашего города, как и всех, впрочем, городов, резко сокращалось за счет массовых миграций в лесопарковую зону.
А знаете ли вы, что самым оригинальным архитектором всех времен прослыл Иван Громилов. Вступая в директорскую должность, он объявил, шокируя московскую общественность, что будет только строить, ничего не снося. Проект Громилова оказался проектом Москвы подземной, и весь город на поверхности не представлял для него интереса. Однако Иван Громилов не стал, как вы, быть может, подумали, лучшим другом министра охраны памятников Вадима Ословского, так как под землей проводились взрывные работы, от которых страдали исключительно старые дома, а приземистые плосковоздвиженские постройки оставались целехоньки. Например, много было шуму из-за рассыпавшегося на кирпичи здания страхового общества «Россия» на Сретенском бульваре. Любопытно, что подземный город Громилова дошел до нас в почти не измененном виде. Никому он оказался не нужен.
А следующим директором Обсовструпа стал Варахасий Переломов, получивший в народе ласковое прозвище Шарик. Он был маленький, толстенький, лысый и не ходил, а словно катался по полу. И дома он строил под стать себе. Это была эпоха восхищения дальним космосом, эпоха освоения планет и первых контактов с внеземными цивилизациями, и проект Переломова назывался «Космическая феерия». Все здания в Москве были сделаны в форме шаров и символизировали собою великое множество обитаемых планет. Кроме того, Переломов был автором концепции глубокого обновления, то есть взамен снесенного, скажем, театра, никогда не возводился новый театр, а непременно больница, столовая или что-то еще более далекое от искусства. Например, был сломан Елоховский собор, а на его месте вырос крупнейший в мире общественный туалет, разумеется, в виде шара.
Корр. Но как же Минохрап допустил такое?!
А.И. Не будьте наивны, методов борьбы с охраной памятников всегда было много. В частности, Переломов применял метод «заповедных зон»: специально выбранный район Москвы публично объявлялся заповедной, то есть неприкосновенной зоной, чем усыплялась бдительность минохрапа, а затем дом или несколько домов внезапно исчезали из зоны (изобретенные как раз тогда дезинтеграторы позволяли очень быстро превращать любое здание в легко транспортируемую пыль). Товарищи из охраны памятников даже не успевали поднять шум, потому что всякий раз выяснялось, что начатое на месте сноса строительство санкционируется какой-нибудь очень влиятельной организацией.
Корр. А общественный туалет? Тоже для влиятельной организации?
А.И. Нет, там было иначе. Просто Комитет межпланетных контактов в последний момент отказался от предоставленной площади.
Продолжим, однако, наш экскурс в историю. Десятым директором Обсовструпа был Онуфрий Вавилонюк. Вот кто действительно ухитрился не конфликтовать с Минохрапом. Всю свою долгую, почти столетнюю творческую жизнь Вавилонюк создавал один единственный дом – Дворец Мира. По проекту общая высота его равнялась 4160 метрам, ширина парадной лестницы – 1150 метрам, зал, высотой в километр и шириной 1400 метров был рассчитан на 210 тысяч мест. Поставить Дворец предполагалось в самом центре Москвы, и, испугавшись за Кремль, министр охраны памятников Виктор Яковский предложил перенести древнюю цитадель Москвы на новое место, но Вавилонюк оказался смелее: используя наивысшие достижения строительной технологии и новейшие материалы, он соорудил несущие опоры за стенами Кремля, и весь исторический ансамбль очутился аккурат под парадной лестницей Дворца. Но когда начали возводить главную часть здания, опоры просели, и строительство пришлось прервать. Оно возобновлялось несколько раз, но так и не было закончено: грунт не выдерживал чудовищного веса, и постоянно что-нибудь рушилось, но благодаря могучему основанию Кремль не пострадал. Кроме недостроенного сверхгиганта Вавилонюк оставил после себя еще девять точных копий никитинской телебашни в Останкино. Все десять были расположены на равных расстояниях строго по окружности с центром в середине Дворца. Предполагалось соединить их с Дворцом Мира огромными светящимися гирляндами. Минохрапу был симпатичен Вавилонюк своим безразличием как к древним зданиям, так и к изобилию переломовских шаров, которые фанатикам охраны памятников удавалось разбирать иногда и под шумок восстанавливать утраченные старинные дома.
