Ненормальная планета (сборник) - Скаландис Ант (бесплатные онлайн книги читаем полные .txt) 📗
Анизобег рождался в муках. Вайнеку недоставало теоретических знаний, действовал он в основном методом проб и ошибок. И вот через месяц первый заметный успех: научился судорожно выбрасывать вперед руку быстрее всякого каратиста. Но с ногами и особенно с туловищем было хуже. Промучившись еще неделю, Вайнек понял, что ему просто не хватает общей физической подготовки. Он еще не знал тогда, что не хватает гораздо большего.
В нашу сборную Вайнек пришел полный надежд. Объяснил ребятам, что к чему и провел серию тестов, в основном на гибкость, растяжку, резкость. Среди спринтеров выделялся Игорь Овчарников, хотя по лучшему результату сезона он занимал чуть ли не пятнадцатое место в стране. Но Вайнека результат 10,50 устраивал, он-то ведь собирался сбрасывать целые секунды с этой цифры. К тому же Овчарников поразительно быстро схватывал объяснения Вайнека, и тот заявил, что возьмет пока только его, другим дескать трудно будет за ним угнаться. Товарищи Игоря по сборной только хмыкнули на это, а новоявленный анизоспринтер с головой окунулся в работу. Пришлось не только изменить объем и режим тренировок – пришлось изменить все: методику, упражнения, привычки. Пришлось накачивать мышцы, о существовании которых Игорь и не подозревал раньше, а некоторые другие, очень тренированные мускулы, наоборот, надо было стараться не напрягать вовсе.
А в довершение всего Вайнек начал колоть Овчарникову стимулятор. Вайнек без этого не мог. Биохимия была его хобби. Стимулятор не значился в официальных списках допингов и был безвредный, как глюкоза. Название он имел, как и всякая органика, длинное и нескладное, поэтому Вайнек придумал термин «анизоген», то есть вещество, порождающее, а точнее, повышающее анизотропные способности.
И вот настал день, когда Овчарников рванул со старта и, изобразив этакий странноватый, чуть дергающийся бег по слегка изломанной траектории, покрыл стометровку за 9,2 секунды.
Это была победа. Научная пока победа, победа Вайнека, но она и Овчарникову сулила громкие спортивные победы. Однако победить ему удалось только два раза. Первый – на наших внутренних соревнованиях. Он оставил позади себя метрах в девяти весь забег и финишировал с результатом 9,16. А потом была медкомиссия перед отборочными на Кубок Европы, и врач, делавший анализ крови Овчарникова, чуть не помер со страху, потому что в крови изменилось все: цвет, вязкость, РОЭ, гемоглобин, сахар… Какой-то лаборант даже сказал в сердцах: «Да это вообще не кровь – это черт знает что!» Но самым зловещим было, что Игорь чувствовал себя замечательно, организм его не отметил не то что неприятных – вообще никаких новых ощущений. Синдром Овчарникова, уверяли врачи, коварен, как рак: на ранних стадиях незаметен, а на поздних неизлечим. Неизлечимость, понятно, была пока гипотетической, но уж больно жуткими выглядели изменения в крови. А еще врачи клялись и божились, что дело совсем не в анизогене, виновата сама система тренировок, сами движения.
И медкомиссия приняла однозначное решение: дальнейшие тренировки Овчарникова по методу анизобега прекратить и строжайшим образом контролировать состояние здоровья спортсмена.
Игорь, конечно, прибежал к Вайнеку, упрашивал его продолжать тренировки. А Вайнек был вежлив, спокоен, но, чувствовалось, тоже не на шутку разозлен. Да, он знал, что от анизобега происходит что-то такое с кровью, но не мог же он предполагать, что в нашем замечательном и немножко странном государстве так обеспокоятся этим рядовым в общем-то явлением. Однако раз уж такое дело, то его, Вайнека, долг – подчиниться. Ему очень жаль потраченного времени, но в СССР он не хозяин, он живет здесь по советским законам, а стало быть, вынужден прекратить занятия с Овчарниковым и, видимо, в скором времени совсем покинет нашу страну.
Овчарников понял, что Вайнек не будет за него заступаться и винить его за это нельзя. А еще он понял, что может теперь заниматься анизобегом самостоятельно, и изо дня в день, из тренировки в тренировку упорно продолжал бегать по кривой.
Вот тогда-то и была создана специальная комиссия по делу Овчарникова. В нее вошли представители от Минздрава, от Спорткомитета, от Академии наук (специалист по теоретической механике), секретарь парткома института, где Овчарников учился, а также несколько врачей разного профиля, два тренера сборной, комсорг сборной и неизвестно зачем приглашенный юрист.
Речь, которой разразился Овчарников на спецкомиссии, произвела на всех сильнейшее впечатление. Один из присутствовавших там врачей взахлеб рассказывал мне, как молодчина Овчарников резал в глаза правду-матку и как никто ему даже ответить толком не смог. Позднее я видел даже речь Овчарникова, отпечатанную на машинке.
Началось же все с того, что Овчарникову мягко повторили: анизобег вреден для здоровья. И он взорвался. Дескать, о каком здоровье может идти речь и кто вообще сказал, что спорт полезен для здоровья. Сорт – эта работа. Спорт – это профессия, а оздоровительных профессий не бывает. Потом Овчарников долго рассказывал о здоровье и спорте с конкретными фактами и цифрами, а под конец заявил, что он, Овчарников, – спортсмен, профессиональный спортсмен, и что ему плевать на изменения в крови, а если кому-то не наплевать – пусть дают молоко за вредность, а не лишают куска хлеба.
Говорят, первым опомнился представитель Спорткомитета и вежливо напомнил Овчарникову, что запрещение анизобега – вопрос решенный и обсуждению не подлежит. А единственное, что хотелось бы знать комиссии, согласен ли Овчарников остаться в сборной просто спринтером, без всяких анизотропных штучек.
Говорят, Игорь как-то сразу сник и очень просто ответил:
– А куда я денусь? Я же спортсмен. Конечно, согласен.
Когда же Овчарников вышел, шуму было еще много, но по существу никто не возражал. Решили во всяком случае дать ему возможность выступить на отборочных перед кубком Европы. А там видно будет.
Тут я почувствовал, что воздух стал слишком тяжелым для дыхания и что в груди у меня заныло.
– Панкратыч, – сказал я, – не могу больше. Там до расскажешь.
Панкратыч был мокрый, как мышь, и не возражал.
– Клюквин, – спросил я, – тебе хорошо? Или ты уже помер?
Клюквин шевельнулся и произнес:
– Изжарен заживо. Он стал слезать со своего уютного места, и Машка тоже поднялась за компанию, хотя могла бы посидеть и еще.
Мы вышли в сверкающую белым кафелем душевую. Прохладный воздух обволакивал кожу, как шелк. И появилось ощущение удивительной легкости.
Клюквин разбежался и с торжествующим воплем бухнулся в купель. Ледяные брызги взлетели веером и полоснули по нашим телам. Машка взвизгнула. Панкратыч отряхнулся и сказал:
– Ты дурак, Клюквин.
А Клюквин балдел. Он висел в воде, растопыренный, как лягушка, и над поверхностью сияла его улыбка от уха до уха. Я тоже улыбался. Мне было смешно. Потому что Клюквин каждый раз бухался вот так в купель. А Панкратыч каждый раз называл его дураком.
Машка и Панкратыч тоже спустились в купель, а я предпочитал душ: там можно было менять температуру. И еще, душ – это массаж.
– Ну и что, Панкратыч, – спросил я из-под душа, – он выиграл отборочные?
– Да, отборочные он выиграл. Его включили в команду. И тут пришла бумага из Спорткомитета: Овчарникова советовали не брать в Милан. По существу, это был приказ. И все-таки старший тренер осмелился возразить. У него тогда были свои сложности, и на карту ставилось слишком многое. Невероятно, но факт: старший сумел сторговаться со Спорткомитетом. Овчарников поехал в Милан под его личную ответственность. Случай, вообще говоря, беспрецедентный. Никто не мог гарантировать, что Овчарников не выкинет какой-нибудь фортель, более того – все в сборной были уверены, что, если он дойдет до финала, то наверняка не сможет удержаться и покажет, на что способен.
Но вышло все совсем неинтересно. Уже в Италии кто-то накапал старшему на Овчарникова, что в отборочных он победил не без помощи анизобега. Научился делать анизотехнику незаметной со стороны, и медики ничего не засекли: кровь-то у Игоря была ненормальной еще до тех тренировок. Ну, старший сначала не поверил, а потом прокрутил запись овчарниковского победного бега, сделанную рапидом, вгляделся внимательно и понял, что накапали не зря. При первых же вопросах Игорь во всем сознался. «Я выиграю этот кубок, – сказал он старшему. – Выиграю без вариантов. В забегах буду скромен, а в финале, откровенно говоря, мечтал показать что-нибудь порядка 9,6. Но если вам хочется в разумных пределах – ради бога – я пробегу за 9,8». От таких речей старший, конечно, встал на дыбы. Его можно было понять: как-никак за спиной маячил Спорткомитет.
