Перевозчик (СИ) - Осворт М. "athwart" (книги регистрация онлайн TXT) 📗
- Ну, а мне-то что? Остался себе, и остался. Можно подумать, так уж мне сдался Хиобе этот! Я бы, кстати, от Урсиа себе потом подобрал кого - не порожняком же к Середине идти. Получается - ходу меньше, а денег больше. Да и места там, кстати сказать, чудесные! Идешь себе, по сторонам поглядываешь - а кругом все башенки, садики, мостики их воздушные, одно удовольствие…
- Значит ты, говоришь, случайно себе занятие выбрал?
До Мичи, кажется, стало доходить, к чему клонит Аши:
- То есть… Нет, подожди… Хочешь сказать, что…
- Чего Аши не скажет, так это что такке - судьба тебе. Но!
Это «но» его прозвучало первой тяжелой каплей большого дождя. За нею - внезапно, как летний ливень - на Мичи обрушилось понимание. Он чувствовал такую чистоту, свободу и легкость, словно дождь этот и правда начисто смыл груз тяготивших его мыслей, положив конец привычной уже беспросветности. Под слоем пыли и грязи вдруг обнаружилась незаконченная, но полная понемногу проявляющегося смысла картина его жизни: удивительная мозаика, складывать которую, кусочек за кусочком, всегда и было любимым его занятием. Пока он не начал постепенно терять себя в однообразной, затягивающей повседневности. Пока не начал превращаться в такке - и это тревожило его, тревожило сильно: он все еще способен был осознавать, что медленно соскальзывает куда-то, где вовсе не хотел оказаться - и не знал, как остановиться, не умел найти выход.
Первые деньги на воде приходили легко: стоило лишь остановиться на взмах руки, поработать немного веслами. Это казалось делом настолько простым, что Мичи, всегда умеющий найти доброе применение лишней монетке, искренне радовался возможности перехватить таковую, от случая к случаю. Даже когда он обнаружил, что нехитрое это ремесло вполне способно его прокормить - стоит только уделить ему больше времени - он все же долго не допускал и мысли, что перевозка могла бы стать постоянным его занятием. Рожденный - в этом он не сомневался - для чего-то совершенно иного, он обдумывал дальнейшую свою судьбу, присматривался, пробовал свои силы. С какой-то все более пугавшей его неизбежностью, однако, он снова оказывался в собственной лодке, высматривая, не махнут ли ладонью с берега - отчего-то всякий раз выходило так, что занятие такке, в сравнении с прочими, приносило ему куда больше звонкого серебра - и куда меньше досады и раздражения. Это вовсе не было хорошо - скорее, не настолько плохо, как все остальное. Он негодовал на себя, зная, что способен на большее, и относя неспособность вырваться из замкнутого круга исключительно на счет собственной лени и глупости - но дело, как становилось ему ясно только теперь, было совсем в другом. Он искал занятие, которое бы ему соответствовало - но проблема заключалась в том, что ремесло такке и соответствовало ему, подлинной его природе, самой основе его существа. Впервые - с тех самых пор, как перестал радоваться случайно заработанному на воде медяку, и принялся, можно сказать, загребать их веслами - он подумал о теперешнем своем способе добывать средства на жизнь с благодарностью и теплотой. Напряжение, скопившееся в нем, таяло, исчезало бесследно. То, что казалось ему неразрешимой проблемой, оказалось крепким, устойчивым и надежным основанием его жизни; положение дел, из которого он искал выхода, само по себе было выходом: способом, позволявшим тому, что виделось и понималось сейчас как внутренняя его структура, абстрактная суть, проявлять себя в мире вещей и слов.
Очевидно, что путь этот был для него вовсе не единственно возможным - даже и явно не самым удачным. Но Мичи знал - стесняясь себе в этом признаться - что все эти годы был превосходным такке. Он понимал теперь, что смог столь очевидно преуспеть в искренне нелюбимом деле только лишь в силу того, что оно - пусть и на самом низком уровне - соответствовало складу его личности, и ясно чувствовал внутри себя источник неисчерпаемой силы, готовой проявляться снова и снова, не изменяя своей природе, но приспосабливаясь к обстоятельствам - даже к собственным его лени и глупости. Мичи улыбался: он был совершенно уверен, что сила эта однажды обязательно найдет себе новое выражение, новый способ разворачиваться, разматываться, становясь нитью его судьбы. Он все так же не имел ни малейшего понятия, как именно это произойдет, или чем ему следует заниматься - но знал, что может положиться на нее, довериться ей. Беспокоиться было не о чем. С нежностью разглядывал он яркие, отчетливо всплывающие перед мысленным взором картинки - свое потайное собрание хороших дней - и удивлялся, сколь многим был обязан воде.
За четыре года Мичи узнал Город, как знает его мало кто - разве что именно перевозчики. И поскольку перевозка, сама по себе, никоим образом не исчерпывала круга его интересов, замечал Мичи гораздо больше, нежели видит обычно такке. Поначалу, конечно, Город просто ошеломлял его; Мичи казалось невозможным не то, что узнать его до конца - но даже и просто запомнить: что где находится, как до чего добраться. Понемногу, однако, учился он находить верный, хороший путь в сплетении городских каналов. Самый короткий, как выяснялось, редко оказывался самым быстрым - а дороги прямые, общеизвестные и вообще были, чаще всего, вовсе не лучшим выбором. Каналы с односторонним движением стали кошмаром первых его месяцев на воде: свернув в такой по ошибке, оставалось только бесконечно идти вперед, пока не найдешь подходящего поворота - и все это под насмешки или ворчание пассажиров, по вине незадачливого перевозчика вынужденных потратить на дорогу времени больше вдвое, а то и вчетверо; разумеется, на цене поездки все это если и отражалось, то разве в меньшую - по очевидным причинам - сторону. И все же, в подобных случаях двигаться по прямой было лучше, нежели пытаться развернуть лодку и пробираться назад во встречном потоке: за такое можно было не только расстаться с доброй полумерой кошти, попавшись на глаза городской страже, но и запросто огрести веслом от кого-нибудь из бывалых такке, которым и без таких помех несладко приходилось в переполненных лодками, едва проходимых каналах. Разобравшись даже, где и в какую сторону нужно плыть, оставалось еще освоиться со множеством тупиков, завалов и слишком узких, для кряжистой его лодочки, боковых проходов; необходимо было держать в уме, в какое время удобнее двигаться основным каналом, вместе с потоком лодок, а когда вернее идти в обход - ныряя под низкие, так и норовившие приложить тебе по лбу мостики, едва не обдирая бока лодки между угрожающе сходящихся стен, почти задевая днищем о камни в мелководных протоках. Определяться с их проходимостью приходилось всегда навскидку, сообразно приливу - дабы и вовсе, как несмышленый мальчишка, не посадить лодку намертво. Кроме того, сами по себе спутники требовали внимания, и немалого. Прежде всего, мгновенно было нужно решить, кого подобрать - а от кого, жертвуя выгодой, держаться таки подальше; потом, оказавшись уже в одной лодке, следовало поддерживать, так или иначе, беседу, выслушивать - а порою и отвлекать пассажира от всевозможных затей, пресекая поползновения: чего только, бывает, не придет в голову человеку за поездку всего-то длиною в вонту!
Перехватить медячок, приняв на борт попутного пассажира, по силам было кому угодно - изо дня же в день зарабатывать на жизнь перевозкой было занятием непростым. Прошло больше года, пока Мичи в достаточной мере освоился с новым своим ремеслом; даже и разобравшись уже, что к чему, такке себя он по-прежнему не считал, и рассматривал текущее состояние дел в качестве выбора исключительно временного. Положение было довольно странным: работать и соображать ему приходилось не меньше любого перевозчика, которому всякий день на воде добавляет опыта. Хорошему такке, однако, подобный опыт верно служил бы остаток жизни - вполне оправдывая цену, которой приобретался; что же касается Мичи, мечтой его все так же оставалось обсушить весла и покинуть, наконец, лабиринт городских каналов - желательно, поскорее и навсегда. Что же толку было ему тогда в изучении всех этих хитростей, которыми прямо таки изобиловало ремесло такке - как впрочем, пожалуй, и всякое прочее?