Восковые фигуры - Сосновский Геннадий Георгиевич (версия книг .TXT) 📗
— Только без мужа приходите! — крикнул Захаркин, еще не веря, что ему так здорово повезло.
— А вы без жены! — смеялась юная особа, сверкала глазенками.
— Жена еще в проекте, а проект в сейфе лежит, а ключ был, да потерялся через дырку в штанах. — Эту остроумную фразу Леня произносил всегда, когда знакомился, чтобы произвести приятное впечатление. И на этот раз он достиг желаемой цели, потому что незнакомка опять засмеялась, а потом спросила:
— Я тебе действительно нравлюсь или ты мне голову морочишь? А чего тогда к себе не пригласишь? Вместе позавтракаем!
Вот это да! О таких темпах Захаркин даже не мечтал. Правда, не будь он с похмелья, то, наверно, обратил бы внимание на некоторую странность в поведении соседки. На высоте вполне приличной она преспокойно уселась на балконные перила и беспечно болтала ногами. Внизу бегали по газону крошечные детки… Спросила с веселым вызовом:
— Чего замолчал-то, струсил?
— Все будет, как в лучших домах! Не извольте волноваться! — Захаркин между тем судорожно обдумывал, каким образом осуществить это незапланированное мероприятие. Побриться, помыться, организовать выпивку, закусон… Во дает! Видать, стреляная. А по первому впечатлению и не скажешь! Он был немного даже разочарован.
— Тогда держи вот это! — крикнула незнакомка, и в сторону Захаркина полетел предмет, который он довольно ловко поймал, еще не понимая, что это такое. Оказалось, обыкновенная шпулька с нитками. Пока шпулька летела, нитки разматывались, затем натянулись наподобие детского телефона. Свой конец она привязала к перилам.
— А теперь смотри, крепче держи!
Забастовщик пригладил волосы, поддернул трусы, чтобы выглядеть поприличней. Зажатая в кулаке катушка повелительно дергалась, как бы напоминая об ответственности. Тогда для большей уверенности он перекинул петлю через металлический поручень и затянул покрепче. Вот теперь порядок! И тут его будто обожгло: подожди-ка, уж не думает ли она… по этой нитке? Догадка была верна, ибо красотка, не теряя времени, забралась на перила, постояла там секунду, глядя вниз, будто перед прыжком в воду с большой высоты, а затем ноги ее осторожно ощупали нитку и сделали шаг вперед.
Захаркин зажмурился, во рту все пересохло от страха, однако в следующую секунду он почувствовал даже некоторое облегчение, ибо понял: ничего этого нет на самом деле, просто сильно перебрал накануне и начинается белая горячка. Хотя с ним такого еще не случалось, Захаркин знал: может привидеться черт знает что. Во время белой горячки можно и концы отдать, видел одного красавца, по телевизору показывали: врачи вокруг стоят, а он будто бабочек ловит. Факт этот Захаркина не столько испугал, сколько раззадорил. Интересно было посмотреть, а что дальше будет. Этакое злое веселье поселилось в душе. Осторожно открыл глаза, обрадовался: незнакомка легко скользила по нитке; самой нитки не видно было, и девушка вроде бы парила в воздухе, чуть балансируя руками, как крыльями. Еще шаг, еще один… Высвеченная солнцем до нестерпимой яркости, юная спортсменка казалась существом неземным. Нитка звенела под ногой, как струна, у Захаркина сердце обрывалось. Никогда так не переживал, даже когда смотрел по телевизору футбол, болел за любимую команду. Только на этот раз не орал, не свистел — вцепился в перила, затаил дыханье… Эх мать честная! После этого и умирать не страшно. Что напился, нисколько не жалел. А иначе увидел бы он когда-нибудь такое? Черта с два! Потому-то люди и пьют. Расслабленно дрожали колени, волна не испытанной прежде радости горячо разливалась по телу. Захаркин ждал незнакомку, полный жгучего нетерпения и странной надежды неизвестно на что.
Между тем юная красавица благополучно достигла перил и спрыгнула на пол. Вся поза ее еще хранила азартную напряженность рискованного трюка, дыхание было еще порывистым, но вот что странно: сейчас, когда Захаркин увидел лицо незнакомки с близкого расстояния, оно показалось ему совсем не таким, как представлялось в момент их легкомысленного диалога. Там была одна, а здесь другая.
— Вот и все. Путешествие окончено. Здравствуйте, мой прекрасный сосед! Я вижу, вам немного не по себе? Сознайтесь! — Захаркин в ответ лишь оторопело сморгнул. — В сущности тут нет никакой фантастики, да и опасность невелика. Нитка достаточно прочная, и, конечно, немного тренировки. Но пора, наконец, представиться. Меня зовут Уилла. А вас? Да не смотрите на меня, как на чудо, протяните руку и потрогайте, я обыкновенный живой человек.
Захаркин, совершенно сбитый с толку, шагнул вперед, как лунатик. В голове все перепуталось. Его, однако, хватило на то, чтобы выдавить из себя имя и фамилию. Если это не видение, так что же тогда? Но едва лишь пальцы ощутили шелковистую мягкость кожи, влажную теплоту все еще напряженного тела, едва только он понял, что перед ним человек, а не призрак, привидевшийся с перепою, как все стало на свое место. Захаркин вспомнил, кто он такой и что от него требуется. Крепость не нужно было брать штурмом, золотые ворота распахнулись сами собой, и, недолго думая, он ринулся в открытую брешь. Но не тут-то было! Его остановило легкое движение руки — жест, каким преграждают путь расшалившемуся ребенку. Он вдруг понял со всей ясностью: эта женщина недостижима для него, как звезда. И то, что она пришла к нему, ровным счетом ничего не значит. Леня осязал под руками гибкое молодое тело, но оно не давалось, ускользало из рук, словно во сне. Захаркиным овладело злое отчаяние. Все ясно: просто надсмеялась, дурочку из себя строила! А силой взять не мог и попытки своей больше не повторял, слишком велико было между ними расстояние, не физическое, а какое-то другое, преодолеть которое было ему не дано. Уилла между тем с любопытством рассматривала Захаркина. Голову чуть откинула, и волосы fчерной волной пролились на обнаженные плечи. Высокий и чистый лоб, тонкий излом бровей, нежный овал лица, в чертах которого читалось спокойное, умное превосходство.
Взгляд ее, один только взгляд вызывал бешеное сердцебиение и муку. Но его спокойная сила обезоруживала и отдаляла. Уилла стояла перед Захаркиным юная и прекрасная, как богиня. Грубое волнение Захаркина, его суетливая страсть, не вызывали у нее ничего, кроме снисходительной доброты, к которой примешивалась некоторая доля чисто женского любопытства. Забастовщик, сотрясаемый дрожью, стучал зубами.
— Захаркин, не суетитесь! — сказала Уилла с мягкой укоризной. — Вы хороший и добрый человек, и я рада, что не ошиблась, избрав для первого знакомства именно вас. Среди людей вашего времени я не знаю еще почти никого, но общее впечатление, хотя оно и успело уже сложиться, нуждается все же в проверке. Поэтому, вы понимаете, мне приходится находить какие-то способы… — Уилла сделала извиняющийся жест. — Только вам следует лучше себя знать и следовать пониманию своих достоинств, а не своих недостатков. Разве любовь начинается так грубо и торопливо? Тот, кто слишком спешит, теряет больше, чем находит.
— Уилла, люблю тебя! — вдруг заныл Захаркин, сотрясаясь, как в ознобе. — Люблю и обожаю! — Тут он рухнул на колени и начал отбивать поклоны, стукаясь лбом о скрипучий паркет. Дерево трещало под мощными ударами, но Захаркин не чувствовал боли: перед ним было существо высшего порядка, и он проникся мистической верой в сверхъестественное — то, что испытывали, должно быть, наши первобытные предки перед своими идолами.
— Богиня, снизойди, уважь! — подвывал забастовщик, делая попытку облобызать босую ногу красавицы и снова стукаясь лбом. Он совсем одурел. Уилла не на шутку встревожилась.
— Захаркин, опомнитесь! — крикнула она повелительно. — Так можно получить сотрясение мозга! Встаньте же наконец, я хочу вам кое-что сообщить.
Едва ли Захаркин ее слышал, ибо все еще находился в состоянии любовного транса и плохо соображал, что ему говорят. Но челобитье, похоже, пошло ему на пользу, в голове сдвинулся какой-то пласт, и оттуда забил мощный поэтический фонтан, ибо Захаркин заговорил вдруг пятистопным ямбом, как Васисуалий Лоханкин.
