Сатанбургер - Меллик-третий Карлтон (е книги TXT) 📗
Маленький язычок спускается вниз по моей шее и телу, оставляя мокрый след. Он несколько раз облизывает мой член, а потом проталкивает его в отверстие для питания. Тут она начинает скакать, подпрыгивать и чесать волосы на моей груди своими голубыми когтями. Наши глаза вошли в глубокий контакт. Водоворот.
Божье око на улице:
Христиан отвлекается от сигары, когда замечает, что люди на улице танцуют так же бешено, как толпа на складе, будто гремящий хард-кор настолько силен, что подчиняет любого, кто его слышит.
Потом небольшая группа уличных атакует склад с криками о жажде крови. Христиан падает, спотыкаясь, забирается внутрь и захлопывает дверь… Он закрывает дверь в двух местах и наваливается на нее всем телом.
Безумные атакуют ее, пинают и колотят…
Христиан призывает на помощь, но слова тонут в громкой песне.
Тусовка выходит из-под контроля. Люди подминают стулья и гитары и бьют друг друга. Пивные бутылки разбиваются о головы, стекло покрывает пол, один из скинхедов режет всех осколком, раненые продолжают танцевать, заливая кровью пол…
Гроб старается спасти свое оборудование, но огромный, похожий на моржа мужик ударяет его микрофоном, отправляя в болезненный сон. По его шее струится кровь.
Теперь голубая женщина водит по моему лицу обычным языком. Она наклонилась вперед, так что ее груди массируют мою грудь.
Она закусывает мое плечо и двигается кругами, в такт, из нее вытекает холодная жидкость желтого жестокого удовольствия.
Люди трутся о высокомерные произведения искусства. Они ранятся о их шипы и ножи. Соски-кинжалы Фрии врезаются в танцующих, сразу в двух или трех, и их кончики становятся красными.
Нэн и даже Джин присоединяются к разрушению. Они стоят рядом со скульптурами и держатся друг за друга, Нэн безумно смеется от боли, которую причиняет ей осколок стекла, врезавшийся в ногу. Дреды Джина исполняют змеиный танец. Они атакуют лица скинхедов, крича от возбуждения. Завтрак сидит в кармане у Джина и впервые сожалеет, что лишился запястья.
Христиан удерживает дверь всем своим небольшим весом, пока безумцы с криками ломятся снаружи, круша окна и украшения во дворе. Кое-кто забрался на крышу и бьет ногой в черепицу, желая свалиться внутрь. Другие швыряют камни в окна прямо в танцующих, оставляя у них на коже синяки.
Голубая женщина отклоняется назад, она неотрывно смотрит на меня, а я на нее. Она использует ноги, чтобы двигаться быстрее. Она изгибает свою спину, как гусеница, груди бьются друг о друга… океанские волны бегут по складкам тела. Она как будто едет по кочкам, разбивая мой череп о бетон, без остановки, вспышка боли при каждом движении…
Ее руки превращаются в когтистые лапы и рвут мою грудь, вскапывая ее пурпурными ногтями, заставляя мою кровь присоединиться к игре.
Когда я кричу, боль становится божественно-сильной. Неистовые животные раздирают меня на части ради пропитания – эта идея мне нравится. Я ее слабый и хнычущий раб.
А ведь ей всего четыре.
Один скинхед летит на соски Фрии. Они пронзают оба его легких и мгновенно его убивают. После этой первой смерти сборище превращается в гигантский танец смерти.
Люди бросаются на колючие статуи, обнимаются с ними в ритме музыки. Пальмовое дерево, ветряная мельница, кактус, монстр и Фрия вспарывают животы.
Бледная кожа Водки покрыта кровью и кусками жира от гамбургеров. Он начинает мастурбировать, измазывая свой член брызгающей красной спермой.
Неистовая резня продолжается до тех пор, пока почти все не покрываются страшными ранами. Но никто не умирает, потому что смерти больше не существует. Так что толпа продолжает биться, резать друг друга, хотя крови больше не осталось, не хватает некоторых конечностей и выступов на лице, все падают в кровавый бассейн, но иногда кто-то снова поднимается.
Джин кидается на шипы скульптуры-кактуса, его нога застряла между двумя шипами, и дюжина длинных иголок пронзила его лодыжку, захватив в ловушку посреди адской толпы. Он видит лишь мерные удары армейских ботинок по своему телу, но его тело может испытывать лишь душевную боль.
Голубая женщина продолжает терзать мою плоть, стараясь проковырять ее до самого пола. Кровь хлещет из меня пульсирующим потоком, пропитывая простыни.
Я продолжаю кричать. Она начинает бить меня левой рукой, а когтями на правой продолжает кромсать. Кулаки проходятся по моему лицу и рту, может быть, чтобы я прекратил хныкать и орать.
Я вытягиваю руки и начинаю душить ее, пытаясь вернуть ей частицу боли, но кажется, ей это нравится. Она еще больше возбуждается и бьет быстрее, обеими руками сразу. Бьет мой член внутри себя, бьет костяшками пальцев по лицу…
Входная дверь ломается, и Христиана захватывает кровавый танец, унося прочь от уличных, которые набрасываются на панков, танцующих вокруг. Оргия-сражение. Сид продолжает кричать, боевая кровь заливает ему глаза. Люди с улицы присоединяются к танцу. Их черепа разбиваются о неумолимые скульптуры, когда они пытаются добраться до Сида на сцене и заткнуть его. Кто-то начинает рушить склад. Скинхеды набрасываются на них с ножами и бьют железными цепями.
Голубая женщина прекращает колотить меня, когда я кончаю, вбрасывая еду в ее пищевое отверстие. Кажется, что она кончила тоже, сотрясаясь мышцами бедер и половых губ. Но это не настоящий оргазм. Просто похожее на рот влагалище проглотило мою сперму, чтобы далее использовать для системы-механизма. Я высыхаю, она прекращает вибрировать. Она падает на мое покалеченное тело, усугубляя боль своим прикосновением…
Я чувствую, как она удовлетворенно улыбается, слизывая кровь с моего лица своим прохладным языком. Потом она засыпает, уткнувшись лицом в мою изуродованную кожу.
Уличная толпа избивает рок-группу, Губошлепа, разрушает все оборудование.
Музыка больше не звучит.
Я слышу, что звуки битвы не смолкают – крики, удары, грохот – всю ночь. Валяюсь на кровати, смотрю в потолок-карусель. Я – разодранная тряпка под спящей собакой.
Кровь медленно вытекает.
[СЦЕНА ВОСЕМНАДЦАТАЯ]
СМЕРТЬ ОДНОГО ГОРОДА
Прошлой ночью Риппингтон умер.
Он просто взглянул на людей у себя внутри и решил, что такую жизнь волочить дальше не стоит, потому что жители неуправляемы и не способны снова стать цивильными обывателями. Город не нашел причин жить дальше.
Так что он поворочался в постели и умер.
Этим утром запах его гниющего трупа можно почувствовать в воздухе, на всех улицах и внутри всех зданий. Дождь безумия выглядит молотым перцем на сером небе. Не работает ни одна организация, ни одна валюта больше не в ходу. Не осталось ни еды, ни воды для выживания, и никого это не волнует. Ни у кого не хватает ума даже на то, чтобы уйти из города и поискать пищу. Все просто ждут смерти и превращения в зомби.
Риппингтона больше нет. У нас больше нет города, мы живем в его бренных останках, и сами неумолимо превращаясь в останки.
Малышка Земля смотрит, как мы умираем, и смеется.
Я просыпаюсь от того, что дождь барабанит по крыше, а голубая девушка уперлась мне в раны, обсасывает мой член своим пищевым отверстием, не настолько голодна, чтобы поесть, просто облизывает вагиной, восседая на мне, как резиновая кукла.
Когда она видит, что я проснулся, то дает языку отдохнуть и пристально смотрит на меня. Ее БОЛЬШИЕ глаза, как всегда, увлекают меня в свою бездну, но что-то не так в этом взгляде. Кажется, будто прибавилось что-то еще. Что-то очень похожее на… любовь.
