Т. 14 Чужак в стране чужой - Хайнлайн Роберт Энсон (чтение книг txt) 📗
— Я скажу, Джубал. А что это будет такое?
— Откуда мне знать? Ну, вот, вроде того, что ты только что делал… или вроде как оставаться под водой дольше, чем мы. Х-м-м… Дюк!
— Начальник, у меня руки заняты пленкой.
— Но язык-то у тебя свободен? Я заметил, что вода в бассейне мутная.
— Я насыплю сегодня осадителя, а утром вычищу дно.
— А как там показатели загрязнения?
— Все в порядке, эту воду вполне можно пить, мутноватая только, но это не страшно.
— Тогда ничего с ней и не делай. Почистишь, когда я скажу.
— Кой черт, начальник, неприятно же в таких помоях купаться.
— Кто шибко брезгливый, может позагорать на песочке. И вообще, кончай отбрехиваться. Пленки готовы?
— Еще минут пять.
— Хорошо. Майк, ты знаешь, что такое пистолет?
— Пистолет, — начал Смит, — это один из типов огнестрельного оружия. Он предназначен для метания снарядов посредством силы взрыва какого-либо взрывчатого вещества, чаще всего пороха. Состоит из ствола, представляющего собой трубу, закрытую с одного конца, где…
— Хватит, хватит. Ты его грокаешь?
— Я не совсем уверен.
— Ты видел когда-нибудь пистолет?
— Я не знаю.
— Ну как же, — удивилась Джилл, — конечно же, ты видел. Майк, вспомни еще раз тот случай, о котором мы говорили, в комнате с травяным полом. Только, ради Бога, не расстраивайся. Один человек меня ударил.
— Да.
— Потом другой направил на меня некую вещь…
— Он направил на тебя плохую вещь.
— Вот это и был пистолет.
— Я тоже думал, что это плохая вещь, может быть, называется «пистолет». Вебстеровский новый международный словарь английского языка, третье издание, выпущенное…
— Хорошо, хорошо, сынок, — поспешно прервал его Харшоу. — Так послушай, если кто-либо направит пистолет или еще что-то в этом роде на Джилл, что ты тогда сделаешь?
На этот раз Смит думал дольше обычного.
— Ты не рассердишься, если по моей вине пропадет пища?
— Нет. При подобных обстоятельствах никто на тебя не рассердится. Но я хотел бы узнать другое. Смог бы ты сделать так, чтобы оружие исчезло, а человек остался?
Идея показалась Смиту привлекательной.
— Сберечь пищу?
— Ну, я, собственно, не совсем об этом. Ты мог бы, чтобы пистолет исчез, а человек не пострадал?
— Джубал, он совсем не будет страдать. Я заставлю пистолет исчезнуть, а человека остановлю. Он не почувствует ни малейших страданий. Он просто развоплотится. И пища останется целой.
— Охотно верю, — обессилено вздохнул Харшоу. — Но можешь ты сделать так, чтобы пистолет исчез, а больше ничего не случилось? Не «останавливать» человека, не убивать его — вообще ничего с ним не делать?
Смит немного подумал.
— Это будет легче, чем делать и то и другое сразу. Но, Джубал, если я сохраню его в телесной форме, он может как-нибудь навредить Джилл. Если я не ошибаюсь, грокая.
Харшоу напомнил себе, что этот неискушенный младенец совсем не младенец и совсем не неискушенный. Напротив, он весьма искушен в культуре, далеко — непостижимо далеко — превосходящей человеческую. И что все эти наивные замечания исходят от супермена, если уж не совсем супермена, то в ближайшем приближении. Поэтому он ответил Смиту, тщательно подбирая слова — эксперимент предстоял весьма и весьма опасный.
— Майк… если наступит… «момент выбора»… когда Джилл окажется в опасности, делай для ее защиты все возможное.
— Да, Джубал. Я сделаю.
— И не беспокойся насчет пищи. Ни о чем таком не беспокойся, главное — защити Джилл.
— Я всегда буду защищать Джилл.
— Но вот если, скажем, кто-нибудь направил пистолет или даже просто взял его в руку. Если будет нужно уничтожить пистолет, не убивая человека, сможешь ты сделать такое?
— Думаю, я это огрокал, — на этот раз Майкл ответил почти без паузы. — Пистолет — плохая вещь. Но может потребоваться, чтобы человек остался воплощенным. — Он секунду подумал. — Да, я смогу это сделать.
— Хорошо. Майк, сейчас я покажу тебе пистолет. Пистолет — плохая вещь.
— Пистолет плохая вещь. Я его исчезну.
— Только не делай этого сразу.
— Нет?
— Нет. Я начну направлять пистолет на тебя, но не должен успеть — ты сделаешь, чтобы он исчез. Только при этом не останавливай меня, не убивай меня, не причиняй мне вреда, не делай со мной вообще ничего. Не нужно, чтобы пища пропадала зазря.
— Нет, — взволнованно пообещал Майкл, — этого я ни за что не сделаю. Я очень надеюсь, что после твоего, брат мой Джубал, развоплощения, мне будет позволено съесть часть тебя, возлюбляя и восхваляя каждый разжеванный кусочек… пока я не огрокаю тебя во всей полноте.
Перспектива не вызывала у Харшоу особого энтузиазма, но он взял себя в руки и ответил с подобающей случаю торжественностью:
— Спасибо, Майк.
— Это мне следует благодарить тебя, брат мой, а если будет так, что я буду избран прежде тебя, надеюсь, ты сочтешь меня достойным огрокивания. Ты и Джилл, вы поделитесь мной. Вы поделитесь мной? Ты обещаешь?
Подняв глаза, Харшоу увидел на лице Джилл серьезное, невозмутимое выражение и подумал, что опытную, всякого в жизни повидавшую медсестру, не так-то просто вывести из себя.
— Мы с Джилл поделимся тобой, — все так же торжественно. заверил он Майка. — Но я очень надеюсь, что в ближайшее время никто из нас не станет пищей.
Харшоу открыл ящик стола и вынул старый, полицейского образца револьвер.
— Ну, Майк, готовься. Давай.
Он вскинул оружие… Оружие? В руке ничего не было.
— Великолепно! — констатировал Джубал, с трудом уняв внезапную дрожь. — Ты уничтожил револьвер, не дав мне прицелиться.
— Я очень счастлив.
— Я тоже. Дюк, а это будет на пленке?
— Ага.
— Прекрасно. Ну, ладно, детки, — вздохнул Джубал, — пока что все. Бегите, порезвитесь на травке.
— Начальник? — заговорила молчавшая до этого времени Энн. — Ты расскажешь мне, что там на этих пленках?
— А ты что, не останешься посмотреть?
— Нет, ни в коем случае. Я не могу. Во всяком случае, те их части, где я была Свидетелем. Но все-таки интересно знать — съехала у меня крыша или нет.
— Ладно, расскажу.
13
— А что это у тебя морда такая кислая? — поинтересовался Харшоу у Дюка, когда остальные ушли.
— Ничего не кислая, мне просто хотелось бы знать, долго ли нам придется терпеть общество этого упыря?
— Упыря? Он — упырь, а ты — чурбан неотесанный.
— Хорошо, пусть я чурбан неотесанный. Может, наш Канзас и глухая дыра, но уж людоедством-то там никто не занимается. Пока этот тип не уберется, я ем на кухне.
— Вот так вот, значит? — хищно процедил Харшоу. — Чек Энн выпишет за пять минут, еще десять минут на сборы. Этого более чем достаточно, чтобы сложить твои комиксы и запасную рубашку.
— Что? — Дюк чуть не выронил проектор. — Это же совсем не значит, что я отказываюсь от работы.
— Для тебя не значит, а для меня значит.
— Но… А кому, собственно, какое дело, что я никогда на кухне не ел?
— При совершенно иных обстоятельствах. Я не могу допустить, чтобы человек, живущей под крышей моего дома, отказывался есть за моим столом, заявляя, что ему не нравятся некоторые из моих сотрапезников. Я — представитель почти исчезнувшего племени ветхозаветных джентльменов. Иначе говоря, я могу быть абсолютным сукиным сыном, когда у моей левой ноги возникнет такое желание. Вот оно у нее и возникло, я никогда не позволю, чтобы какой-то там невежественный, полный предрассудков раздолбай говорил мне, кто достоин есть за моим столом. Я обедаю с мытарями и грешниками, и это мое личное дело. Но я никогда не преломлю хлеба с фарисеями. {35}
— Врезать бы тебе за такое, — с ненавистью выдавил Дюк. — Ну точно врезал бы, будь ты помладше.
— А ты не стесняйся, не стесняйся. Возможно, я и не такая развалина, как тебе кажется. А если нет, тогда будет шум, и народ сбежится. Как ты думаешь, справишься ты с Майком?
