За холмом (СИ) - Шишкин Дмитрий (бесплатные версии книг .TXT) 📗
– Да, – голос был настолько слаб, что мальчик сам его испугался.
Задние гробоносцы вежливо опустили прогнивший ящик на землю. Мальчик попытался встать. Тело ныло безумно, он приподнялся на локте. В передних рядах грохнулась ещё одна уродина.
– Дядя, – тихо позвал самый мелкий из семейства «зайцев».
– Да?
– Они понимают по-нашему? – он красноречиво обвёл глазами толпу страшных людей.
– Нет, почти никто. Их не учат, они говорят по-своему… – дед задумался на секунду, – вернее, по-нашему. Это примитивный язык, если ты захочешь, ты его скоро выучишь.
– Почему примитивный?
– Когда-то, очень давно, на нём писались стихи и книги, учебники и научные трактаты. Потом решили избавиться от иностранного влияния, начали со всех заимствованных слов. В итоге наукой стало возможно заниматься только на иностранных языках, искусство изучать – тоже. А сейчас нам и вовсе не разрешено много думать, у нас нет литературы и науки, нам не о чем разговаривать. Поэтому и слов мало. Они нам не нужны. Язык деградировал.
– А почему они такие уроды?
– Моя внучка тоже понимает нас.
– Где она?
– Вот! – дед подвинул прямо к лицу собеседника девочку, такую же уродливую, как и остальные.
Она смотрела огромными на маленьком, перекошенном природой, лице глазами и, казалось, не понимала ничего.
– Прости.
– Не за что! Им не с кем себя сравнивать, все такие. Так что это – норма. Это я, такие старики, как я, и ты выглядим ненормальными, – дед секунду поколебался. – И твои, видимо, родители.
– Мама! Папа! Где они, где? – мальчик вскочил, буквально выпрыгнул из гроба.
– Они живы. Это пока всё, что я могу тебе сказать.
Старик громко что-то скомандовал на незнакомом языке, уродливая молодёжь, кроме его внучки, стала расходиться, прихватив с собою пустой гроб. Мальчик осмотрелся. Всё вокруг было не менее странным, чем жители этого чудного места.
Они стояли посередине широкой и длинной улицы некогда, видимо, большого города: дорога была мощена камнем, и он почти весь был целый, хотя очевидно, что за мостовой очень много лет никто не ухаживал. Треснувшие и рассыпавшиеся булыжники встречались довольно часто, хотя общего вида, надо было отдать должное древним строителям, это особо не портило.
По обеим сторонам дороги виднелись полуобвалившиеся трёх– и четырёхэтажные дома. Жилыми выглядели только первые этажи, перед которыми брусчатка была расковыряна, и на месте этих раскопов росли овощи и зелень. Дорога шла с небольшого пригорка, из-за которого не видно было её начала, и вела неизвестно куда – дальше всё заросло кустами. Деревьев вообще нигде не было видно. Иногда встречались пни. Вдоль дороги стояли столбы. На каждом третьем висел почерневший от времени громкоговоритель, а на натянутых между столбами проводах было развешано бельё.
Но самое интересное было не это. Вся обочина была уставлена памятниками. Конными, в рост, бюстами. Их было не счесть. Некоторые выглядели очень старыми и сделаны были на совесть, красиво, из мрамора и гранита. Другие были поновее, подешевле и пострашнее: уже из песчаника, бетона или гипса, кони были непропорциональные, лица – чрезвычайно грубые, а фигуры – геометрические. Ещё хуже выглядели самые свежие: они были слеплены из глины, некоторые – из необожжённой, и уже разваливались, что их даже красило, настолько убого они смотрелись.
– Дядя? – немного окрепнувшим голосом спросил мальчик.
– Я тут, – ответил седой незнакомец.
– Это кто? – мальчик развёл руками.
– Это герои.
– Почему у них такие суровые лица? Они все хотят в туалет?
Дед хмыкнул. Неожиданно в беседу вмешалась его внучка.
– Ты очень плохо всё понимаешь! Это – герои! Ты понимаешь? Герои! Они не могут улыбаться!
– Почему? – мальчик растерялся.
Внучка седого дядьки была чуть старше его, но выглядела как дурочка, при этом явно собиралась поучить его жизни.
– А где ты видел героев со счастливыми лицами? Как может герой радоваться, если ему, чтобы совершить подвиг, приходится убивать других людей? – девочка была настроена решительно.
– Разве обязательно убивать, чтобы стать героем? – мальчик хлопал глазами, как маленький, хотя давно считал себя большим.
– Понимаешь, – дед решил сгладить нараставший конфликт между воспитанными в разных культурах детьми, – героем можно стать и спасши кого-то. Но тогда ты станешь героем на один день. Потому что это скучно, на следующий день все про этот поступок забудут и памятника никто не поставит. Запоминаются только самые интересные геройства. А чем больше людей погибло – тем история интересней и геройство больше, понимаешь?
– Не понимаю!
– Ладно, пойдём. Ты будешь жить у меня, пока всё не разрешится.
– Пока что не разрешится?
– Тут всё непросто, ни о чём не спрашивай, умоляю тебя, это ничему не поможет. Твои папа и мама живы, они здесь, но ты их не сможешь пока увидеть. Совет старейшин должен решить вашу судьбу. Но не переживай, ты со мной теперь, я о тебе позабочусь.
Они пошли по этой старой дороге: пожилой, но очень годный мужчина, его слегка искорёженная природой внучка, бойкая, живая, с прямыми ногами и таким же прямым умом, и наш мальчик. Все трое держались за руки. Начинался закат. Большой холм, нависший над городом, возвышался точно на западе, поэтому заходившее солнце село прямо на его вершину, словно насадившись на еле заметную днём, а сейчас ярко высвеченную красно-оранжевым шаром мачту, венчавшую эту возвышенность. Холмы поменьше сплошной грядой опоясывали город и тянулись вдаль и слева, и справа, покуда видел глаз.
Глава III. День первый и полвторого. Замок
Путешественница очнулась на шёлковой простыне. Она с трудом приподняла голову, чтобы оглядеться. Простыня местами расползалась от старости, но была чисто выстирана и аккуратно выглажена. Наволочка на подушке и покрывало тоже были шёлковыми, как и ночная рубашка на женщине. И это был настоящий, самый дорогой шёлк, который она когда-либо видела в жизни. Более того, всё это было вышито золотом.
Женщина еле двигалась, всё тело болело, но любопытство придаёт «слабому полу» поистине невиданную силу. Она досконально изучила постель, ощупала вышивку и пришла к выводу, что золотые нити тоже настоящие, таких не делают уже лет сто, и вышивка ручная. Вещи наверняка были антикварными, над ними корпели когда-то златошвейки, про которых она читала только в сказках.
Комната, в которой она проснулась, тоже напоминала о детских сказках, скорее всего, это был зал настоящего замка. Витражные окна, старинная дубовая кровать с балдахином, огромные резные двери, золочёные канделябры и гигантских размеров люстра под высоким потолком. И кругом – картины, картины, картины в массивных позолоченных рамах.
Позолоты и прочего великолепия вокруг было так много, что «мушки» в глазах, и без того прыгавшие от нестерпимой ломоты в голове, только ускорили бег.
– О боже! – выдохнула она.
Голова закружилась, женщина потеряла равновесие и ухватилась за первое, что попало под руку. Это был широкий шёлковый шарф, свисающий сверху, с бахромой на одном конце и большим позолоченным колокольчиком для вызова прислуги на другом.
Тотчас в комнату заглянула служанка в фартуке и чепце белого цвета – тоже, как из книжек или исторических фильмов, правда, внешности не сказочной: её огромная нижняя губа свисала до подбородка. Девушка хлопала глазами, не зная, как себя вести с незнакомкой, затем произнесла какие-то странные гортанные звуки с вопросительным выражением.
Испуганная путешественница подтянула ноги к груди, натянула покрывало по самые глаза и прильнула к спинке кровати.
– Где я?
Служанка исчезла за дверью.
Минуты через три послышались тяжёлые шаги. Дверь отворилась с такой лёгкостью, будто была из картона. В комнату вошёл тучный человек в блестящем выше всякой меры парчовом халате. Голова его была абсолютно лысой, да ещё и натёрта, очевидно, каким-то масляным снадобьем, отчего сверкала. Блестели и его глаза, глубоко посаженные и на заплывшем лице практически пропавшие, выдавали себя они только этим влажным мерцанием.
