Перевозчик (СИ) - Осворт М. "athwart" (книги регистрация онлайн TXT) 📗
В продолговатой медной шкатулке покоилась бритва, которой старик пользовался изредка, от случая к случаю, в основном позволяя бороде свободно расти, достигая некоторой длины; изящные ножнички для стрижки ногтей; помазок из густой щетины; пара - одна в другой - плошек, служивших для мыла и теплой воды. Посеребренную их поверхность покрывал тонкий узор, сплетенный из букв древнего алфавита - того самого, на котором написано было представленное в сборнике Онди стихотворение. Мичи залюбовался ими, и задумался снова об Онди. Он словно узнавал старика с неведомой еще стороны: принадлежавшие тому вещи - стоило присмотреться - поражали сдержанной, но отчетливой красотой: продуманной, весомой, неброской. Наглядевшись вволю на бритвенные приборы, время пользоваться которыми для него еще не пришло - хотя было, пожалуй, не за горами - Мичи продолжил свои изыскания. Под крышкой следующей коробки, довольно вместительной, хранился запас иголок и ниток. Онди, похоже, во всем старался придерживаться самодостаточности: предпочитал, где только было можно, обойтись собственными своими силами. Во всяком случае, содержимое коробки позволяло и приставить латку к прохудившейся ганте, и заштопать рваный мешок - а то, пожалуй, даже и парус; можно было бы починить кожаную обувь, и даже, худо-бедно, переплести книгу. Мичи молча кивнул, одобряя жизненный уклад старика, который открывался ему понемногу, наполняя все большим пониманием и уважением. Набор увеличительных стекол разных размеров, так же оправленные в латунь; смотанный отрезок крепкого шнура длиной точно в гакку - четыре локтя - заканчивавшийся заостренным медным наконечником, что позволяло использовать его не только для измерения расстояний, но и в качестве отвеса; песочные часы на одну вонту - тридцать вторую часть суток; маленькие разборные весы с деревянными чашками и медными гирьками; набор циркулей, угольников и сложных измерительных инструментов, применявшихся при составлении строительных планов, а также морских и небесных карт; несколько превосходных складных ножей разной длины и формы; пара ложек - видимо, про запас - в одном с ножами отсеке. Пустая коробка; и еще одна. Мичи открывал их друг за дружкой, вынимал из сундука и расставлял на полу. Сняв крышку со следующей, Мичи тут же закрыл ее обратно: плоская шкатулка была заполнена ровными стопками серебряных кошти. Наверное, нельзя было назвать это целым состоянием - но, по меркам Мичи, неожиданно свалившееся на него богатство было просто невероятным. Открыл снова, пересчитал. Восемь на восемь столбиков, по восьми монет в каждом. Даже не получая никакого больше дохода - ровно на год спокойной жизни, если не позволять себе лишнего. Безмятежность и умиротворение, всегда свойственные Онди, покоились на крепком, довольно-таки, основании.
Под уже извлеченными Мичи частями этой объемной головоломки находилось встроенное продолговатое отделение, крышка которого приподнималась одновременным нажатием на любые два уголка. Там хранились четыре курительных трубки с длинными мундштуками, каждая завернута в лоскут плотной ткани. Мичи никогда не видел, чтобы старик попыхивал - тем не менее, трубки явно долго были в употреблении, и, вероятно, принадлежали тому периоду жизни Онди, когда они не были еще знакомы. Одна из них напоминала изящно изогнутый водосток с широким раструбом; другая представляла собой удлиненный конус с примыкавшим коленчатым чубуком, и походила на своего рода кирку; обе были гладко отполированными, и естественный рисунок дерева проступал отчетливо, образуя таинственный узор на светлой поверхности. Еще одна больше всего похожа была на горшочек с длиннющей ручкой: округлый, приземистый и вместительный; вся испещренная множеством ямок, щербинок, выбоинок и бугорков, на первый взгляд она могла показаться несколько неказистой - но стоило взять ее в руку, как чаша вливалась в ладонь, словно занимая законное свое место, а пальцы находили в скольжении по неровной ее, шероховатой поверхности сложное, странное удовольствие. Последняя представляла собою ровный простой цилиндр, сплошь покрытый тонкими вертикальными бороздками; в отличие от остальных, эта могла устойчиво стоять на плоском своем основании, не опрокидываясь на бок - вероятно, это делало ее особо удобной, когда возникала потребность время от времени отложить трубку - как при письме.
Трубки все еще хранили запахи куренных некогда табаков, каждая - свой, непохожий на остальные; небольшой запас табаку нашелся тут же, в латунной коробке, плотно закрытой и запечатанной воском. Открыв ее, Мичи вдохнул пряный, будоражащий запах, отдающийся смутным узнаванием где-то в глубине памяти и совершенно не поддающийся описанию. Запах не был похож ни на что определенное - и, одновременно, вызывал целый вихрь воспоминаний - слово «воспоминание» было здесь не вполне подходящим, но другого Мичи подобрать не умел - о чем-то знакомом, забытом, а то и вовсе еще неведомом.
Прямо под отсеком с трубками, в левой нижней части сундука, отделенная сдвижными створками, располагалась небольшая библиотечка. Сердце Мичи замерло. Восторженный книголюб-самати, он не мог и представить себе подарка роскошнее. Только подумать: книги, лично отобранные для себя, среди бесконечного множества, человеком, что всю свою жизнь провел в их окружении! До сих пор, разглядывая принадлежавшие Онди предметы, Мичи не увидел ни одного случайного, неведомо как сюда затесавшегося: все они были явно выбраны вдумчиво, и, собранные вместе, несли на себе отчетливый отпечаток личности их владельца. Мичи вздохнул, покачал головой, не в силах поверить своей удаче, протянул руку и достал первую книгу: ту, что стояла крайней.
Переплет красно-коричневой кожи, украшенный тисненым орнаментом; осыпавшийся уже золотой обрез; плотная желтоватая бумага. Книгу явно читали, читали много и часто: впечатления новой она совершенно не производила. Мичи хотел было, по привычке, тут же и углубиться в чтение - но одернул себя, решив, что следует вначале достать остальные, ждущие своей очереди сокровища: рассмотреть их как следует, подержать в ладонях, вдохнуть их запах, скользнуть пальцами по кожаным переплетам - да и потом подождать еще, дать улечься водовороту своих впечатлений, успокоить волну накативших чувств, дождаться, пока утихнет бешено стучащее сердце, и затем только приступать к знакомству более глубокому, неторопливо и бережно. Целая жизнь старика, воплощенная в бумаге и дереве, меди и серебре, стекле и коже, лежала сейчас перед ним - и разве достаточно было беглого взгляда, чтобы охватить ее целиком, вникнуть во все детали, ощутить их тайную взаимосвязь? Одну за другой Мичи вытаскивал книги из сундука, вертел в ладонях, прижимал к лицу, вбирая запахи старой бумаги, чернил и потертой кожи. Стопка перед ним росла. Мичи почувствовал, что захлестнувшая его было буря стихает, готовится отступить, и позволил себе ознакомиться с названиями книг, составить хотя бы самое общее впечатление о том наслаждении, что ожидало его - и принадлежало теперь ему безраздельно.
«Песни песчаных холмов»: так называлась книга, которую вытащил Мичи первой. Она представляла собой двуязычный сборник поэзии земель Вакабаси, островов, лежащих от Ооли далеко-далеко к западу. Что было известно Мичи о Вакабаси? Волны песчаных дюн, редкие клочки чахлой растительности и приземистые, косматые звери вака, к которым обитатели тамошних мест питали чувства, граничащие с преклонением - что не мешало им, впрочем, использовать этих животных для передвижения по своей пустынной земле, обрабатывать ее, с их же помощью, под посевы, отапливать жилища высушенным на солнце навозом и даже употреблять в пищу их грубое, волокнистое мясо. Молоко вака, а в особенности - приготовленные из него сыр и масло, почитались на Вакабаси пищей едва только не священной, в иных же землях служили предметом страсти тонким ценителям кулинарных радостей; в Ооли продавались они на вес серебра, так что не было ничего удивительного, что Мичи их до сих пор не пробовал. Главной же ценностью Вакабаси, безусловно, оставалась густая и мягкая вачья шерсть, которой вакабани и торговали с немалым успехом во всех уголках известного мира. Сотканные из лучших ее сортов ковры стоили денег поистине баснословных; шерсть обыкновенная, спряденная в прочную толстую нить, шла на теплую вязаную одежду; из той, что попроще, с добавлением волокна водоросли кахенга, изготовлялись накидки и одеяла. Вспоминались еще, пожалуй, встреченные не раз описания Каурты - города древнего, белокаменного, затерянного в песках, с устремленными в вечно безоблачное небо точеными башнями, тенистыми навесами и круглыми, выпуклыми крышами жилищ; на этом, собственно, все. Поэзия Вакабаси? О таком еще Мичи слышать не доводилось: все известные ему стихотворцы были, по преимуществу, оолани - или, хотя бы, провели в столице немалую часть жизни. Впрочем, судить о книге, не прочитав ее, было не в его правилах - и Мичи отложил, до поры, песчаные эти холмы с их песнями.
