Через вселенную - Рэвис Бет (читать полную версию книги txt) 📗
— Я никогда не буду, как ты! Никогда! Это все ложь! — я перевожу взгляд туда, куда он указывает, и вижу звезды. Они такие красивые. Блестящие. Яркие. Совсем не такие, как дома.
Сердце пропускает удар, на мгновение я забываю, как дышать. Дома? Но дом здесь. Зачем думать о других звездах? У меня есть эти. Их мне хватит. Они красивые. Блестящие. Яркие.
— Во что ты играешь? — слышу я крик Старшего и понимаю, что снова отвлеклась от разговора.
Нельзя отвлекаться.
Но… почему? Это ко мне не относится.
«Нет, относится», — шепчет мне внутренний голос.
«Как?» — спрашиваю я.
Но ответа нет.
— Ты маленький нахал. — Старейшина наклоняется ближе к Старшему. — Им нужна надежда, ясно? Им нужны красивые блестяшки…
Я поднимаю глаза на красивые блестяшки. Они красивые. И блестящие.
Моргаю. Куда делся звук?
Старший со Старейшиной оба смотрят на меня.
Надо что-то им сказать? У них такой вид, будто они хотят от меня что-то услышать.
Но что мне им сказать?
— Эми? — тихо зовет Старший.
Старейшина усмехается, обнажая зубы. В животе снова все сжимается, я чувствую на языке горечь, но уголки губ ползут вверх в ответ на его улыбку. Старейшина наклоняется ко мне. Гладит по щеке. При его приближении мне почему-то вдруг хочется отшатнуться. Но это глупо… с чего вдруг? Я остаюсь на месте. Он берет мое лицо в ладони и притягивает меня к себе.
— Убери от нее руки, — рычит Старший.
— Ты что, не видишь? — спрашивает Старейшина. Наверно, он обращается к Старшему, а не ко мне, хоть и смотрит на меня. — У людей на «Годспиде» простые потребности, простые желания. Дай им ярких огоньков, и они назовут их надеждой. Дай им надежду, и они сделают все, что угодно. Будут работать, когда не хотят. Будут размножаться, когда кораблю нужно пополнение. И все это — с улыбкой на лице.
Губы Старейшины изгибаются в улыбке. Глаза — такие теплые, карие и уютные — глядят в мои глаза.
Я улыбаюсь в ответ.
54
Что-то случилось. С Эми что-то случилось.
— Что с тобой? — спрашиваю я. Она моргает.
— Ничего.
Нужно отвести ее к Доку. Не знаю, можно ли ему доверять, но кто еще поможет? Старейшине уж точно доверять нельзя.
Скорей увожу Эми с уровня хранителей и подальше от Старейшины. От страха и восторга, с какими она впервые поднималась по гравтрубе, не осталось и следа — они сменились вялым безразличием. Послушно, как собака, она следует за мной по дорожке больничного сада, тупо глядя вперед — не на цветы, не на статую Старейшины, а просто вперед. Сомневаюсь, что она вообще что-нибудь замечает.
На первом этаже Больницы не меньше десятка людей. Половина — пожилые, остальные помоложе — сыновья и дочери, которые привели их сюда.
— Она не в себе, — говорит мужчина, наклоняясь к полной медсестре с дряблыми руками, заведующей отделением «скорой помощи». — Чересчур стара для гравтрубы, но я ей рассказал про собрание, которое было на уровне хранителей. И кажется, она из-за него свихнулась. Все путает.
— Ничего я не путаю, — скрипящим голосом возражает старушка у него за спиной. — Я его помню ясно, как день. Звезды со светящимися хвостами. Единственный раз, что я видела звезды.
Я тяну Эми за собой, как растерянного ребенка, но, если честно, я растерян куда больше, чем она.
Медсестра с дряблыми руками кивает мужчине.
— Ты не виноват. У пожилых часто к старости все в голове путается. Для таких у нас есть места на четвертом этаже. Я ее отправлю туда, к Доку на осмотр.
— Спасибо, — со вздохом облегчения говорит мужчина и оборачивается к старушке. Поговорив с ней, поручает заботам медсестры, и та ведет старушку к лифту, где уже стоим мы с Эми.
— Ты — Старший. Тот, который не умер, — говорит старушка, увидев меня. — И девочка-эксперимент, про которую нам Старейшина говорил.
— Здравствуйте, — улыбается Эми, протягивая женщине руку. Если до этого у меня еще были сомнения, точно ли с Эми что-то случилось, то сейчас они исчезли. Эми — нормальная Эми, та, которую я знаю — ни за что не позволила бы называть себя экспериментом.
— Они говорят, я больна, — сообщает старушка Эми.
— Тут Больница, — Эми говорит просто и предметно, словно маленький ребенок.
— Я не знала, что больна.
— Ты просто запуталась, милая, — мягко произносит медсестра. — Путаешь прошлое и настоящее.
— Это плохо. — Эми широко распахивает глаза.
Двери открываются, и мы все заходим в лифт. Я нажимаю кнопку третьего этажа. Медсестра тянется и нажимает четвертый.
— Что там, на четвертом этаже? — спрашиваю я. Док периодически кладет туда пациентов — обычно стариков, — но я никогда не замечал там никакого движения и вообще ничего, кроме, конечно, секретного лифта.
— Там у нас комнаты для пожилых, — отвечает сестра. — Когда они становятся не способны сами за собой ухаживать, мы их селим туда. Им нужен покой и отдых, а на четвертом этаже есть нужные лекарства, — она поглаживает старушку по руке, и та улыбается ей, и улыбка озаряет ее морщинистое лицо.
Я хмурюсь. Почему тогда двери на четвертом этаже всегда заперты, если там всего лишь отдыхают старики?
Двери открываются, выпуская нас в комнату для отдыха. Я выхожу.
— Ты ничего не забыл? — окликает меня медсестра.
Эми все еще стоит в лифте, тупо уставившись на табло над дверями.
— Три, — объявляет она торжественно, читая горящую цифру.
— Да, — подтверждаю я. — Идем, — беру ее за запястье и тяну за собой. В комнате довольно много пациентов, лица у всех мрачные, а в глазах горит гнев.
Эми кривится. Опускаю взгляд на ее запястья и обнаруживаю на светлой коже зеленовато-фиолетовые синяки.
— Это я сделал? — спрашиваю я, осторожно поднося ее руку к лицу, чтобы получше рассмотреть.
— Нет, — просто отвечает Эми.
Синяки вообще-то старые. Им как минимум день, если не больше.
— Что случилось?
— Меня поймали трое, — говорит Эми. — Но все нормально.
В ушах отзывается глухой удар сердца.
— Тебя поймали трое? И все нормально?
— Да.
— Н-но… — растерянно лепечу я.
Эми смотрит на меня, хлопая глазами, словно не может понять, как можно из-за чего-то так волноваться.
— Это для тебя неважно, да? — спрашиваю я.
— Что?
— Это… все.
— Важно, — возражает Эми, но в голосе ее звучит скука.
— Ты помнишь, откуда у тебя эти синяки? — машу ее безвольной рукой у нее перед носом. На мгновение она фокусирует на ней взгляд, но потом снова отводит глаза. Кивает. — Вспомни, что ты чувствовала потом. Что ты делала?
— Я помню… плакала? Но это глупо. Не стоит из-за этого плакать. Все хорошо.
Я не выдерживаю, отпускаю запястье Эми, хватаю ее за плечи и хорошенько встряхиваю. Ее голова безвольно болтается — словно я трясу куклу. И, как ни старайся, у меня не получается вернуть ее глазам живое выражение.
— Что с тобой случилось? — хриплю я, отпуская ее.
— Ничего. Все хорошо.
— Я найду способ, как тебя вернуть.
— Я не терялась, — говорит Эми голосом таким же пустым, как и глаза.
Я веду ее по коридору, завожу в комнату и приказываю сидеть там, даже не сомневаясь, что она послушается.
В конце концов Харли обнаруживается за прудом — сидит на берегу и бросает камни в воду.
— Что тебе сказал Старейшина? — спрашиваю я, вставая рядом.
— Не твое дело, — огрызается он, не поднимая глаз.
У меня нет времени на его капризы.
— С Эми что-то случилось.
Харли рывком поднимает голову.
— Что?
— Она… она ведет себя, как фермеры.
Харли снова отворачивается к пруду.
— Ааа… — После чего добавляет: — Может, так и лучше.
— В смысле?
— Они все смирились с тем, что мы не приземлимся, ты что, не видел? Расстроились только мы, психи.
Я видел. Голос подал один лишь Харли — он ведь видел настоящие звезды. Но остальные жители Палаты тоже нервничали и уж точно не радовались.
