Плерома - Попов Михаил Михайлович (читать книги онлайн полностью без сокращений txt) 📗
– Не узнаете?
Они не узнавали.
Неожиданный гость примирительно махнул рукой.
– Я так и знал. Все же мы столько лет не виделись. Разрешите присесть.
Иван Антонович указал мундштуком на свободное кресло. Внезапный азиат тут же уселся, шумно вздохнул, вытер лицо скомканным платком.
– А-а… – открыл рот Тихон Савельич.
– Ну, ну, – подбадривал его человек с портфелем, наклоняясь вперед. – Ну же, я помогу, литобъединение «Ра-ду…
– Изяслав Львович, – выкрикнул Крафт сбоку, невольно соревнуясь с товарищем.
Гость удовлетворенно зажмурился и отвалился назад, продолжая орудовать скомканным платком.
– Я, я, я, это, безусловно, я. Спешите удивляться, а то сейчас все объясню. Итак, я всего неделю как «оттуда».
Вас удивляет моя бодрость? Все очень просто. Я был подготовлен к тому, что здесь увижу.
– То есть? – сказал Крафт.
Изяслав Львович шмыгнул носом.
– Вам сразу суть или по порядку?
– По порядку, – сказал Бандалетов.
– Если только… – Крафт показал в сторону тьмы за окном.
Изяслав Львович скорчил презрительную гримасу.
– Не волнуйтесь. Все идет по плану. Еще чуть-чуть, и сами все поймете.
Бандалетов, внимательно на него поглядев, набрал номер видеофона. Кратко поговорил с одной из жен в Козловске. Женщина, судя по всему, была в панике. Бандалетов, косясь на бывшего учителя, велел не волноваться, обещал скоро быть. Изяслав Львович поощрительно кивал, ему нравилось, что его слова принимаются на веру.
– Это, правда, не страшно? – все же подозрительно поинтересовался многосемейный Тихон Савельич.
Гость успокаивающе улыбнулся.
– Тогда рассказывайте.
Изяслав Львович вздохнул, и лицо его сделалось задумчивым.
– Все же, все на свете неслучайно, ну кто бы мог подумать, что я попаду к вам именно в такой момент, в переломный момент, а я попал. Меня прямо распирает от особых ощущений! Жизнь проверсифицирована вся насквозь. Ни одного пустого мгновения, все увязано со всем.
Увидев, что его бывшие ученики смотрят на него с напряженным ожиданием, он взял себя в руки.
– Ладно, к конкретике. Для начала попытайтесь вспомнить ту Москву конца 80-х. Пустые магазины, съезды депутатов в прямом эфире, никто ничего не читает, кроме газет с разоблачениями. У нас в институте бурление, коалиции, в ученом совете революция. Даже в студии, в нашей «Радуге», все разговоры о Ельцине-Горбачеве. И вот посреди всего этого попадает ко мне на письменный стол некий роман. Конечно, как вы уже догадались, автором его был наш общий друг, как вы его называете Гарринча. Я со многими нашими студийцами сохранил связь, по большей части телефонную и все более спорадическую с годами. С ним мы не были никогда особенно близки, сказал бы я. Талантливость его я не мог не отметить, но вместе с ней – и крайнюю неорганизованность. А ведь без методичности, без известного упорства никакие способности сами собой плодов богатых не принесут.
Крафт и Бандалетов кивали, пережидая этот лекторский пассаж и по очереди поглядывали на черное окно. Изяслав Львович еще раз их успокоил.
– Да бросьте волноваться. Ничего, поверьте же, наконец, страшного не происходит.
Они кивнули.
– И тут он, Гарринча, вдруг стал меня тормошить, и все больше ночами, и почти всегда в не совсем трезвом состоянии, что меня отчасти коробило, тормошить и донимать рассказами про свой романный замысел про конец света. Я, конечно, его выслушивал, поддерживал, но в глубине души не верил, что он сможет осилить такой проект. А он осилил. Однажды явился ко мне домой, опять-таки ночью, а у меня хворая теща, две девочки, им в пять утра вставать на фигурное катание, понимаете. Но рукопись я взял. Взял и отложил. И прочел только после того, как появился слух о смерти нашего друга. Вернее, все было чуть сложнее. Он позвонил мне и спросил – ну как? И я, поскольку стараюсь не лгать, сказал, что еще не открывал папку. Он возмутился. Сказал, что удивлен моим нелюбопытством. Мол, сюжет у него такой поразительный, какого и не было еще в истории. Что ему было видение конца света, и он его описал в подробностях. Он, в общем-то, наговорил мне дерзостей, и я сорвался. Тоже мне, думаю, Иоанн Богослов нашелся! Я сказал ему правду, что ничего удивительного в его сюжете не вижу. Это одно из самых избитых мест в культуре, правда, в основном в живописной. Что, даже если будущее подтвердит в чем-то правоту его прозрений, это не поставит его в исключительное положение в истории литературы. Я сказал, что был, например, случай с романом «Титан», в котором за много лет до появления «Титаника» была именно в подробностях описана история несчастного корабля. И айсберг и остальное. Удивительно, но наш герой ничего не знал об этом широко известном литературном факте. Надо признать, я повел себя как неумный начетчик. В конце концов, он бросил трубку.
На минуту наступила тишина.
Только в комнате.
За окнами в непроглядной темноте плодились звуки. Сигналила ополоумевшая машина, видимо напоровшись на невидимое препятствие. Истеричные голоса переговаривались между этажами через открытые окна. Там было все от идиотского хихиканья до мегафонных призывов: «Товарищи, не поддаваться панике». Внизу плавали, заворачивая за углы домов, взвивались на месте детские имена – матери носились в поисках детей. Показалась где-то в районе бывшей железнодорожной станции дергающаяся световая указка прожектора.
– Он все это предвидел, – спокойно сказал Изяслав Львович. – Все очень похоже. Я ведь тогда, усосвестясь, изучил рукопись. Впечатление было странное, но довольно сильное. Запало глубоко. И хотя потом прошло довольно много лет до того, как меня сострочила с того света серия инфарктов, общая картина сохранилась в профессиональной моей голове, и в большом количестве элементов. И, конечно же, стоило мне «очнуться» и понять первые же объяснения, как заработала сильнейшая вспоминательная машина. Ведь ничего себе, да?! Ведь, негодник, пьяница, все, все буквально предсказал очень близко к тексту. Разве не чудо?!
Крафт и Бандалетов снова поглядели в окно. В их лицах сохранялась тревога. На улице продолжало что-то происходить. Загорались и там и сям пятнышки окон. Видимо, опоминаясь, люди вспоминали о пользе электричества. В обычной жизни все эти светильники были не нужны почти никогда, а теперь, на вот!
Изяслав Львович продолжал по инерции рассказывать:
– Для меня, повторяю, самое поразительное – как я оказался тут именно в тот момент, когда это все началось. В этом есть что-то чудесное, неправда ли? Уж такое стечение обстоятельств! Но ведь выигрывают же люди миллион в лотерею. И вы тут вместе, двое, прямо фантастика. Я ведь никого из наших, из радужан, больше, так сказать, не обрел. Невоскрешены, поумирали безвозвратно. А ведь как только в себя пришел, сразу себе пульт потребовал. С родственниками еще возни и возни, там на годы работы. Это подождет. Мне не терпелось поговорить с теми, с кем можно про роман поговорить. Смотрю, только вы определяетесь, и совсем рядышком поселились. Это вы правильно. Обрадовался страшно, ну и решил немного пошутить, послал вам эти бумажки. Поиграл с вашим воображением, вы уж не сердитесь.
– А что он предвидел? – своим прежним, немного недоверчивым, деловитым тоном перебил Тихон Савельич довольно сбивчивую речь гостя.
– Все, – бодро развел руками Изяслав Львович. – И то, что в мире произойдет громадная научная революция, в сравнении с которой Эйнштейн просто чепуха. И что человечество получит немыслимые возможности. Что будет побеждена или почти побеждена смерть.
– Слишком общо, – сказал Бандалетов.
– Есть множество совпадений и в деталях, поверьте. И мгновенные транспортировочные кабины, и Лазареты, только они у него по-другому называются. Не от библейского Лазаря, а по-античному – Пантеоны. И искусственные города на экваторе, и изменение погоды.
И даже резервации для «звезд». Какие еще нужны доказательства?
Иван Антонович встал, подошел к окну и стал глядеть на суету световых вспышек, царившую там.
