Указка - Кошкин Алексей (книги читать бесплатно без регистрации TXT) 📗
— Признанный классик, — прошептал кто-то и назвал фамилию.
Прежде Сенечка слышал разговоры, что на елках воспитывается новое поколение свободомыслящих литераторов, будущих продолжателей идеи полной и окончательной демократизации общества. Старших писателей смущало только одно: в произведениях молодежи тут и там проскакивали слова вроде «кайф» и «секс» и появлялись даже совсем грубые.
Сейчас Сенечке поведали, что, когда на чтениях произносят такие вот слова, слушателям полагается прикрывать глаза и качать головой с понимающей улыбкой.
— Почему? — спросил Сенечка.
— Вы как бы показываете свое понимание текста. Все эти ругательства оправданны авторским замыслом и в кульминации подвергнутся острой критике и разоблачению.
Всех позвали, начались чтения. Ими руководил организатор Иван Концов.
— И вновь собралась прогрессивно мыслящая молодежь, — сказал организатор Концов. — Не может не радовать это завидное постоянство. И, как всегда, я приветствую на нашем собрании представителя прессы. — И он показал на Сенечкины знаки отличия. Сенечка привстал и поклонился.
Организатор Концов объявил первую поэтессу.
На глазах поэтессы Аллы Небесинской блестели слезинки. Небесинская опустила уголки губ и молчала. И видно было всем, как тяжело ей, но она готова, готова излить свою душу, ибо не в силах более носить в себе такую трагедию, такую драгоценность! Вот эту:
Зал загрустил вначале, но когда все кончилось хорошо, поэтесса и ее любимый встретились, то раздался вздох облегчения. А Небесинская воспрянула. Подарила еще одну драгоценность.
Зал проводил Небесинскую.
Организатор Концов представил следующего поэта:
— Сатирик и пародист — Роман… вижу, все уже смеются… Итак — Роман Буйный!
Поэт Роман Буйный выскочил на сцену и замер в странной позе. Послышался его тихий голос.
Совсем тихий:
Тут Роман подмигнул Алле Небесинской, подпрыгнул и заорал:
Потому что все СУКИ, СУКИ!
Бешеные аплодисменты; смех. Сенечка, как его учили, прикрывает глаза и качает готовой.
Роман вновь стоит неподвижно. Вскинул руку:
Снова заорал и упал на колени. Подхватил микрофон.
— Белый стих! — объявил он. Медленно поднимаясь, начал:
— Но это не Ромкина автобиография, — посмеиваясь, сказал организатор Концов.
Роман Буйный вновь поднялся с колен.
— Да уж… Я много работаю. Пишу стихи… Никто не обвинит меня, что я сижу у кого-то на шее… Напоследок прочитаю лирическое четверостишие:
Пали прозрачные пряди,
В лунном играя свете.
Рыжеволосые б… ди
Практиковались в минете.
После этого иссяк Роман. Зал сидел с закрытыми глазами. Сенечка ждал, когда непристойность будет разоблачена.
К нему нагнулись справа, и он услышал деликатный шепот:
— Простите, мне показалось, вам требуется объяснение происходящего. Роман Буйный в нашем кругу всегда воспринимается как весельчак. Ему многое прощают. Хотя если слушать внимательно, то можно заметить элемент разоблачения грубости в самих стихах, начиная с первой строчки. Это называется «самоирония».
— Как вас зовут? — спросил Сенечка.
— Поэтесса Галина Опахалова. Что вы делаете после елок?
— Вероятно, ужинаю с вами в ресторане «Гармония», — ответил Сенечка.
Руку Сенечки нащупали и сжали.
Организатор Концов вновь выступил вперед.
— Сейчас… Не побоюсь этого слова: один из самых умных поэтов. Серж Нелюдимов! Давай, Серж!
Длинный юноша в пиджаке до колен с мрачным видом разворачивал свои листки. Потом что-то сказал.
— Громче, громче! — закричали из зала.
— Я говорю, что мои стихи все равно никому не интересны, — огрызнулся Нелюдимов. — Но это неважно.
Мой дом стоит на дне колодца,
Закрыт на внутренний засов.
И три веселых змееборца
В меня стреляют из кустов.
В моем песке играют дети,
Мешают прах и лунный свет.
А я один живу на свете,
Хожу в кино и туалет.
Когда я выхожу за двери,
Не знаю, как с колодцем быть:
Одной линейкой не измерить,
Одной ладошкой не накрыть.
— О чем эти стихи? — спросил Сенечка.
— Наверное, о себе, — шепотом сказала Опахалова. — Об одиночестве. Не спрашивать же его… Все равно он гораздо лучше, чем эта Аллочка Небесинская. Умнее.
— А есть кто-нибудь такой же умный, как Нелюдимов?
Опахалова подумала.
— Было еще несколько. Но они уже в нормальные страны уехали. Кто в Монголию, кто в Китай. А один даже в Тувинскую Республику.
— Наверно, уже миллионером стал, — сказал Сенечка.
Тем временем в зале завозились. Располагались поудобнее. Нелюдимов разворачивал второй стих:
— А это… хотя всем все равно… Написано по мотивам русской народной песни. Но это неважно…
Манька дома, водки нет.
Ванька в коме видит свет.