Патент АВ - Лагин Лазарь Иосифович (бесплатные серии книг TXT) 📗
Дело в том, что когда вдова Гарго в январе, вне себя от горя покинула Усовершенствованный курортный приют, Вандерхунт вызвал к себе доктора Сима Мидруба. Некоторое время он уделил на то, чтобы отдать должное «этому идиоту» — директору бакбукского приюта, который подсунул ему, наряду с настоящими круглыми сиротами, этого проклятого Педро Гарго. Облегчив себе таким образом сердце, директор Усовершенствованного приюта попросил доктора Мидруба во что бы то ни стало добыть какого-нибудь пятилетнего покойника, достойного запять вакантное место под могильным холмиком, который за полчаса до этого обливала горькими слезами госпожа Гарго. Произошел небольшой спор. Доктор Мидруб считал предложение Вандерхунта излишней затеей. Потом он смирился, укатил на своей спортивной машине и на другой день вернулся с гробиком, тщательно завернутым в ковер.
— Пришлось врать, будто мне нужно освежить свои знания по анатомии, — холодно осведомил он благодарившего его Вандерхунта. — По совести говоря, это был довольно мерзкий и унизительный разговор.
Стали зарывать неизвестного младенца и обнаружили, что он русоголов, а Педро Гарго — брюнет. По этому поводу снова заочно досталось бакбукскому директору. Но не искать же снова! Зарыли и больше к этому вопросу не возвращались. Могилку же, на всякий случай, приказано было содержать в порядке.
И вот теперь, когда представители прокуратуры разрывали на залитой лунным светом лужайке крохотный могильный холмик, Вандерхунт радовался, что не послушался тогда Мидруба и заставил его съездить к знакомому врачу. «Вот вам, доктор Мидруб, и пустая затея!» И в то же время его сердце замирало от мысли, что будет обнаружена подмена. К счастью для Вандерхунта и к несчастью для многих сотен тысяч людей, при вскрытии гроба, как мы уже указывали, не было ни госпожи Гарго, ни Магарафа. Некому было обнаружить подмену.
Уже миновала полночь, когда обе машины, поджидавшие у ворот приюта, двинулись в обратный путь. Экспедиция и город Ломм закончилась впустую. Господин Альфред Вандерхунт перехитрил своих противников.
Напрасно так тщательно и так долго хранили тайну Корнелий Эдуф и Томазо Магараф, напрасно мчались тридцать с лишним часов по пустынной автостраде из Города Больших Жаб в город Ломм; напрасно Корнелий Эдуф потратил два с половиной часа на то, чтобы убедить верховного прокурора, что его заявление не бред сумасшедшего и не выдумка досужего фантаста, а горькая и страшная истина.
Сразу после того как в газетах появилось последнее слово доктора Попфа, господин Вандерхунт со свойственной ему методичностью и рассудительностью составил план, в котором предусмотрел все возможные варианты. Опубликование заявления Буко Суса показало, что больше медлить нельзя. В два дня были переведены в другое, еще более отдаленное и безлюдное место прежние воспитанники и оборудование приюта и были привезены новые воспитанники и новое оборудование.
И все же и уполномоченный верховной прокуратуры и все сопутствовавшие ему остались при твердом убеждении, что что-то в этом приюте неладно. Господин Вандерхунт несколько переиграл: слишком уж хладнокровно отнесся он к неожиданному обследованию, слишком просто он согласился на разрытие могилы, слишком легко узнал в Магарафе человека, образ которого он мог в лучшем случае только смутно помнить по газетным фотографиям почти годовой давности, слишком роскошно был, наконец, оборудован приют. У Вандерхунта спросили, на какие средства содержится Усовершенствованный приют. Он ответил, что на его собственные средства, на средства, полученные при реализации его патента на эликсир. Казалось по меньшей мере удивительным, почему это биолог, судя по изобретению, крупный ученый, вдруг ни с того, ни с сего стал руководить сиротским приютом.
Все это было весьма странно, но и только. Никаких признаков, подтверждающих показания Магарафа и вдовы Гарго, при обследовании получено не было. Бухгалтерские книги тоже были в полном порядке. В алфавитной книге воспитанников против фамилии Гарго виднелась печальная запись: «Скончался от крупозного воспаления легких 27 декабря. Похоронен 28 декабря на территории приюта». Все было в полном, подозрительно полном порядке, но придраться было не к чему. Пришлось уезжать ни с чем. Господин Вандерхунт умудрился выскочить сухим из омута, который любого другого, хотя бы, к примеру, доктора Сима Мидруба, обязательно потянул бы на дно.
Было уже свыше всяких сил пускаться на машине в обратный путь, в Город Больших Жаб. Магараф предложил своим спутникам отдохнуть денек-другой в Пелепе, у его друга Эугена Циммарона. Они охотно согласились.
Экс-чемпион встретил их с широким и непритворным радушием хорошего и гостеприимного человека. На время забастовки его ресторан превратился в клуб.
Каждые два часа помещение наполнялось гражданами Пелепа, пришедшими послушать очередной выпуск центрального радиобюллетеня. Теперь, с началом второго бакбукского процесса, бюллетень вдвое увеличился в объеме. Вместо пятнадцати минут он продолжался полчаса и передавал, наряду со сведениями о ходе забастовки, и регулярные отчеты о ходе процесса.
Куда девалась пресловутая медлительность судьи Урсуса! Обвинение, построенное на песке, быстро рассыпалось под напором бесспорных показаний свидетелей защиты. Новый обвинитель (господин Паппула счел наиболее благоразумным срочно заболеть) не настаивал, да и не мог серьезно настаивать — в присутствии представителей печати всего мира — на нелепых и смехотворных показаниях свидетелей обвинения. Приведенный под конвоем бывший главный свидетель обвинения Буко Сус не выдержал очной ставки с доктором Астролябом и его двумя сотрудниками. Несколько вопросов, поставленных ему в упор Корнелием Эдуфом, заставили его расплакаться, и, судя по описанию, данному в радиобюллетене, не было сцены более отвратительной. Затем Сус обрушился на отсутствовавшего Дана Паппула. Если бы не Дан Паппула, он-де сразу признался бы. Но господин Дан Паппула советовал ему ни в коем случае не признаваться в покушении на Манхема Бероиме, а только в ограблении купца в городе Жужар. Получился неслыханный скандал, из которого «больному» прокурору провинции Баттог еще предстояло выкарабкаться.
Двадцатого апреля, на четвертый день процесса, присяжные заседатели единогласно постановили, что доктор Стифен Попф и Санхо Анейро не виновны в предъявленном им обвинении.
Слова старшины присяжных были покрыты бурными аплодисментами всего зала. Даже сам Тэк Урсус счел необходимым изобразить на своем полном лице подобие благожелательной улыбки, открыв для всеобщего обозрения свои ослепительно белые вставные челюсти.
Оправданных узников вынесли из зала суда на руках. На улице, у здания суда, их ожидала огромная толпа. Открылся митинг, последний, заключительный митинг, созванный комитетом защиты Попфа и Анейро.
В шесть часов тридцать минут вечера в Городе Больших Жаб собрался Центральный забастовочный комитет. Через полчаса его председатель выступил по радио. Он поздравил трудящихся Аржантейи и всего мира с победой, поблагодарил их от лица комитета за стойкость и пролетарскую солидарность и сообщил, что с двенадцати часов ночи всеобщая забастовка в Аржантейе считается законченной. Все бастующие приглашались приступить к работе.
Доктору Стифену Попфу и Санхо Анейро председатель Центрального забастовочного комитета от имени трудящихся Аржантейи пожелал здоровья и сил для продолжения их благородной деятельности на счастье народа.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ, и последняя
Прошло полтора года. Доктор Попф давно уже переехал в Город Больших Жаб. Он ведет упорную, но бесплодную борьбу за свои права на «эликсир Береники». Время, свободное от хождений по бесчисленным судебным инстанциям, он тратит на поиски работы. Может показаться странным, но это именно так. Ему никак не удается поступить ни в одно из научных учреждений Аржантейи. И совсем не потому, что его не признают крупным ученым. Любой институт был бы рад видеть его в числе своих работников. Но доктор выдвигает небывалые, неслыханные требования. Он требует гарантий, что результаты его работ не станут предметом коммерческих комбинаций и будут немедленно пущены в производство на благо народа. Ни одно научное учреждение Аржантейи, конечно, не считает возможным согласиться на такие условия.
