Посольский город - Мьевиль Чайна (книга бесплатный формат txt) 📗
— Сравнения приводят к… трансгрессии. Потому что могут отсылать к чему угодно. Даже несмотря на то, что в Языке всё буквально. В нём всё есть только то, что оно есть, и всё же я могу быть живым или мёртвым, звездой или партой, рыбой, чем угодно. Сурль/ Теш-Эчер понял, что так Язык стремится вырваться за свои пределы. Начать означать. — Вот почему он выбрал такую необычную стратегию лгать через нас. Я не взяла с собой книги Скайла, но я долго сидела над ними, училась по ним и спорила с ними и теперь знала, что мне нужно. — Им понадобилось причинить мне боль и накормить меня для того, чтобы я стала произносимой, потому что это должно было быть правдой. Но то, что они говорят теперь через меня… Это тоже правда, потому что они создают её сами.
— Сравнения — это выход. Дорога от называния к обозначению. Просто дорога. Но мы можем подтолкнуть их к ней, помочь им сделать первый шаг, и они пойдут. — Чем дольше я объясняла, тем лучше сама понимала, что говорю. — Пойдут туда, где буквальное становится… — Я запнулась. — Чем-то новым. Если сравнения хорошо справляются со своей задачей, они всегда становятся чем-то другим. Мы говорим правду потому, что сами становимся ложью.
Никаких парадоксов, хотелось сказать мне; это не парадокс, не нонсенс.
— Я больше не хочу быть сравнением, — сказала я. — Сделайте меня метафорой.
Часть восьмая
ПЕРЕГОВОРЫ
24
Мы слышали странные звуки и видели воздушные суда, покидавшие Послоград и город. В основном это были корвиды — сочетания биомеханических и бескровных технологий. Встречались среди них и покрытые шипами громадины размером с собор, старше, чем сам Послоград.
— Глазам не верю, неужели им удалось поднять их в воздух, — сказала я.
— Они не такие свирепые, какими кажутся, — ответил Брен. — Раньше это были исследовательские суда. Комедия! Даже, скажем это шёпотом, со всем арсеналом Бремена у нас нет шансов.
Когда-то вместе со своим двойником Брен работал в отделе тайных договоров. Там разоблачали шпионов и двойных и тройных агентов.
— Уайат был умён, — сказал он. — Он говорил о том, что было в его распоряжении, ровно столько, чтобы от недосказанности становилось страшно. Но это была ерунда.
Флот, тяжко покачиваясь в воздухе, улетал со своей безнадёжной миссией. Сняв эоли в комнате, которая выдыхала кислород, и поглядев на ждавших меня ариекаев, я поняла, как сильно я устала, и закрыла глаза.
Наш собственный побег из города оказался непростым: мы, четверо людей и ариекаи, с трудом вели нашего абсурдного пленника, одни тащили его вперёд, другие толкали сзади. Силища у него была неимоверная. Нам то и дело приходилось пропускать через его кандалы заряд и тянуть его, пока он не опомнился.
— Давайте бросим его, — предложила Илл.
— Нельзя, — ответил Брен. Он усерднее всех нас старался вступить с ним в контакт на каждой остановке. Но и он не преуспел. Пленник на него даже не глядел, сосредоточив всё своё яростное внимание на ариекаях-наркоманах.
— Они идут в бой, — сказал Брен, указывая на небо. — В этом нет смысла, и всё же я испытываю к ним некоторое уважение. ЭзКел будут драться. — Попытки устроить переговоры были обречены с самого начала, и армия абсурдов приближалась. Терранцы покидали аванпосты пахотных земель вокруг города и стекались к Послограду. Многие из них не вынесли тягот пути, и их тела в костюмах и биомашинах разлагались повсюду, превращаясь в труху, которая не удобрит здешнюю почву.
— ЭзКел не знают, удастся ли им войной проложить путь к спасению. — Как будто драчливостью можно было победить простую логику цифр.
— Надо отдать им должное, — сказал Брен. — ЭзКел будут на поле боя. Это Эз настоял. Дружеским пирушкам пришёл конец. Дома всё… плохо. — Я отсутствовала всего несколько десятков часов, но за это время успело наступить похмелье. Бедный Послоград.
Мы старались выбирать окольные пути, но нас было слишком много для того, чтобы остаться незамеченными. Мы полагались на хаос, который усиливали друг в друге город и Послоград. Мы ползли по туннелям из костей, зарядом приводя своего пленника в состояние бесчувствия, стоило нам завидеть патруль из ариекаев, людей или из тех и других, которые очищали улицы, отстреливая впавших в безумие.
Прячась за занавесом из кожи, мы с болью наблюдали, как насаждали жестокий порядок констебли нашей расы и ариекаи. ИллСиб то и дело шёпотом напоминали Испанской Танцовщице и его друзьям, чтобы те сохраняли тишину. Я бешено махала на них руками, чтобы они заткнулись, но они меня, разумеется, не понимали. Новые летательные аппараты проносились над нами. Мы прятались от солдат, идущих на фронт.
Я не переставала учить. Мы старались оградить наших ариекаев от звуков, которые неслись из громкоговорителей, когда передавали речи ЭзКела (в записи): забирались в какую-нибудь нору и давали им слушать принесённые с собой чипы, и тогда они ловили кайф и торжествовали от того, что им удалось победить диктаторские ритмы ЭзКела, пока их сограждане самозабвенно топали под их команду. Не знаю, как они вели учёт того, кто из них какой чип уже слушал и, значит, не будет на него реагировать.
Наш пленник понимал, что они делают, когда они сгибали ноги и присаживались, расправляя спинное крыло. Воображаю, какое это вызывало в нём отвращение. Было видно, как он напрягается в своих оковах.
С катехизисом мы справились быстро. Я написала его на основе того, что говорил Испанская Танцовщица. Я шептала на всеанглийском; ИллСиб повторяли на Языке. Я видела, что Брен тоже беззвучно повторяет моё сравнение, которое он услышал впервые много времени назад.
— Вы стремитесь всё изменить, — шептала я. ИллСиб повторяли на Языке. — Вы хотите перемен, как девочка, которая ела, что было, всё похоже на девочку, которая ела не что хотела, а что ей дали: они как я. Вы как та девочка, которая ела. Вы — та девочка, которая ела. Вы как та девочка. Вы — та девочка. И все остальные, которые не похожи на вас, тоже такие.
В первый раз, когда ИллСиб перешли от «вы как та девочка» к «вы — та девочка», ариекаи заметно вздрогнули. Эта до странности аппетитная ложь «вы есть» родилась из ставшей уже привычной для них правды «вы похожи». А за ней и противоположное утверждение о том, что их враги также похожи на меня, как они сами. Мы показали им, как легко их собственные аргументы превращают в лжецов их самих.
Мимо нас пронеслись зависимые машины, направляясь в пустыню. Утром ИллСиб привели нас к транспортёру. Он был тупой и страшный, но зато в нём было полно годного для дыхания воздуха. Мы ехали на невидимой подушке из вентилируемых частиц по следам совместной армии Послограда и ариекаев.
В опустевших предместьях мы то и дело натыкались на стаи зелле, чьи хозяева умерли и которые с унылым видом искали, что бы им подпитать. За рулём нашего передвижного аппарата-полукровки был Брен. С точки зрения скорости наша таратайка и в подмётки не годилась тому военному агрегату, который прошёл здесь до нас, но, помогая себе боковыми конечностями, напоминавшими шесты гондольеров, она всё равно двигалась быстрее, чем мы пешком. Сквозь полые глаза-окна я наблюдала за тем, как отступает город. Затянувшиеся окраины домов и тонувших в грязи складов, наконец, кончились, и нам навстречу спустилось небо.
Мы поднимали пыль. Костистые кусты с шорохом расступались, давая нам дорогу, а прямая тропа, пробежавшая по полю на много метров вперёд, начинала дробиться и ветвиться вдалеке, пытаясь предугадать, куда мы двинемся. Ариекайские звери-батареи вертелись у меня под ногами. За нами кусты ползком возвращались на свои прежние места. Город вдалеке ощетинился линией башен, среди которых публичные залы выделялись, как непосаженные круглые луковицы на грядке. Город отступал.
