Боги и твари. Волхвы. Греческий Олимп. КГБ - Хомяков Петр Михайлович (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗
– Знаешь, мы, волхвы, отличаемся хорошей памятью, но в последнее время стал замечать, что в этой круговерти событий стал забывчив, как смертный.
– Мы все здесь становимся понемногу смертными. Зря мы сразу просто не улетели назад, как только поняли, что Олимп это не Лысая гора.
– Я слышал это от тебя, наверное, тысячу раз.
– Жизнь тупых смертных вообще вещь однообразная. Здесь все повторяется гораздо большее число раз.
– Ладно, что мы имеем сейчас?
– К Трое движутся армии фараона и царя хеттов.
– Все, твои владыки исчерпали возможности своих вассалов. Вступают в бой сами.
– Да. Но к их удивлению, они не смогли выставить очень уж много воинов. Их силы на исходе, хотя они не воевали.
– Тебя это удивляет?
– Да что я в этом понимаю?!
Афродита действительно не понимала в военно-экономическом противоборстве ничего. Кстати, мало понимали в этом даже некоторые руководители далекого от времен троянской войны двадцатого века.
Однако, Афродите это было простительно. А вот этим дуракам, века двадцатого, нет. Ибо в соответствующих учебниках написано: «Длительное, более пяти лет, безвозмездное отчуждение более трети внутреннего продукта, даже при отсутствии военных потерь, ведет к последствиям сопоставимым с полномасштабным военным поражением».
Этакий, «самострел» в масштабе страны. Это самоубийство и совершили египетский фараон и царь хеттов. Как впрочем, и фактический глава Эллады Зевс.
И руководители СССР, одного из последних наследников восточных деспотий.
Но гораздо позже.
В конце века двадцатого.
– А что делать теперь нам? – спросил Аполлон.
– Продолжать вредить ахейцам, как можем. Ибо, боюсь, Троя и так обречена. А почитатели Зевса должны победить с возможно большими потерями.
– И что тогда?
– Пока не знаю, но кое-что уже понимаю.
В лагере ахейцев бушевал мор. Он периодически нападал на воинов Эллады, и заканчивался почти так же регулярно, когда вымирало определенное количество людей, а оставшиеся начинали более тщательно соблюдать гигиену.
Впрочем, этой закономерности пока никто, кроме Аполлона не заметил.
На этот раз мор был более масштабным, и более остро воспринимался, ибо ахейских воинов оставалось совсем немного.
Аполлон сам хотел разыграть этот психологический этюд. Вбросив какое-нибудь провокационное требование в обмен, якобы на прекращение мора. Но Гера опередила его. Она подошла к нему на Иде, и сказала
– Мор у ахейцев, твоих рук дело?
– Моих, – заявил Аполлон, скрывая радость от так удачно складывающихся обстоятельств.
– Что хочешь, чтобы мор прекратился?
– Пусть Агамемнон отпустит деву Хрисеиду, дочь моего жреца, захваченную в плен. Да заплатит хорошенько моим храмам. А то обнаглел совсем. Я им напомню, что я один из последних на Олимпе, кто все еще остается волхвом.
– Не очень-то задавайся. А Хрисеиду мы отпустим.
Гера уже открыто говорила как предводитель ахейцев. Каким, в сущности, и была. Вместе с Афиной и Посейдоном.
Да, ловко провела все Афродита. Олимп сам был на грани междуусобной войны.
Этой же ночью Гера явилась в палатку к Ахиллу.
– Хрисеиду надо отдать отцу. И мор кончится.
– Но Агамемнон не согласится!
– Тогда все перемрете, как мухи. Слушайся, сынок.
На утро Ахилл объявил о том, что узнал от Геры на весь лагерь. Цари и воины дружно потребовали у Агамемнона выполнить требования Аполлона.
Вот тут-то я тебя поймаю, зятюшка, – злорадно подумал Агамемнон. И заявил:
– Я согласен с Ахиллом. И отдам Хрисеиду ее отцу, жрецу Аполлона. Но почему сам Ахилл в подобных случаях хочет решать все за счет других? То он в трудные времена отказывается поделиться провизией, то хочет задобрить олимпийцев за чужой счет. Или я не прав?
– Прав! – заревели воины.
– Тогда пусть Ахилл компенсирует мне мои потери из своей добычи.
– После победы, – спокойно сказал Ахилл.
– Тогда и Хрисеида будет у отца после победы.
– Но мы передохнем здесь все!
– Не хочешь умирать грязной смертью от заразы Аполлона, покажи, что умеешь жертвовать своими интересами за общее дело.
– Хорошо, хорошо, Агамемнон! Я компенсирую тебе потерю твоей рабыни из своей добычи. Но участия в войне вы от меня больше не дождетесь. Я приду за своей долей добычи потом, когда вы возьмете Трою.
Через два дня мор пошел на спад. А Ахилл устранился от всех дел и сидел в своем шатре, пьянствуя со своим другом Патроклом.
О том, что Ахилл выбывает из игры, троянцы узнали почти мгновенно. Хорошей контрразведки у ахейцев не было. Вернее, вообще никакой не было.
Троя ликовала, готовясь к масштабному контрнаступлению. Тем более, что о подходе армий фараона и царя хеттов в Трое знали.
От Афродиты.
Зевс пребывал в мрачном раздумье. С войной пора было кончать. Но как? Олимп сам был на грани внутренней войны. Симпатии богов определились, и их уже не скрывали. Если разразиться междуусобица, то Олимпу конец.
И так еле-еле находятся силы для взаимной поддержки молодости и здоровья друг друга. Даже простой раскол на два лагеря уже неприемлем. В каждом из этих лагерей не будет в достатке сильных ведунов.
Афродита и Аполлон это понимают. Но они готовы лететь на север.
А Афина и Гера слишком мало смыслят в ведовстве, чтобы это понять. Да и помешались на ненависти к Трое и лично Афродите.
Так что, ключевые фигуры раскола, его не боятся. Каждый по своим соображениям. Но от этого не легче.
Надо было что-то предпринимать.
А не совместить ли несколько дел? Не посетить ли Элевсинии в честь Афродиты в храмах союзников Трои? Узнаем, и потенциал этих союзников, и возможности жрецов соответствующих храмов сохранить верность олимпийским богам при тех или иных исходах войны.
Элевсиниями назывались игры и мистерии в честь богини любви и плодородия.
Пиры и оргии длились уже десять дней. Пора было возвращаться. Зевс узнал немного. Край разорен. Жрецы не боятся никакого исхода войны. Ибо понимают, что победителей в ней не будет.
Храмы едва выживают. Причем, в рядах жречества раскол уже произошел. Более или менее на плаву находятся храмы своих, троянских, покровителей – Аполлона, Афродиты, Артемиды.
Еще немного, и в нищету впадут не только храмы Афины, или Гефеста, но и самого Зевса.
Нет, с Троей надо кончать.
Потомкам, читающим Гомера, странно, что в войне в отсутствие Зевса тоже наступила пауза. Как будто под Троей уже сражались в основном не люди, а олимпийские боги.
Но так оно и было на самом деле! Боги все активнее вступали в войну. А измученные ей люди уже только шли на поводу у своих покровителей.
В отсутствие богов, и в ситуации отказа Ахилла участвовать в войне, ахейцы, в который раз, чуть не разбежались. Агамемнону с трудом удалось собрать войска.
И они двинулись на штурм Трои.
– Эй, Парис, если ты не трус, выходи! Решим все лично с тобой, и закончим войну! – прокричал Менелай.
Парис вышел ему навстречу.
Броски копья не принесли победы никому из них. В ход пошли мечи. От удара по шлему Париса меч Менелая раскололся. Забыл спартанский царь, что бронзовым мечом рубить нельзя.
Но ярость застила ему глаза. И, не обращая внимания на меч Париса, он начал тащить его в лагерь ахейцев.
Почему он схватил троянского царевича за шлем? А просто потому, что перед этим расколол о него свой меч. И сейчас шлем Париса олицетворял для Менелая все унижение и беспросветность этой бесконечной войны.
Парис даже не пытался ткнуть Менелая мечом. Как баран, он мотал головой, пытаясь освободиться от хватки мужа Елены.
Он попадет в плен и будет казнен, – подумала Афродита. И, отведя глаза воинам, подскочила к Парису. Маленьким кинжальчиком чиркнула по ремням шлема.
И тот, соскочив с головы Париса, оказался в руках ошеломленного Менелая.
От самого же Париса, Афродита тоже отвела глаза. И они бросились к Трое.
Исчезновение Париса смутило и возмутило ахейцев. Им уже было ясно, что дело не обошлось без помощи богов. И Парис, если говорить по существу, проиграл.
