Дело совести (сборник) - Блиш Джеймс Бенджамин (книги без сокращений txt, fb2) 📗
Но команда, похоже, не позволит капитану долго оттягивать решение.
Что касается Хоккеа, то в его мозгу явно не имелось центра, который позволил бы заметить то, что заметил бы всякий. Эмоциональный оттенок недружелюбия причинял ему лишь мелкие неудобства, как и слишком разреженная атмосфера на борту ригелианского линкора. Облаченный для безопасности в мягкую тонкую оболочку, большую часть корабельного дня адаптант проводил в оранжерее, наблюдая, как впереди по курсу увеличивается звезда, называемая Сол.
И он разговаривал. Боги всех звезд! Какой это был болтливый пассажир! Капитан Горбал успел узнать об истории самого древнего этапа программы звездного посева больше, чем хотел знать. Но как ни увиливай, его ждали новые массивы информации. К тому же программа «Семя» не была единственной любимой темой Хоккеа. Делегат Колонизационного Совета получил образование вертикальной ориентации. Какой контраст с образованием самого Горбала, знания которого по горизонтали располагались по курсу космических полетов, но даже мимолетно не касались других предметов!
Похоже, Хоккеа решил заняться расширением познаний капитана Горбала, не спрашивая, желает ли капитан их расширить.
— Например, сельское хозяйство, — говорил адаптант в этот момент. — Планета, которую мы собираемся засеять — отличный пример, показывающий необходимость дальновидной сельскохозяйственной политики. Раньше там имелись джунгли, и планета была плодородна. Люди начали заселять ее, будучи фермерами. Они широко использовали огонь, и огнем же и погубили себя.
— Каким образом? — рефлекторно спросил Горбал. Сохранять молчание не имело смысла. Хоккеа все равно не остановится. А быть невежливым с членом Колонизационного Совета — дело невыгодное.
— Из предыстории этой планеты: еще за пятнадцать тысяч лет от момента «ноль» участки для земледелия расчищались с помощью огня. Потом сажали какие-то однолетние растения типа кукурузы или зерна, снимали урожай и позволяли джунглям вернуться на прежнее место. Потом их снова выжигали, и цикл повторялся. Так хозяйствуя, они уничтожили большую часть дичи на Земле.
Но учли ли они свои ошибки? Нет. Даже после начала космических полетов такой тип земледелия остался обычным для районов джунглей. Хотя кое-где уже проглядывала голая скала.
Хоккеа печально вздохнул.
— Теперь там, конечно, больше нет джунглей, нет морей. Ничего нет! Ничего, кроме пустыни, голого камня, ледяной и разреженной атмосферы. Во всяком случае, такой бы увидели Землю люди, если бы снова на ней оказались. И виной, конечно, не только способ ведения хозяйства методом «выжженной земли».
Горбал украдкой бросил взгляд на ссутулившего спину лейтенанта Авердора, его адъютанта и навигатора. Авердор ухитрился за все время полета ни единым словом не обратиться ни к Хоккеа, ни к любому другому пантропологу. Он, конечно, и не должен взваливать на себя тяжесть дипломатии, которую тяжким крестом нес Горбал. Но все равно напряжение, которое требовалось для искусного уклонения от любых контактов с моржом, историком сельского хозяйства Земли, начало сказываться.
Рано или поздно Авердор непременно взорвется. И виноват в этом будет он сам, только пострадают, и это ясно, все находящиеся на борту, а это печально.
Включая Горбала, который потеряет первоклассного навигатора и помощника.
Но приказать Авердору разговаривать с Хоккеа Горбал тоже не мог: это вне пределов его власти. Он мог только намекнуть Авердору, что для блага всего экипажа следует уделять внимание хотя бы некоторым механическим формулам вежливости. Единственная реакция адъютанта — самый каменный, упрямый взгляд. Раньше капитан не замечал такого у Авердора, с которым летал уже тридцать галактических лет.
И самое худшее, что Горбал как человек был на стороне Авердора.
— Через определенное количество лет, — захлебываясь от самодовольства, вещал Хоккеа, — условия на любой планете меняются, на ЛЮБОЙ планете. — Он помахал ластообразными руками, заключая в дугу все светлые точки далеких миров, сиявших за стенами оранжерей. Он опять садился на любимого конька — идею звездного сева. — И совершенно логично предположить, что вместе с планетами должен изменяться человек. Или, если он не в состоянии измениться сам, то должен переселиться в другую среду обитания. Допустим, были колонизированы планеты с условиями, похожими на земные. Но даже эти планеты не ВЕЧНО будут оставаться землеподобными. В биологическом смысле.
— Но почему мы должны ограничивать себя только землеподобными мирами? — спросил Горбал. — Я лично мало что знаю о планете, к которой мы приближаемся, но по описанию место далеко от оптимального.
— Конечно, наверняка, — сказал Хоккеа, и как всегда Горбал не понял, с каким конкретно местом его фразы соглашается пантрополог. — С точки зрения выживания нет никакого смысла навечно приговаривать расу к одному месту. Разумнее продолжать эволюционировать вместе со Вселенной, чтобы сохранить независимость от таких неприятных и неудобных процессов, как дряхление и умирание миров, взрывы новых и сверхновых звезд… И взгляните на результаты! Человек теперь существует в таком разнообразии обличий, что в случае необходимости всегда есть возможность подобрать место, где могут укрыться несчастные, потерпевшие катастрофу. Это великолепное достижение, и что в сравнении с ним давний спор о целостности и первичности формы?
— Да, в самом деле, — сказал Горбал, но в глубине его сознания второе «я» твердило: «Он в конце концов почуял враждебное отношение! Чертов адаптант, ты борешься за равноправие с первоначальной формой человека. Напрасно, моржовый ты бюрократишка. Можешь спорить до скончания веков или своей жизни, но когда ты рассуждаешь вслух, то усищи твои болтаются, и всегда будут болтаться! И совершенно очевидно, рассуждать ты никогда не перестанешь…»
— И будучи военным, вы первым оцените военные преимущества, капитан, — добавил честный Хоккеа. — Используя технологию пантрогенетики, человек захватил в сферу своего влияния массу планет, доселе ему недоступных. Это чрезвычайно увеличило наши шансы стать повелителями Галактики. Занять большую ее часть, причем не отбирая ни одну планету силой. Оккупация без насилия, без лишения законного хозяина его собственности — и к тому же безо всякого кровопролития. Но если какая-то раса вдруг обнаружит имперские амбиции и попытается отобрать у нас одну из планет, то окажется, что мы численно превосходим ее в громадное число раз.
— Это верно, — согласился Горбал, помимо своей воли заинтересовавшись рассуждениями адаптанта. — И нам повезло, что мы первыми придумали пантропологию. Как же это получилось? Мне кажется, что первой расой, придумавшей пантропологию, должен быть народ, такой способностью изначально обладавший… Вы понимаете, о чем я?
— Не совсем, капитан. Если вы приведете мне пример…
— Однажды мы исследовали планету, где когда-то обитала раса, причем сразу на двух планетах — но не одновременно, — сказал Горбал. — Их жизненный цикл составляли две фазы. В первой они зимовали на внутренней планете. Потом их тела трансформировались, и они, в чем мать родила, пересекали космическое пространство. Без кораблей. И остальную часть года проводили на своей основной, внешней планете. В новой форме. Потом опять следовали трансформация в первую фазу, переселение и зимовка на более теплой планете. Это трудно описать. Но самое интересное в том, что эту способность они не вырабатывали, она была у них с самого начала. Они так эволюционировали. — Он снова посмотрел на Авердора. — Навигация в том секторе была хитрым делом, особенно когда они начинали собираться в рой.
Но Авердор на приманку не клюнул.
— Я понимаю — это хороший пример, — сказал Хоккеа, кивая с преувеличенной гротескной задумчивостью. — Но позвольте вам заметить, капитан, что если раса обладает какой-то способностью, она может и не задумываться над необходимостью эту способность совершенствовать. Да, я знаком с расами вроде той, что вы описали: полиморфные расы с сексуальными альтерациями поколений, метаморфозами наподобие жизненных циклов насекомых. Есть одна планета под названием Лития, примерно в сорока световых годах отсюда, где разумная раса подвергается полному повторению эволюционных форм ПОСЛЕ рождения особи, а не ДО, как у людей. Но почему эти расы должны считать трансформацию форм чем-то насущно необходимым и стремиться к ее совершенствованию? Ведь это всего лишь рядовой факт из их жизни, не более.
