За холмом (СИ) - Шишкин Дмитрий (бесплатные версии книг .TXT) 📗
– Ой, как всё сложно. Но про игру я понимаю. Как будто прятки, да? Все прячутся и не знают, что игра уже закончилась?
– Да, так и умирают в своих норах, куда залезли во время игры.
Мальчик пригорюнился. Ему было ужасно жаль этого умнейшего и добрейшего из дедов. К тому же мальчик устал.
– Ты обычно так мало говоришь, а сейчас так длинно.
Пастух звонко, по-детски рассмеялся.
– Да, ты прав, мне здесь совершенно не с кем поговорить, а в тебе я нашёл интересного слушателя и собеседника, прости. Хорошо, я потом тебе расскажу нашу историю, когда мы спокойно будем сидеть дома и пить чай, а ты будешь готов слушать.
Из-за угла выбежала орава детей. Мальчик уже привык к уродству местных и перестал его замечать. Дети были как дети – чумазые, весёлые. Они остановились, почтительно поклонились пастуху и о чём-то его спросили на их языке, указывая пальцами на его маленького спутника. Дед коротко ответил, дети в ужасе бросились врассыпную.
– Чего они испугались?
– Они спросили, кто ты такой, а я ответил, что ты – из-за холма.
– И чего же они испугались? – настойчиво повторил мальчик.
– Понимаешь, весь этот мир, что знаком им, их родителям, их дедушкам и бабушкам – он лежит здесь, у этого кольца холмов. Даже внутри этого мирка есть много запретных зон. Это разрушенные деревни и города врагов, как тот, что ты видел вдалеке. А то, что за холмами – это табу, вечный строгий запрет. А этот холм, самый большой, считается тут священным. Он отделяет наш мир от того, незнакомого и враждебного. И на холм могут подниматься только члены Совета старейшин, чтобы слушать Великий голос.
Мальчик вытаращился – таких сказок давненько ему не рассказывали, да он, вроде, уже и большой для сказок.
– Я думаю, что тебе придётся мне очень многое рассказать, я ничего не понимаю, – юный путешественник скуксился и готов был заплакать, он-то считал себя уже практически взрослым, а тут…
– А ты не расстраивайся. Того, что у нас происходит, не понимает и большинство взрослых, которые здесь живут. А уж если рассказать твоим маме и папе – они поймут ещё меньше, чем ты.
– Почему это? – обиделся за родителей мальчик.
– Потому что у взрослых есть сформировавшиеся представления о мире. И если что-то в эту картину не вписывается, они отказываются в это верить. Мозг просто отрицает ту информацию, что не соответствует составленным им клише. У тебя была такая игрушка в детстве, где есть прорези квадратные, круглые, фигурные и туда надо запихнуть соответствующей формы детали?
– Где-то дома видел…
– Вот так устроен мозг у взрослых. У него круглые прорези для информации, и ты туда не запихнёшь квадрат, пока не обломаешь ему края. А у детей мозг гибкий, туда помещается всё.
– А почему нельзя ходить в разрушенные города врагов?
– Старейшины боятся, что люди найдут там старые книги, уцелевшие в пожарах, или картины и узнают другие версии истории, проникнутся симпатией к уничтоженным врагам, начнут их жалеть.
– Разные версии истории?
– Ну конечно! У истории много версий, так было всегда и везде. Ты сейчас у себя в школе изучаешь версию нынешних победителей, а завтра ими могут стать другие – и история сильно поменяется.
– Но как же так? Вот меня родители, например, возили в прошлом году в Рим. Там стоит Колизей. Он там стоит две тысячи лет, ты представляешь! И сколько бы победителей не сменилось там, Колизей остаётся Колизеем и история у него одна.
– Ты был в Риме? – название города пастух произнёс с придыханием, и в его глазах, единственном живом месте на обветренном и обожжённом лице, на секунду проявилась зависть. – С ума сойти! Для меня это словно другая вселенная, а ведь мы живём с тобой на одной планете!
Старик шёл потрясённый, слегка покачивая головой, словно сам с собою вёл оживлённый спор. Мальчик внезапно испытал жалость к пастуху, погладил по руке и заглянул в глаза.
– Ну, может, ещё съездишь когда-нибудь.
Дед засмеялся.
– Нет. Я никогда не буду в Риме. Но зато Рим есть во мне, – он ткнул пальцем в свой морщинистый лоб. – Кстати, о Колизее. Это просто здание, памятник. И в свете нашего разговора нужно рассмотреть – памятник чему. По замыслу создателей и по замыслу сегодняшних правителей, заинтересованных в том, чтобы их история выглядела красиво и пышно, это памятник династии Флавиев: красивой, победоносной истории Рима, бесконечному празднику в его стенах. Ты же эти картинки видел, когда смотрел на Колизей? Блеск Рима в период его расцвета, отсветы солнца на бронзовой броне отважных гладиаторов, нарядные одежды и драгоценности патрициев-зрителей в первых рядах?
– Блеск! – согласился мальчик.
– А ведь Колизей сам по себе – памятник переписывания истории. Его построили на месте пруда в парке Нерона, в его «Золотом доме», гигантском дворце. Стёрли до основания дворец прежнего, «плохого» императора, засыпали пруд и поставили памятник новому, «хорошему» императору. Чтобы народ там предавался развлечениям и вспоминал строителей – Веспасиана и Тита – добрым словом.
– Но я про Нерона тоже знаю, – упрямился молодой собеседник.
– Ты знаешь о нём как о плохом императоре, убийце, узурпаторе и сумасброде, так?
– Ну да, а разве это не так?
– Так, конечно. Но история в действительности не пишется чёрными и белыми красками, как потом преподносится в учебнике. Если бы ты увидел роскошный дворец Нерона и огромный сад, который мог украсить город лучше очередного амфитеатра, пусть и колоссального, ты бы уже начал сомневаться: а так ли плох император, который оставил после себя такую величественную красоту?..
– Возможно, – мальчик задумался.
– Но и это ещё не всё, – не унимался старик, который никогда не увидит Рима. – Колизей – это ещё и памятник победы Флавиев над восставшей Иудеей, памятник разрушенному Иерусалиму и Второму Храму. Памятник, между прочим, сооружённый пленными иудеями, которых увезли с родной земли, и на средства, награбленные в том же Храме. Когда ты смотрел на него, ты видел строителей-невольников, жестоко истязаемых надсмотрщиками? Умирающих от голода жителей осаждённого Титом Иерусалима? Убивающих своих жён и детей защитников Масады?
– Нет! – у мальчика от обиды наворачивались слёзы. Он не хотел смотреть на величественный памятник в Риме и видеть умирающих от голода иерусалимцев.
Старик покосился на него, приобнял за плечи и умерил ораторский пыл.
– А в Средние века в полуразрушенном и растащенном на стройматериалы здании Колизея был завод по производству селитры. Ты представляешь, какая от него шла вонь на весь центр Рима? – пастух хохотнул и задорно подмигнул мальчику. – И это, мой дорогой, история только одного здания. Куда интереснее истории народов. Пожалуй, они всегда больше похожи на сказки, чем на историю.
– Эх, – вздохнул лишаемый детства человек.
Пастух потрепал его по волосам.
– Извини меня, я слишком много лет ни с кем не мог поговорить. Для меня ты на самом деле упал с неба, как тут про вас болтают.
Глава VI. День второй. Розовая вода
Ближе к закату путешественницу разбудили. Служанки притащили груду жутко вонявших нафталином вещей: старинные платья, шали, шёлковые чулки и принялись на неё примерять. Переводчика к этим кутюрье не прилагалось, поэтому все попытки женщины выбрать наряд самостоятельно разбивались о бесконечное щебетание и размахивание руками толпы девушек в одинаковых серых платьях и белых передниках.
Одели её в итоге по всем канонам местной моды, то есть хуже не придумаешь. Из приличного – только нижнее бельё, и то потому, что его демонстрировать художнику не полагалось. Оно точно так же воняло нафталином, поскольку было сделано явно век назад и хранилось для особых случаев. Всё остальное было по местным меркам, как она уже стала понимать, прекрасным. Туфли – ярко-жёлтые, чулки – зелёные, платье – васильковое. Но это вполне приличное старое платье чем-то не устраивало новых хозяев, посему к нему пришили красный воротник, а на подол – три ленты розового цвета. Израненные руки прикрыли перчатками канареечного цвета с белыми кружевами. Волосы прибрали и вплели в них две атласные ленты – зелёную и малиновую. Лицо напудрили обычной мукой, накрасили губы соком каких-то ягод, а брови и ресницы подчернили сажей. Довершил композицию набор массивных золотых украшений общим весом килограмма в два: серьги в виде огромных колец, которые вполне могли бы порвать мочки ушей, тряхни она слишком резко головой, браслеты на обе руки, колье, больше напоминавшее ошейник. Уродливые перстни, походившие на мужские, по счастью, оказались ей слишком велики.