Ратоборцы - Воронова Влада (читаемые книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
Славян смотрел внимательно, вдумчиво.
— Да, — согласился он. — Но ты можешь сделать свою жизнь гораздо больше этой.
— Нет. Я всегда хотела, чтобы у меня был маленький домик и сад. И в прошлой жизни дом у меня был. Потом появились охотники за головами, и я попала в Весёлый Двор. После моталась из крепости в крепость, с войны на войну. Мне пришлось стать очень хорошим воином. Я даже ротой командовала. Пришлось, Иван, но не захотелось. — Кармела вытерла слёзы. — А потом догма разрушилась, мы с ребятами освободились. И у меня опять появился домик и сад. Но тут пришёл ты. И тебе тесно в моём маленьком доме, скучно в моей простой жизни. Тебе нужно гораздо большее. Но я не гожусь для великих дел. Ты должен уйти.
— Но я и не требую от тебя великих дел, — ответил Славян. — Я всего лишь хочу, чтобы ты засыпала и просыпалась рядом со мной.
— Нет! — отрубила Кармела. — Я много воевала, но воином не была никогда. И не гожусь в подруги воину. Я не могу стать ни твоей тенью, ни встать с тобой рядом. Первое означает полностью отказаться от себя, а тебе не нужна пустышка, ты не из тех, кто может любить собственное отражение в зеркале. Да и я не хочу отказываться от себя, быть Кармелой-кружевницей мне нравится. Встать рядом тем более невозможно. Мне просто не выстоять, а висеть на тебе обузой я не хочу.
— Но я не воин, Кармела, — уверенно сказал Славян. — И никогда им не буду, сам воинов не люблю.
— Да, — согласилась зомбачка, — воином ты не будешь никогда. Для воина тебя тоже слишком много.
— Когда я сам хотел уйти, — с трудом выговорил Славян, грудь словно сдавило в тисках, всё ещё памятное телу эхо давно невозможных приступов, — ты меня не отпустила. Сказала, что теперь я всегда буду только твоим.
— Я ухватила кусок гораздо больше, чем могу проглотить.
— И решила выплюнуть. Что ж, — поднялся Славян, — так тому и быть. Если ты больше не нужен, навязываться бессмысленно. Вещи я соберу быстро.
Кармела с обречённостью посмотрела ему вслед. Чёрт забери твоё понимание, Иван! Ты не должен, не смеешь меня понимать. Ты ведь можешь взять меня, захватить, полностью вобрать в себя, я и думать не дерзну, что могу жить без тебя. Но ты оставил меня мне. Ты слишком высоко ценишь жизнь, чтобы уничтожать её. Даже такую маленькую и никчёмную, как моя. Источник не может брать, только давать. Но мне не вынести изобилия твоей силы. Я не могу творить миры, не могу превращать ничто в нечто. И я не могу взять твою силу, которую ты черпаешь из ничего, она холодная и бездушная, потому что в ней нет тебя. А ты где-то далеко, словно за стеной. Я говорила с тобой, я наслаждалась твоим телом, но тебя у меня так никогда и не было, к себе ты меня так и не подпустил.
— Иван, — Кармела вошла в спальню. Сердце сжалось — он уже собрал вещи. Как их мало, всего-то рюкзачок, школьники с такими на занятия ходят. Словно нарочно старается не оставить ни в чьей жизни следов.
— Иван, — повторила она, — я ведь не спрашиваю тебя ни о чём, не требую твоих тайн. Я даже не спрашиваю, как тебя на самом деле зовут. Ну почему ты всегда как стеной отгорожен?
— Потому что не знаю, какие чудовища могут за ней прятаться, — сказал он. — Пока не научусь с ними справляться, не приучу собственных драконов, рисковать другими людьми я не могу.
— Один. Ты всегда один. Ты так хорошо умеешь всех понимать, так когда же ты научишься верить тем, кого понимаешь? Иван, я наговорила тебе кучу вздора, я просто струсила, но теперь опять всё в порядке. Иван, я воин, и мне можно доверять спину в бою. Я справлюсь.
Он улыбнулся печально и так умудренно, словно ему не двадцать два года, а двадцать два столетия. Кармеле стало не по себе. Из какой бездны вынырнул этот людь? Что он видел, как сумел вместить в годы века?
— О себе я этого сказать не могу, — ответил Славян. — Я не уверен, что смогу справиться. Кармела, — он посмотрел женщине в глаза, — ты подожди меня немного. Подожди, когда я снова стану целым. У тебя будет дом и сад, я обещаю. Дом тёплый, а сад обильный. Дом и сад для нас, именно такие, как нам нужны. Земля, где мы сможем жить, а не воевать, любить, а не холодеть от ненависти, создавать, а не разрушать. Сад жизни, дом жизни. Так будет, клянусь. Самим собой клянусь.
— Собой — это больше, чем изначалием, — сказала Кармела. — Во всяком случае, если речь идёт о тебе.
Вот теперь все стены исчезли, и её, и его. Рухнули завесы правд, а истина оказалась горькой до слёз.
— Но я не принимаю клятву, — решила зомбачка. — Не хочу тебя связывать. Да и себя. Наше время кончилось, Иван. Мы должны разойтись.
Славян кивнул. Кармела права. Они дали друг другу всё, что могли дать, и взяли друг у друга всё, что могли принять. Их время действительно кончилось, и нужно разойтись сейчас, не отравлять жизнь пустотой.
— Я не умею прощаться, — сказал он. — Лучше просто уйти.
И ушёл.
Кармела рухнула на кровать, вперила взгляд в белёный потолок. Слёз нет, вот досада. Но оно и к лучшему. Всё, что было, не уйдёт, останется с ней. И заполнит холодные тёмные провалы, оставшиеся от Весёлого Двора, войн, полужизни здесь, на Мадагаскаре. Кармела смогла стать целой, завершить себя. Теперь и жизнь сделать можно. Зомбачка встала, вышла на террасу, села за плетельный станок, взяла коклюши. Самое время начинать новый узор.
Славян шёл к деревне Корзинка. Комнату можно снять у корзинщика Мануэля. И от причала недалеко, и от тренировочной площадки. Зомбачья система боевой подготовки Славяну нравилась, главный упор тут делается на самоконтроль, трансформация давно бы свела зомбаков с ума, не умей они так виртуозно управлять собой — и разумом, и телом, и чувствами. Именно то, что сейчас нужно.
На полдороге он свернул к морю, бросил на песок рюкзак, постоял у линии прибоя. Хотелось заплыть подальше, к Одинокому островку, забиться поглубже в его крохотные джунгли и выть так, как не способен ни один зверь — только людь, у которого умирает душа. В стотысячный раз умирает, чтобы возродиться опять — для новой смерти. Глупо, если разобраться. Ничего особенного не произошло, всего лишь очередная разлука в богатой на потери жизни. Пора бы привыкнуть. Тем более, что Кармела права, расстаться действительно необходимо — ещё немного, и они бы друг друга возненавидели. В лекарстве нуждаются больные, а для здоровых оно становится ядом. Кармела исцелилась, у Славяна затянулись самые глубокие из ран, а ради мелочи целителя не зовут. Само зарастёт.
Но чувствам никакого дела до рассудочных выкладок нет. Не хотят они сгорать, становиться небытием. Цепляются за душу, отдирать приходится с кровью и болью, с клочками души. И всё — любовь, воспоминания, следы поцелуев, отзвуки смеха и нежных слов, услышанных и произнесённых — сжигать заживо. Хорошо волшебным расам, зажгут белый огонь, он уберёт всё тихо и безболезненно. Потом огонь зелёный утешит и обогреет.
А человекам приходится делать всё самим. Костёр из собственной в клочья изорванной души. Ветер, который развеет пепел — из неё же. Воду, которая напоит выжженную землю — тоже из неё. И вырастать обновлённой должна всё та же душа.
Тяжело. Больно. Страшно.
Но хочешь лёгкой жизни, нечего было рождаться человеком. Будь животным, у них всё просто. А теперь поздно сожалеть. Раз хватило ума и дури стать человеком — живи как человек. Сгорай. Возрождайся. Превращай ничто в нечто, как в собственной душе, так и в мире. И не жалуйся — тебе никто не обещал, что творцу будет легко. Да и выбора у тебя, раз человеком родился, нет — либо будешь творцом, либо не будешь вообще.
Славян тихо рассмеялся. Придёт же в голову такая муть! Чего только не придумает брошенный очередной подругой мужчина, лишь бы заглушить боль и детскую обиду — ну почему я? почему меня? я ведь хороший! Хороший, кто бы спорил. Только и самые сладкие конфетки рано или поздно надоедают. Не приедается только хлеб. А стать для кого-то хлебом жизни ты пока не можешь, слишком молод и неопытен, многого ещё не понимаешь и не умеешь. Да и твой вечный душевный раздрай никому не нужен. Опара ты пока, а не хлеб. Невзошедшая.
