Всеблагое электричество - Корнев Павел Николаевич (читать книги без .TXT, .FB2) 📗
— Дважды…
Зверь кивнул.
— Тебе дважды вырезали сердце, а ты до сих пор жив! Да и тебе ли бояться смерти? Ты связан с суккубом и наперед знаешь, что именно ждет тебя в загробном царстве! Вечность боли. Драть! Целая вечность! Лео, да ты воистину бессмертен!
— Утешил…
— Но зато никто не наложит лапу на твою душу, пока ты жив.
Я досадливо поморщился.
— Меня больше беспокоит сохранность телесной оболочки.
— Так плюнь на все и беги.
— Не могу.
Зверь достал заткнутый за пояс кухонный нож и поковырял его кончиком меж неровных зубов, вычищая застрявший там кусочек колбасной оболочки.
— Нравится ощущать себя цепным псом императрицы? — спросил он с издевкой.
— Не в этом дело.
— Именно в этом, — уверил меня альбинос. — Ты полагаешь себя недооцененным. Думаешь, если справишься с заданием, тебя впустят с улицы в дом, позволят погреться у очага, накормят, напоят и уложат спать в тепленькую постельку?
— О чем ты говоришь?!
— Думаешь-думаешь! И ты прав, они действительно пустят тебя в дом, погладят по головке и уложат спать. Только ты уже не проснешься. Никогда! Семейка Хулиганов — милые шалунишки по сравнению с твоей родней!
— Принцесса странная, — согласился я. — Боится, что у нее в крови растворена сущность падшего и однажды тот может проснуться.
Альбинос достал сигару и раскурил ее, затем искоса глянул на меня и ухмыльнулся.
— Даже не знаю, Лео, насколько это нормально — обсуждать странности кузины с собственным вымышленным другом.
— Иди ты! — ругнулся я, впрочем, совершенно беззлобно.
Зверь в ответ лишь закудахтал от смеха.
— Выше нос! Ты самый везучий человек, которого я только знаю! — объявил он, встряхнув головой. — Шизофреник с раздвоением личности, который умудрился выпихнуть мистера Хайда в вымышленное тело, чтобы самому остаться с чистенькими руками!
— Все не так!
— Так! — рыкнул Зверь, и его глаза засверкали в ночи куда ярче огонька зажатой меж зубов сигары. — Имей смелость признаться в этом хотя бы самому себе!
— Сгинь! — огрызнулся я.
Зверь расхохотался, но я вовсе не собирался оставлять за ним последнее слово.
— Кстати, почему тебя не слышал тот ирландец в подвале?
— Такое случается, малыш, когда человек разговаривает сам с собой.
Я не стал ввязываться в бессмысленный спор с альбиносом, достал из кармана жестянку с леденцами и сунул один из них в рот. Покатал его между небом и языком, вздохнул и выплюнул в траву. Сладкого не хотелось.
Но это мне. Зверь моментально сграбастал банку, всыпал все леденцы разом в свою широченную пасть и захрустел ими, словно засахаренными орехами.
— Мой тебе совет, Лео, — проговорил он, нечетко выговаривая слова, — начинай делать то, что умеешь лучше всего.
— И что же это?
— Бояться, малыш! Драть! Разумеется, бояться!
Я ничего не ответил, да Зверь на ответ и не рассчитывал. Мощным замахом он отправил пустую бутылку куда-то в ночь и зашагал к башне на вершине холма. Я с интересом проследил за ним взглядом, но все оказалось до обидного банально. Альбинос попросту решил помочиться на одну из опор железной вышки.
Над головой вновь сверкнула молния, и сразу между башней и темной фигурой сыпанула искрами электрическая дуга.
— Драть, тряхнуло! — донеслось оттуда мгновение спустя. — Драть, вот это разряд! А-ха-ха!
Я сплюнул под ноги и отвернулся к окутанному ночью городу. Сейчас хотелось просто посидеть в тишине.
4
Рассвет застал меня спускающимся с вершины Кальварии. Я как раз шел по мостику через овраг, когда над горизонтом вспухло тусклое из-за туманной дымки солнце и принялось нахально светить прямо в глаза. Ниже еще лежала густая тень, и какое-то время мы с утренним светилом играли в догонялки: я ускользал от его лучей, спускаясь по склону, а настырный желтый карлик поднимался все выше и выше, никак не желая признавать своего поражения.
Тогда я сжульничал и сбежал от него в подземку.
В столь раннее время ничего еще толком в городе не работало, но площадь императора Климента славилась своими роскошными кафе и магазинами, и там мне без особого труда удалось отыскать открытое бистро с дорогущим кофе и недоступными для простых смертных пирожными.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})После бессонной ночи на Кальварии, где на жесткой скамье удалось прикорнуть всего лишь на пару часов, меня мучила зевота и слипались глаза. Чашка черного крепкого кофе в полной мере ситуацию исправить не смогла, но в голове немного прояснилось. Да и перспективы пережить этот день перестали пугать своей неопределенностью. Прорвусь.
Впечатленный немалым даже по местным меркам размером чаевых бармен не стал отказывать щедрому посетителю в телефонном звонке, и я воспользовался стоявшим на стойке аппаратом. Первым делом попросил телефонистку соединить меня с резиденцией маркиза Монтегю и велел снявшей трубку горничной пригласить к телефону молодую госпожу.
— Как вас представить? — поинтересовалась служанка.
— Скажите, звонит Лев, — представился я своим новым именем.
На несколько минут в трубке воцарилась перемежаемая шорохом помех тишина, а затем послышался звонкий девичий голос, заглушить тревогу в котором не смогло даже плохое качество связи:
— Лео, это ты? Лео, что происходит?!
— А что происходит? — обмер я.
— Вчера позвонила Мари, она сказала, тебя разыскивала полиция!
— Так и есть, — подтвердил я, старательно удерживая на лице беспечную улыбку. — Я тебе рассказывал, с чем это связано.
— О-о-о! — протянула Лилиана. — Все плохо?
— Все будет хорошо. Просто поживи какое-то время у родителей. Я буду звонить.
— Скажи, где ты, я приеду!
— Лили… — вздохнул я. — Я ношусь по городу, как Белый Кролик! Столько всего надо сделать, а я опаздываю всюду на день или два. Позвоню тебе вечером, хорошо?
— Обещаешь?
— Обещаю. Только верь в меня, хорошо?
— Я тебя люблю, Лео!
— Я тоже тебя люблю, Лили.
С печальным вздохом я прервал звонок и позвонил в контору Рамона Миро. Этот разговор вышел куда более деловым и лаконичным.
— Достал? — спросил я бывшего напарника.
— Достал, — подтвердил тот. — Встретимся через два часа на моем последнем месте работы. Успеешь добраться?
— Успею.
Я опустил трубку на рычажки, поблагодарил бармена и вышел на улицу, не забыв прихватить стоявший в ногах чемоданчик. С площади уходить не стал и легкой походкой беспечного гуляки зашагал к громаде «Бенджамина Франклина». Но направлялся я вовсе не в отель, меня привлекло выставленное неподалеку ограждение. На красноватой гранитной мостовой там чернели пятна копоти и потеки машинного масла. Осколки ветрового стекла и кровь, если она была, уже убрали.
Ткнув носком ботинка попавшийся под ногу обломок какой-то шестерни, я остановился и огляделся по сторонам, оценивая возможные пути отхода анархиста, метнувшего бомбу в экипаж главного инспектора. Насколько удалось выяснить из газетной передовицы, охранники слишком поздно открыли огонь по беглецу, и тому удалось скрыться в соседнем переулке. Немногочисленные очевидцы утверждали, что оттуда бомбист укатил на велосипеде.
Ничего полезного осмотр вчерашнего места преступления не дал; я опустил пониже на лоб козырек фуражки и зашагал прочь, но тут на глаза попался упитанный дядечка в сером плаще, который отпирал дверь кондитерской с затейливой надписью: «Императорское бланманже» на вывеске. Вслед за ним я прошел в торговый зал и задумчиво оглядел заставленную разнообразными сладостями витрину.
Леденцов не хотелось. Хотелось шоколада, но здесь его не было и, по понятным причинам, быть не могло.
Пока я определялся с выбором, приказчик сменил плащ на белоснежный халат и горестно вздохнул:
— Я ничего не видел! И уже сказал вчера об этом вашим коллегам!
Он явно принял меня за полицейского, и я его в этом заблуждении разубеждать не стал, только усмехнулся:
— Мой вам совет: никогда не говорите, будто ничего не видели. Звучит очень подозрительно.