Проклятый - Мастертон Грэхем (Грэм) (бесплатные книги полный формат .TXT) 📗

Комната казалась пустой. Холодный серый пепел устилал кострище камина. Моя чашка стояла на полу, там, где я ее оставил. Я вернулся к парадному входу и прислушался. Капли дождя падали мне за шиворот плаща. Через тучи пробился луч света, и поверхность садового пруда на мгновение заблестела, как будто усыпанная серебряными монетами.

Я все еще стоял под дождем, когда, разбрызгивая грязь, в аллее проехал на шевроле один из моих соседей. Это был Джордж Маркхем, живший у Аллеи Квакеров под номером семь со своей женой-калекой Джоан и множеством истерических лающих карликовых псин. Он опустил стекло и выглянул из машины. На его шляпе был пластиковый чехол от дождя, а на его очках поблескивали капельки воды.

— Что случилось, сосед? — закричал он. — Принимаешь душ в одежде?

— Все хорошо, — уверил я его. — Мне показалось, что какой-то из желобов протекает.

— Следи за собой, иначе простудишься до смерти.

Он уже начал поднимать стекло, но я подошел к нему, с трудом продираясь сквозь грязь.

— Джордж, — спросил я. — Не слышал ли ты, чтобы кто-то шлялся здесь ночью? Около двух или трех часов утра?

Джордж задумчиво надул губы, а потом покачал головой.

— Я слышал ветер ночью, это точно. Но ничего больше. Никто не ходил по дороге. А почему тебя это так интересует?

— Даже не совсем уверен, почему.

Джордж задумчиво посмотрел на меня, а потом сказал:

— Лучше возвращайся домой и переоденься во что-то сухое. Не обращайся так мерзко со своим здоровьем только потому, что Джейн уже нет. Может, немного позже заскочишь к нам поиграть в карты? Старый Кейт Рид наверняка появится, если приведет в порядок свой ржавый тарантас.

Может, приду, Джордж, большое спасибо.

Джорджи уехал, и я снова был один под дождем. Я прошел по аллее и вернулся под дверь. Ну, подумал я, не буду же я стоять тут целую ночь. Я провернул ключ в замке и толкнул дверь, которая как всегда запротестовала протяжным скрипом. Меня приветствовала темнота и знакомый запах дыма и старого дерева.

— Есть ли здесь кто-то? — закричал я. Глупейший вопрос под солнцем. Здесь никого не было, кроме меня. Джейн уже больше месяца не было, и хотя я не хотел об этом и думать, но вынужден был постоянно помнить это, все время вспоминать ее последние секунды жизни, как в этих автомобильных катастрофах, часто показываемых по телевизору, где безвольные манекены вылетают через переднее стекло. Только что манекенами не были ни Джейн, ни наш еще не родившийся ребенок.

Я вошел внутрь, Не подлежало сомнениям, что атмосфера изменилась, совершенно так, будто кто-то во время моего отсутствия немного переставил мебель. Сначала я подумал; черт, я был прав, сюда кто-то вломился. Но часы, стоявшие в холе, все еще тикали с тошнотворным однообразием, а картина XVIII века, изображающая охоту на лис, все еще висела на старом дубовом валике. Джейн подарила мне эту картину на Рождество; такая сентиментальная шуточка, для лучшего напоминания об обстоятельствах, при каких мы с ней встретились. Помню, как в этот день я хотел поиграть ей на охотничьем роге, только ради петушиного хвастовства, но смог лишь затрубить громко, бессмысленно и страшно неэлегантно, как будто пернул гиппопотам. До сих пор я еще слышу ее веселый смех.

Я запер за собой дверь и пошел наверх, в спальню, чтобы переодеться в сухую одежду. Меня постоянно преследовало неприятное ощущение, что кто-то здесь был, что кто-то касался моих вещей, брал их в руки и откладывал на место. Я был уверен, что положил расческу на стол, а не на ночной столик. А мой будильник остановился.

Я напялил синий свитер-гольф и джинсы, а потом спустился вниз и налил себе остатки «Шивас Регал». У меня было намерение купить бутылку чего-то покрепче в Салеме, но из-за Эдварда Уордвелла и всей аферы с картиной совсем забыл зайти в магазин. Я проглотил виски одним глотком и пожалел, что его больше нет. Может, позже, когда закроется дырка в небе, я пройдусь в Грейнитхед и куплю пару бутылок вина и несколько порций готового обеда, например, лазаньи. Я уже не мог даже смотреть на эскалопы Солсбери, даже под угрозой пыток. Эскалопы Солсбери — наверняка самая отвратительная и невкусная еда во всей Америке.

Как раз именно тогда я снова услышал шепот, как будто где-то в доме две особы разговаривали обо мне вполголоса. С минуту я сидел неподвижно и вслушивался, но чем больше я напрягал слух, тем выразительнее я слышал лишь шум ветра или звон воды в желобах водостока. Наконец я встал, вышел в холл с пустым стаканом в руке и закричал:

— Алло!

Отсутствие ответа. Лишь непрестанный стук оконной рамы. Только вой ветра и отдаленный шум моря. «Извечный шепот все звенит на покинутых берегах морей». Снова Китс. Я чуть не выругал Джейн за ее Китса.

Я вошел в библиотеку. В ней было холодно и сыро. Под большой латунной лампой, которая когда-то висела в каюте капитана Генри Принса на корабле «Астроя II», находился столик, скрытый под письмами, счетами и каталогами аукциона прошлого месяца. На парапете окна стояло пять или шесть фотографий в рамках. Джейн в день получения диплома, Джейн и я в саду перед домом, Джейн с родителями, Джейн и я перед гостиницей в Нью Хемпшире; Джейн, щурящая глаза в зимнем солнце… По очереди я брал их в руки и с грустью рассматривал.

Однако в них было что-то удивительное. Каждая выглядела немного иначе, чем я помнил. В тот день, когда я сфотографировал Джейн в саду, я был уверен, что она стояла на тропинке, а не на травяной площадке — особенно потому, что она недавно купила себе новые замшевые туфельки цвета вина и не хотела их испортить. Кроме того, я заметил что-то еще. В темном оправленном в свинец стекле окна, как раз почти в пяти или шести футах за спиной Джейн, я заметил удивительное, светлое пятно. Это могла быть лампа или обычное отражение света, однако это пятно до беспокойства напоминало бледное женское лицо с впавшими глазами, которое мигнуло в окне так быстро, что аппарат не успел его четко зафиксировать.

Я знал, что в тот день не было никого, кроме меня и Джейн. Я очень внимательно обследовал фотографию, но так и не смог установить, чем являлось это пятно.

Я еще раз просмотрел все фотографии.

Трудно определить, в чем это заключалось, но у меня было впечатление, что на всех снимках люди и предметы были смещены. Незначительно, но заметно. Например, я сделал когда-то фотографию Джейн около памятника Джонатану Поупу, основателю пристани Грейнитхед и «отцу торговли чаем». Я был уверен, что когда в последний раз смотрел на эту фотографию, Джейн стояла справа от памятника, а теперь она находилась слева от него. Фотография не была перевернута во время воспроизведения, поскольку надпись «Джонатан Поуп» воспроизводилась как следует, слева направо. Я поближе присмотрелся к фотографии, потом отвел ее от глаз подальше, но так и не заметил никаких подозрительных следов. Кроме изменившегося положения Джейн я открыл еще один беспокойный факт, как будто кто-то пробежал там и отвернулся в ту секунду, когда делалась фотография. Это могла быть женщина в длинном коричневом платье или длинном коричневом плаще. Ее лицо получилось на фотографии смазанным, но были видны темные ямы глаз и невыразительная полоса губ.

Неожиданно я начал дрожать от страха. Или сама смерть Джейн потрясла меня до такой степени, что у меня появились галлюцинации и я постепенно сдвигался по фазе, или дом на Аллее Квакеров был безумным, его заселило чье-то ледяное присутствие, какая-то могучая, чужая и сверхъестественная сила.

Где-то в доме тихо захлопнулась дверь. Так закрывает двери санитарка, выходя из комнаты смертельно больного пациента.

На одну ужасную секунду мне казалось, что я слышу чьи-то шаги по ступеням. Спотыкаясь, я выбежал в холл. Там никого не было. Никого, кроме меня и мучающих меня воспоминаний.

Я вернулся в библиотеку. На столике лежала фотография Джейн в саду перед домом. Я еще раз взял ее в руки и присмотрелся, морща брови. В ней также было что-то не в порядке, но я так и не мог понять, в чем это заключается. Джейн улыбалась мне, как обычно; дом за ее спиной выглядел совершенно нормально, за исключением этого бледного отражения в стекле. Но что-то все же изменилось, что-то было не так. Мне казалось, что Джейн стоит не на своих ногах, что кто-то ее поддерживает сзади, так, как на этих ужасных полицейских фотографиях, представляющих жертв убийства. Я подошел к окну с фотографией в руке и выглянул в сад перед домом.