Сборник новелл «На полпути в ад» - Кольер Джон (читать книги без регистрации txt) 📗

Мотылек выбрался из канавы, подрагивая от унижения. Он убрал из-за ушка гадкую грязь, присмотрелся и увидел, что происходит. Взгляд его упал на покинутое блюдо с рыбой. Обделенный судьбой, он был зато, в отличие от присутствующих, обделен и патологическим любопытством: по сравнению с рыбными яствами зрелище это не представляло для него никакого интереса.

Он подполз ближе в надежде сцапать сардину и улепетнуть, но быстро понял свое громадное преимущество перед голодранцами, которым готов был завидовать. Он видел, что они злобно сверкают глазами в его сторону, слышал глухое рычание, заметил, как один-другой кот судорожно дернулся, однако же все оставались на своих местах, как пригвожденные. Размышляя о том, сколь забавно устроена жизнь. Мотылек со смаком уплел рыбу до последнего кусочка, вылизал блюдо и удалился к себе на горку прежде, чем кто-нибудь вздумал за ним погнаться.

Вскоре заколдованный круг распался, и Кики в сопровождении нетерпеливого селадона прошествовала к трапезе. Изумленными, пустыми, круглыми глазами обвели они пустое, чистое блюдо, на котором не осталось ни чешуйки.

Воспоследовало нечто еще небывалое. Обманутый в лучших ожиданиях любовник гнусно выругался и закатил Кики здоровенную плюху. Злополучная должница, чувствуя непрочность своей позиции, не посмела вознегодовать; она лишь съежилась и прижала уши, а разъяренный кот следом за недавними соперниками отправился рыскать по помойкам.

На другой вечер у Кики было не шесть, а всего лишь пять воздыхателей. Кот, оставленный накануне с носом, не удостоил явиться-то ли он лелеял свою законную обиду, то ли решил, что отбросы питательнее, чем любовные труды, которые, чего доброго, опять не окупятся.

И он рассудил верно. Едва лишь Кики с очередным избранником занялись делом, как откуда ни возьмись появился Мотылек. Он прошел к блюду небрежной походкой, не сморгнул под безнадежным и яростным взором прижатой к земле Кики и внимал стенаниям завороженных зрителей, точно сибарит за обедом бродячему скрипачу, терзающему басовую струну. При этом он воздавал должное угощенью и снова съел всю рыбу без остатка.

Назавтра число поклонников Кики убавилось до четырех, затем явились только трое, а к концу недели не стало ни одного.

Несколько дней после этого Кики была так расстроена и подавлена, что на нее жалостно было смотреть. Она сидела зажмурившись, с разинутой пастью, и лишь иногда поводила лапой из-за ушей к носу, точно вычесывала какую-то мысль из своей очумелой головы. Наконец ей это удалось. Она встала, потянулась и под вечер пошла на пригорок проведать Мотылька.

Тот, завидев ее из окна, не выказал особого желания выбираться из теплой гостиной на январский холод. Вскорости, однако, хозяйка настоятельно посоветовала ему пойти погулять, и он с трепетом предстал перед кошкой, которую обездолил. Представьте его облегчение, когда после самого сердечного приветствия ему была предложена нежная и целомудренная дружба со всеми ее выгодами. Поначалу он не поверил, но был приглашен отужинать вдвоем свежей рыбкой; с жаром приняв приглашение, в полночь Мотылек сидел рядом с Кики у полного блюда.

Правда, взглянув, как гость уписывает за обе щеки, хозяйка не сдержала глухого урчания, которое, вероятно, объяснила тем, что подавилась косточкой. Увы, лучше бы самому бедняге Мотыльку подавиться коварным угощением!

Некоторое время эта парочка была неразлучна, и все дивились их приятельству – а пуще всех бывшие воздыхатели, которые, притаившись поблизости, гневно созерцали совместные трапезы Кики и ее наперсника. Новоявленных друзей видели в разных концах гавани; бывало, они просиживали час за часом, почти касаясь носами, явно погруженные в долгую беседу. Кики наверняка выслушивала забавнейшие истории из марсельской жизни, а Мотылек осваивался в Ла Кайо.

И вот настал день, когда две неимоверно длинные тучи протянулись по небу, солнечный свет померк и повеяло леденящим, пронизывающим до костей холодом. Очевидно, надвигался мистраль; весь вопрос был в том, насколько свирепый и долго ли он будет свирепствовать.

Кики принюхалась к зловещему дуновенью и повела Мотылька на пристань, где они часок-другой посидели под волнорезом. Кики хаяла свой гостеприимный стол и пылко вспоминала о том, как она в юности плавала зайцем на баркасах и как вкусны были свежепойманные целенькие сардины, бьющиеся на дне лодки.

Мотылек не знал иных утех, кроме чревоугодия, и был поэтому превеликим лакомкой. Он утер набежавшие слюнки и пошел понюхать баркасы, сулившие такие неземные наслаждения. Кики расхвалила ему умопомрачительно дряхлую посудину под названьем «Братья Гобинc», самую жалкую лодчонку во всей гавани; и простак, млея от вожделенья, вскочил на борт и укрылся под скамейкой.

А Кики вернулась в кафе Рустана, где собрались рыбаки, обсуждая, выходить ли в море или переждать мистраль.

– Было о чем спорить, – сказал один из них, заметив ее. – Посмотрите на Кики. Вон она какая – спокойная, тихая, ухом не ведет. Я вам говорю: ветер еще до ночи уляжется.

– Да вряд ли, – возразил другой. – Похоже, налетит сущий ураган.

– Ураганом и не пахнет, – заявил третий. – А то бы Кики уже сейчас завывала громче всякого урагана. Она свое дело знает и промашки не даст. Я седьмой год только ей и верю. Кики вернее всякого барометра, вернее, чем радио, и вы как хотите, а мне улов нужен.

Поговорили еще немного; но безмятежный вид Кики успокоил самых недоверчивых, и вскоре после полуночи все до одного разбрелись по лодкам.

А под утро мистраль, какого и старожилы не упомнят, обрушился на устья Роны. Баркасы отогнало далеко в море, и когда они с горем пополам вернулись, «Братья Гобинc» как в воду канули вместе с экипажем.

Во всем винили Кики, и поделом.

– Эта старая паскуда морочила нам голову, – говорили рыбаки. – В погоде она смыслит как последний чурбан. Ее надо повесить на пристани.

Ругмя ругая ее, они все же нанесли вечером кучу негодной рыбы – так уж у них было заведено. Кики по обыкновению съела только половину, и среди кошачьего отребья разнеслась весть о том, что усердие и труд ожидает достойная награда. Полуночные сборища ветеранов приватного клуба возобновились, и Кики поднимала жалобный вой, только учуяв приближение разлучника-мистраля. Она заново укрепила репутацию предвестницы погоды, вечерние даянья не скудели, и порочный круг опять сомкнулся.

ОТПРЫСК КИКИ

На белых холмах за Ла Кайо имеется цементный заводик, самый крохотный в мире: посмотреть – так никакой не заводик, а совершеннейшая кофемолка. Месяц-другой-третий – и, глядишь, цемента уже хватает загрузить целый пароход; тогда появляется «Звезда Средиземноморья», забирает цемент и отвозит его в Алжир. Поэтому однажды весенней ночью, когда городишко был выжжен лунным светом, словно пожаром (дома стояли пепельно-белые, зияя провалами окон), у пристани загудел и пришвартовался старенький грузовой пароход.

Сперва он был просто темным пятном на дальней блескучей зыби. Потом проскользнул в горловину бухты и возник, точно башня, заполнив всю гавань и выросши над подковой домишек. Светились каюты, виднелись склоненные лица; казалось, приплыл целый город. Безобразная труба возвышалась над крышами Ла Кайо. Трижды без всякой надобности взревела сирена, затем огни один за другим погасли, и пароход стал дожидаться дня.

Честной народ перевернулся с боку на бок (все ж таки время позднее, час ночи) и заснул крепче прежнего. Безлюдье, неистовый лунный свет, выбеленные светом дома и огромная черная пароходная туша в гавани – вот и все.

Безлюдье безлюдьем, а на террасе у кафе Рустана престарелая и страшноватая Кики почти что ополовинила большое блюдо с рыбой, и на почтительном расстоянии ее обсели и пожирали глазами продажные обожатели. Они дожидались: вот-вот она сделает перерыв, подступит к ним и выберет сегодняшнего любовника, а тот, воздав должное ее мерзостным прелестям, сподобится докушивать рыбные яства. Таким-то образом негодница Кики соблазняла и развращала здешних голодных и беззастенчивых котов.