Самая страшная книга 2024 - Тихонов Дмитрий (книги полные версии бесплатно без регистрации TXT, FB2) 📗
Матвей все зарился на него, кружил голодным котом, трогал самыми кончиками пальцев и нюхал, смешно морща конопатый нос. Лукерья же чинно сидела на лавке, терпела, как старшая, хотя и ей хотелось броситься вперед, отломить хрустнувшую корочку, обмакнуть в молоко и долго, с наслаждением посасывать хлебный мякиш.
И вот она не устояла: откинула полотенце, пока мать не видит, жадно отломила кусок и сунула в рот. Но вместо сытного сливочного вкуса ощутила на языке соль и железо свежей крови. Вскрикнула, очнулась…
И мигом вспомнила все.
Она лежала на склоне небольшого оврага под защитой покрытого утренней росой раскидистого куста, в который вчера влетела при падении. Вся исцарапанная, голодная, с поврежденной правой ступней, которая от первого же движения отозвалась такой лютой болью, что Лукерья взвыла и заплакала.
– Матвей… Мотенька…
Она не могла его бросить. Она была обязана вернуться и спасти его от нелюдей, иначе какая она сестра?
Лукерья попыталась встать – не вышло. Попробовала ползти – удалось не сразу. Мыча от боли, она стала упрямо карабкаться по склону, отмахиваясь от погибельных мыслей: что уже поздно, брата съели и покатались на его косточках; что с такой ногой она сможет лишь ползти; что она ничего не сделает в одиночку супротив орды людоедов и скоро ее тоже сожрут…
Лукерья ползла. Плакала, роняя сопли, обдирала и так израненную кожу, но ползла. Ведь если есть хоть малейший шанс на чудо, хоть крохотная надежда, то надо продолжать свой путь.
И в миг, когда Лукерью оставили почти все силы, а камень, о который оперлась рука, вывернулся из земли, увлекая ее вниз, что-то белесое метнулось гадюкой сверху и цепко сжало запястье, не давая снова упасть.
– Луш-ш-ша… – помертвев, услышала Лукерья и увидела над собой веселого Петрушку.
Рывок, удар – ее пронесло по воздуху вверх и ударило о сосну. Посыпались кора и ветки.
Лукерья тяжело рухнула на хрустнувший валежник, ударилась о поваленный ствол какого-то дерева и увидела, как мир на миг вспыхнул ослепительно-белым.
– Луш-ш-ша-клуш-ша без Петруш-ш-ши… Я скучал и хочу куш-шать… – прошипел юродивый, подбираясь к ней, как зверь, на четвереньках.
– Пожалуйста, не трогай меня! – взмолилась плачущая Лукерья, пытаясь отползти подальше по бурелому. – Мне брата надо спасти! Ну пойми ты!..
Петрушка хихикнул, вывернув голову под невероятным углом. Лизнул отвратительным языком воздух и приблизился еще.
– Вкус-с-сно… Вкусная Луш-ша…
Лукерья не успела ничего сделать: лишь закричала, когда тварь бросилась вперед, как голодная собака, вцепилась в ее больную ногу и отскочила, вырвав шмат кровоточащей плоти.
– Да-а-а… Вкус-с-сная… – повторил Петрушка, прожевав. С губ его махрами стекала кровь. Он улыбнулся. – Хочу еще!
– Не п-подходи… – прохрипела Лукерья.
Силы стремительно утекали из нее вместе с кровью, мир чернел, но ужасный Петрушка оставался четким. Он приближался, приплясывая, собираясь жрать ее по кусочку, и плевать ему было на маленького брата, на милосердие, на все, кроме своего бездонного желудка.
Всхлипывая, Лукерья бессильно шарила руками по сторонам, но пальцы не находили ничего. Нож, оставшись далеко-далеко, больше не мог ей помочь, а крестное знамение – защитить. Петрушка приготовился, собираясь прыгнуть, чтобы вцепиться в горло мертвой хваткой, и тут…
Пальцы нащупали толстый обломок крепкой ветки. Еще успели, скользнув по шершавой коре, подтянуть ее к себе. Поранить кожу об опасный расщепленный конец. Вцепиться намертво.
А после юродивый прыгнул.
Лохмотья, в которые обратилась его рубаха, разошлись на бледном, в синих пятнах теле; глаза расширились, став похожими на белые плошки с кровавыми каплями на донце. И Лукерья, собрав последние силы, отчаянно подалась ему навстречу, с криком воздевая свою находку будто копье.
Она встретила нечисть с честью. Петрушка не успел увернуться.
И ветка, эта острая, расщепленная на конце, толстенная ветка накрепко вонзилась в него.
Визг. Розовая пена, сменившая кровь на устах. Вновь окосевшие глаза.
«Осина», – вдруг поняла Лукерья, разглядев ветку-копье.
А потом нечистая тварь упала прямо на нее. Скатилась, успев с силой царапнуть ее предплечья и живот. Завыла, корчась, словно бабочка, наколотая на иглу, и, побившись в агонии, наконец сдохла.
Стало очень тихо.
– Луша-клуша… – всхлипнула Лукерья. – Убила Петрушу…
Да и сама, похоже, умирает.
Было голодно и больно. Но куда больней – от понимания, что сейчас где-то рядом умирает ее брат. Страшно умирает. Кричит от ужаса, и ему не к кому прижаться, не спрятаться в юбке, как в тот день, в доме ведьмы.
Лукерья вдруг замерла. Взгляд мутнеющих глаз остановился на мертвом Петрушке. Том, кто съел ведьминого мяса и стал…
Сильным. Быстрым.
Лукерья сжала пальцы. Кровь все струилась по рукам и ноге, татем крала тепло из уставшего тела.
Юродивый давно утратил разум. Но она-то нет. Она может стать совсем другой, если…
Если отведает его мяса.
И спасет Матвейку.
Все спуталось багрово-черным клубком: мысли, боль, голод… Надежда.
Но, когда Лукерья, подползя к мертвецу, коснулась дрожащим языком его окровавленных губ, голод чуть отступил. Когда, решившись, укусила за щеку и смогла выдрать кусок податливого, на удивление рыхлого мяса – стал еще поменьше. А потом еще меньше. Еще. И еще.
Она давилась, плакала. Блевала, но ела. А затем…
Обломанные ногти начали отрастать. Зубы укрепились и заострились, но Лукерья не обратила на них внимания. Растрепанная коса будто покрылась изморозью, но она не увидела этого. Раны затянулись, оставив подсохший кровяной след на бледной, синеющей коже, но Лукерья продолжала пожирать мертвеца.
Она выдирала шматки плоти и разбивала кости, чтобы добыть мозг, давила мертвые глаза и перебирала пальцами ребра, как дивный музыкальный инструмент. Она пировала, сжирая все без остатка, а потом встала на крепкие когтистые ноги, чтобы сорваться с места единым прыжком.
Она понеслась вперед, как несется голодная гибкая телом волчица, и запахи, что сплетались в воздухе в бесконечную разноцветную косу, указывали ей путь.
Вот и деревня. Стук топора, что рубит человечье мясо. Знакомый тоненький скулеж раненого щенка.
Зарычав, Лукерья ворвалась во двор, в это средоточие запаха крови. И первым же прыжком опрокинула бабу, что с ножом шла к ее связанному брату.
Распороть горло врагини когтем, отшвырнуть. Обернуться на крики и растянуть окровавленные губы в улыбке Петрушки.
Трое мужиков кинулись на нее с вилами, но Лукерья отскочила. Быстрая, сильная, она выпустила когти, оскалила зубы – и бросилась в бой. Она металась по двору, перелетая кучки костей, расшвыривая котлы, полные горячей похлебки и жаркого из человечины. Она пила кровь и раздирала еще живое мясо в клочья, хохотала и убивала.
И лишь убив последнего, наконец повернулась к брату.
Улыбка дрогнула. Подвяла. Исчезла.
Ибо Матвей глядел на нее белыми от ужаса глазами и дрожал так, что клацали остатки зубов.
– Мотенька… – хрип чужим грубым голосом.
Брат всхлипнул и попытался отползти подальше.
– Мотенька, это же я, сестрица твоя…
– Неправда! Пойди прочь! – взвизгнул Матвей. И скрючился в приступе жестокого кашля.
Но даже такой – грязный, больной, безмерно страдающий – он пах удивительно сладко. Нежным, свежим… испуганным мясом.
– Нет! – выдохнула Лукерья и попятилась, вцепившись когтями в свои седые волосы.
Она спасла его от них, чтобы не спасти от самой себя?..
Где-то далеко-далеко засмеялся юродивый Петрушка.
«Нет. Спасу! Если…»
Если он станет таким же.
Сильным. Быстрым.
Как она.
Лукерья поднесла свою руку к лицу. Открыла рот, полный кровяной черноты. И, уже не думая, с хрустом откусила один палец.
Матвей закричал. Он кричал, когда она встала на четвереньки и приблизилась. Кричал, когда она сплюнула когтистый палец на ладонь и протянула ему. Кричал, не слушая ее уговоров:
