Увидеть лицо (СИ) - Барышева Мария Александровна (книги онлайн .txt) 📗
— Брось, Алька! Какой из тебя убийца?! Думаешь, я поверил, что ты вот так вот запросто можешь человеку горло перерезать?!
Ее левая рука дрогнула и потянулась к собственному горлу.
— Я никого не убивала! Но если ты сейчас же не выйдешь, то, пожалуй, придется начать!
Виталий сделал еще один шаг ей навстречу, и Алина чуть отступила, уперевшись ногами в кровать. Дальше отступать было некуда. Дернись она в сторону — и Виталий без труда ее перехватит.
— То есть, ты считаешь, что убийца я?! Ты все еще уверена, что видела меня? Аля, меня там не было и быть не могло! Я…
— Ты всегда носишь эту цепь?
— Что? — недоуменно переспросил Виталий и дотронулся пальцами до серебряных звеньев.
— Цепь.
— Да. Ну, разве что иногда снимаю, чтобы почистить.
— На тебе ее не было.
— Не было?
— Я видела тебя — я уверена в этом, но цепи на тебе не было. И этой майки тоже. Это нелепо.
— Слушай…
— Не подходи! — острие качнулось вперед и одновременно с ним Виталий качнулся назад, снова поднимая раскрытые ладони.
— Ты утверждал — тогда, в первую ночь, что видел меня на первом этаже, помнишь? Когда Света и Ольга утверждали то же самое. Якобы я свет в столовой…
— Помню.
— Ты действительно меня видел?
— Да. Аля, ты знаешь, этот меч тебе совершенно не идет…
— Замолчи! Было ли во мне что-нибудь необычное?
— Необычное? — Виталий улыбнулся, но улыбка сразу же исчезла с его лица. — Твой халат. Зеленый… светло-зеленый, но тогда мне показалось, что он намного темнее… в тот момент. Темно-зеленый халат. А когда ты спустилась вместе с Харченко, то снова была в светло-зеленом. Но, наверное, мне показалось, освещение виновато.
— У меня в комнате не было темно-зеленых халатов, Виталий. И меня тогда не было на первом этаже. И говорить ты со мной тогда не мог!
— Ну а меня не было на третьем. И из окна я тебя не выбрасывал!
Разговор, начавшийся в ключе истерического надрыва, стал приобретать вид детской перепалки, и Алина, почувствовав, что контроль над ситуацией переходит в чужие руки, сделала полшага вперед, и Виталий невольно качнулся назад.
— Довольно! Выйди из моей комнаты!
— А почему ты взяла именно кэн? — с искренним любопытством спросил Воробьев. — Насколько мне известно, это больше религиозный меч, в бою его использовали редко, и, по-моему, на него тебя не учили. Конечно, катана для тебя тяжеловата, но могла бы взять вакидзаси — он там тоже был. Вернее, сето.
— Я уже говорила, что не разбираюсь в оружии.
— Но, тем не менее, разбираешься в его применении, — он усмехнулся. — Знаешь, пророк Мухаммед сказал, что меч — это ключ к Небесам и Аду. Куда собралась ты?
— Не заговаривай мне зубы!
— У тебя занятная техника, просто какой-то винегрет. Вроде бы система яйджитсу, но очень плоха точность исполнения. Хотя, с другой стороны, ближе к чхонме — мало блоков, много уходов с линии атаки с одновременным нанесением удара, красивые круговые движения… а отсутствие тычковых ударов могу отнести в пользу твоей гуманности. А так — принцип воды — все движения — одно целое, каждое перетекает в следующее. Но тебя учили неправильно — сразу обучили мягким видам, но очень мало дали жестких способов боя, а начинать надо именно с них. Твой стиль красив, но он более хорош для кино, чем для боя. Будь на моем месте более-менее обученный человек, то тебе бы не поздоровилось. Ты хорошо танцуешь с мечом, но ты плохо танцуешь с противником. Нужно многому учиться, хотя, — Виталий нахмурился, — с другой стороны, ты срезала мечом у Маринки прядь волос, а такое могут только мастера.
По мере того, как он говорил, лицо Алины становилось мучительно задумчивым, и под конец его слов, она смотрела на него, словно старушка из русской глубинки, которой пытаются объяснить принцип работы и преимущества новейшего компьютерного процессора.
— Я ни слова не понимаю из того, что ты говоришь! — наконец вскричала она. — Какая техника?! Какие блоки?! Я делаю это автоматом, я это просто умею, как плавать или прыгать через скакалку! Кажется, в детстве я куда-то там ходила… в какую-то школу, но это было очень давно, я даже и не помню этого… почти. Я это просто умею!
Виталий изумился.
— Невозможно! Для того, что ты продемонстрировала, нужно долгое обучение, систематические тренировки…
— Нет! Ни обучения, ни тренировок нет! — обоюдоострый меч в ее руке слегка дрогнул. — И не так уж много я и умею! И не нужно на меня так смотреть! Вы сами меня на это вынудили! Что мне было делать?! Устраивать с тобой поединок сердец, а остальные бы тем временем…
Виталий засмеялся.
— Так, все-таки, ты что-то знаешь?
— Просто читала где-то… — Алина мотнула головой. — Зачем ты сказал им про нож?! Если тебе так уж надо было знать, спросил бы потом… тихо… Не так давно ты утверждал, что мы союзники, а союзников не подставляют! Или это месть за то, что я тебя, якобы, оклеветала?!
— Глупости! Просто я не ожидал от тебя такой реакции. Если бы ты спокойно ответила, я думал…
— Ты думал?! — ее верхняя губа по-волчьи вздернулась. — Да ты полон сюрпризов, Виталий! После того, как…
Она осеклась, заметив, что Виталий ее не слушает, а смотрит в сторону шкафа, и по его лицу расползается некое ехидное понимание, адресованное почему-то не ей.
— В чем дело?
— Знаешь, я уже ничему не удивляюсь, — сказал он и подошел к шкафу, сопровождаемый настороженно перемещающимся острием меча. Засунул руку в щель между стеной и шкафом и вытащил несколько скомканных грязных зеленых тряпок. Алина широко раскрыла глаза и хрипло выдохнула.
Это были пропавшие чехлы с автобусных кресел.
— Отличный способ, чтобы, придя с дождя, не оставлять в доме мокрых следов! — Виталий пнул грязную груду материи, но тут же резко развернулся к Алине, по лицу которой начало расползаться очень нехорошее выражение, и упреждающе-успокаивающе вытянул вперед руку. — Эй, тихо, тихо, я же не говорю, что это ты. Это же очевидная подстава! Пальто, чехлы, нож, игры со светом… тебя даже убить пытались вне расписания, а ведь у этой сволочи явно установлена для нас очередность — один за одним, а сразу двое — не интересно…
— А как же антилогика? — он услышал знакомый стылый смешок, и в его глазах появилась искренняя тоска — выдерживать вторую атаку Виталию вовсе не хотелось. — Как же ваши теории, мол…
— Это была не моя теория, а Маринкина. Я… блин, ты своим представлением все испортила! Ты же этому гаду на руку сыграла! Он не хочет, чтобы мы тебя слушали. Мне кажется, он по какой-то причине не хочет, чтоб мы поняли, где находимся. А ты ведь знаешь?
— Не совсем, я просто…
— Я догадываюсь, а ты уже знаешь… ты успела все систематизировать, не так ли. Тебе ведь это проще… это ведь твой жанр. Аля, я знаю, что ты никого не убивала.
— Да ты что?! — скептически произнесла она. — И откуда же?
— Некоторые вещи просто знаешь.
Его лицо внезапно стало очень серьезным — серьезнее, чем когда-либо, и внезапно она поверила ему, и это напугало ее до полусмерти. Если он это точно знает, то потому, что точно знает, кто на самом деле убийца? То есть, он? Потому что человеку не верят просто так. Для этого должны быть причины. Всегда должны быть причины. Особенно здесь.
— Уходи!
— Без тебя я отсюда не уйду! Пойдем со мной. Если с мечом тебе спокойней — оставь его себе. Но ты должна вернуться к нам, иначе убийцей будут считать тебя.
— Мне на это наплевать!
— Да тебе на всех наплевать! Они переведут на тебя все стрелки, расслабятся, а ему как раз этого и надо! Неужели ты этого не понимаешь?! Раз им будет спокойней, если они узнают о твоем прошлом, расскажи им! Тогда они станут слушать и остальное…
— Я не могу!
Виталий сделал шаг вперед, и острие меча коснулось его майки. Алина вздрогнула, и ее рука чуть дернулась.
— Не можешь сказать всем — скажи мне! Одному рассказать проще, чем толпе!
— Не в этом дело! — она жалко улыбнулась, стараясь не шевелить рукой. — Знаешь, нет худшей клетки, чем в голове. И мне кажется, у моей клетки нет дверей… Думаешь, я ничего не понимаю?! Не понимаю, что продолжать делать какие-то выводы для меня равносильно самоубийству?! Ради чего?! Ради вас?! Ради истины?!.. о, господи! И отправиться в холодильник?! Я никогда не верила людям, заявляющим что они смерти не боятся. Смерть ведь состоит из многих вещей — из боли, из неизвестности, из потери целого мира, из конца времени, из невозможности больше что-то делать или сделать, из людей, которых больше не суждено увидеть, из сознавания того, что тело, которым ты так гордишься, будет становиться все уродливее и уродливее, гнить, распадаться и тебя в нем уже не будет… Хотя бы одной из этих вещей невозможно не испугаться.
