Семь Замков Морского Царя (Романы, рассказы) - Рэй Жан (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
Город спал. Ночные сторожа и даже вооруженные алебардами солдаты разбрелись по укромным местам, чтобы малость подремать.
Какие заботы в эти часы владычества мрака могли заставить две тени блуждать по темным коридорам дворца?
Монсеньор Дюкруар не был скрягой или стяжателем, он всегда считал, что небольшие деньги обычно способны избавить от многих забот как его, так и добрых прихожан. Поэтому в салоне с ангелочками у тайника с тонизирующими настойками был дубликат, еще более тщательно замаскированный, более потайной, в котором помещался солидный запас золотых и серебряных монет. О существовании этих сокровищ знали, не считая Бога и монсеньора Дюкруара, только два существа на всем белом свете. Но, к счастью для прелата, они до последнего времени не представляли серьезной опасности. Клермюзо, старинный друг дома, довольствовался тем, что время от времени, обуреваемый невыносимой жаждой, похищал из клада одну-единственную монетку; этот грех он затем искупал благодарственными молитвами.
А второй?.. Если бы он не оказался на одном из тех странных поворотов судьбы, полностью меняющих жизнь, он никогда бы не подумал похитить хотя бы один мараведи [25] из сокровищницы Дюкруара. Тем не менее, этой ночью он набил карманы стопками золотых монет и наполнил большую сумку звонким серебром, когда свет его фонаря упал на печальное лицо Клермюзо.
— Значит, вы тоже? — пробормотал бывший писец. — Но вы немного перестарались. Это надо вернуть.
И он протянул руку к богатой добыче.
— Никогда! — рявкнул второй, и нанес страшный удар по голове Клермюзо массивным медным фонарем. Бедняга рухнул, едва успев прошептать грабителю:
— А я… Я считал вас едва ли не святым… Ах, Иуда…
Так благодаря невероятному совпадению случайностей этой преступной ночью три слова: святой, Иуда и ночь не только оказались рядом, но и слились в одно целое.
Действительно, тут имело место совпадение случайностей… Но можно ли быть уверенным?
VII
Ночь святого Себальда
Только в двух церквях можно уловить присутствие оккультных сил, чуждых всему, что мы находим в учении Христа; это церковь святого Себальда в Нюрнберге и церковь Мармор в Копенгагене.
— Церковь открыта… Не отпускайте мою руку… Позвольте мне помочь вам… Если вас пугает темнота, вам лучше закрыть глаза.
Транквиллен сильнее стиснул руку Мариельды; ни обычная темнота, ни густой мрак никогда не пугали его, но сейчас он чувствовал исходящую от тьмы угрозу.
Он попытался прогнать охватывавший его приглушенный страх, негромко заговорив со своим гидом.
— Почему церковь открыта в такое время?
— Это ночь святого Себальда.
— Это достаточный повод?
— Возможно… Я не знаю… Вы слишком много говорите. Мариельда помогла ему подняться по ступенькам, затем провела переходом, погруженным в чернильную темноту, где его то и дело задевало нечто мягкое и непонятное.
Неожиданно он увидел раку; казалось, что она не столько купается в молочном свете, сколько сама испускает его; сооружение, похожее на ограду для певчих, обрамляло три устланных бархатом ступени, и с возвышавшейся над ними раки распространялось странное сияние.
— Что, рака освещается снаружи? — спросил Транквиллен.
— Нет, свет исходит от нее… Ведь это ночь святого Себальда…
Молодая женщина усадила Транквиллена на сиденье из полированного дуба.
— Больше я ничем не могу помочь вам, герр пастор. Я должна уйти из церкви. Как только вы услышите звон серебряного колокольчика, доносящийся из клироса, вам нужно будет отдать салат-латук серебряным улиткам.
— Скажите, Мариельда, почему вы оставляете меня в неведении, хотя я вижу, что вы полностью доверяете мне?
Странный лунный свет достаточно хорошо освещал молодую женщину, и священник смог увидеть, что она стиснула руки жестом отчаяния.
— Да защитит вас Господь от ужаса, блуждающего в ночи! — простонала она и скрылась в темноте.
— От ужаса, блуждающего в ночи… — повторил Транквиллен. — Это фраза из песнопения Давида, из его бессмертного псалма…
Где-то в глубине церкви пронзительно зазвенел колокольчик, замолчавший после трех отчетливых нот.
«Теперь, или никогда! — подумал Транквиллен, доставая из кармана листочки розового латука. — Все это настоящий бред, и я скоро буду упрекать себя за совершенные глупости».
Но он уже протягивал салат большой серебряной улитке. Через мгновение он перестал думать об упреках; ему только огромным усилием удалось удержать листочки в дрожащих руках, когда он увидел, что улитки принялись поедать салат.
Они жадно и очень быстро пожирали листочки салата, протянутые им священником.
В это мгновение ему почудилось, что на поверхности раки зашевелились и другие фигурки; вероятно, они пытались привлечь его внимание. Затем он почувствовал, как кто-то хлопнул его по плечу.
Тот, кто молча оказался рядом с Транквилленом на неудобном сидении из полированного дуба, отнюдь не обладал способностью вызывать ужас.
Рассеянный свет, исходящий от раки, позволил священнику разглядеть человека неопределенного возраста и совершенно обычного вида, с тревогой смотревшего на него.
— Господин Сорб, — сказал незнакомец, — или, может быть, я должен называть вас отец Транквиллен, что мне кажется предпочтительным? Итак, сейчас настала одна из печальных ночей святого Себальда, и именно в церкви этого незначительного святого, имеющего мало отношения к вечному свету, заканчивается приключение, похожее на странную историю. Начнем с переделки известного…
— Переделки? — с недоумением пробормотал священник.
— Точнее, перескажем известное с использованием мира виртуальных образов… Вот так…
Он медленно коснулся своего лба, и Транквиллен не смог сдержать испуг: на бледном лбу незнакомца появился рисунок ветки, изображенный красными линиями.
— Югенольц! — воскликнул он. — Малыш Югенен второй!
— Который благодаря вам, мой отец, должен вновь обрести покой с незначительной помощью вашего старинного друга Помеля!
— Причем здесь я?.. И Помель?.. — воскликнул Транквиллен. — Я ничего не понимаю…
— Разумеется! Беседы по этому поводу состоялись у нас в одном из кабаков Нюрнберга, да и в других местах, с одинаковым результатом, но он… Он надеется на магию этой ночи, на тайные колдовские свойства этой раки, изображенные на которой улитки едят салат, собаки лают и кусаются, а обезьяны кривляются!
— Он… — неуверенно повторил Транквиллен. — Это демон?
Его собеседник едва не рассмеялся.
— Да, это тот, кого так несправедливо называют Дьяволом, но кого я назвал бы — с уважением и болью — Грустным Ангелом. Ах, нет, Транквиллен! Конечно, вы скоро повстречаетесь с ним, потому что таково его желание, да и я тоже хочу этого… Не буду отрицать, что он обладает некоторой властью, свойственной силам ночи. Разве это не является одним из жалких доказательств?
С этими словами Югенен прикоснулся к красному знаку, украшавшему его лоб, и продолжал:
— Прежде, чем он появится в жутком и одновременно прекрасном облике, который он принял перед удравшим с уроков жалким мальчуганом в квартале Старого Земляного Вала, я должен несколько освежить вашу память. Однажды в руках у трех студентов оказался пергамент, обладавший, как они решили, поразительными магическими свойствами.
— Это был гримуар Штайна! — воскликнул Транквиллен.
— Вот именно, мой отец…
Вы завладели документом, обладавшим невероятной силой, но он исчез, воспользовавшийся своими свойствами. С тех пор…
— С тех пор?
— Люди не переставали искать его, прежде всего, люди церкви, обладающие большой властью. В том числе и те, кто поручил теологу Сорбу любой ценой отыскать этот манускрипт!
Транквиллен печально понурился.
— Следовательно, Иуда Югенен, вы хотите сказать, что моя миссия потерпела неудачу. Очень жаль, потому что я считал, что она должна была принести пользу церкви.
