Самая страшная книга 2024 - Тихонов Дмитрий (книги полные версии бесплатно без регистрации TXT, FB2) 📗
– Челюсть ставлю, Митяй! – Торг щелкнул по переднему зубу. – Слово пацана! Мне ребята из Сочей рассказывали. Серьезные парни, у папки с ними дела были. Ну не будут такие брехать.
– А сам-то жевать пробовал?
– В том и беда, что нет. Был у них, ну, в Сочи, случай. Один мальчик, отличник и чемпион по плаванию, на спор жевал, значить, десять минут. То есть когда она уже с разными вкусами. И сошел с ума, вот прям спятил! У них на улице Ленина стоял грузовик с растопленным асфальтом, и пацан прямо в него сиганул, поплыл и так там и застыл. Этот кусок потом и положили на землю с пацаном, прикинь. Мне ребята обещали показать, но не успели, значить.
Я представил себе картину: лежит на улице Ленина в Сочи асфальт, а в нем мальчишка впечатавшийся. Подумалось, как грустно, наверное, его родителям. Ходят, может, на работу и каждый день видят. Как в Помпеях после вулкана или как отпечатки на стенах в Хиросиме. На душе стало тоскливо.
– И сразу жвачку эту у них запретили, – продолжал Торг. – Прямо милиция ходила по киоскам и сжигала блоки! Ни у кого не осталось. И привезти уже никак – это тебе не из Польши, даже, значить, не из Америки. Это Африка, так-то.
– Дела-а-а…
– Ага. Так я, значить, к чему все это. – Торг победно зыркнул на меня. – Я вчера только приехал, а сегодня уже разузнал, что на Есенина есть «Кись-бом»!
– Как это?
– Ага! Батька мне сказал, киоск есть, там столько жвачек, и «Кись-бом» он там видел. Говорит, я, значить, Мишаня, куплю тебе хоть целый блок. Но он… по делам в Москву уехал на две недели. И я вот, Митяй, что думаю…
Я зашел домой. Мама хлопотала на кухне, приятно пахло чем-то жареным. Отец сидел на диване, закинув ноги на табурет, и читал газету. На передней странице были фотографии танков.
– Ну-с, Митро Митрович, чего удумали? – Папа выглянул из-за газеты и улыбнулся. – Последний день вашему брату жуировать.
– Чего, па? Ну, мы с Мишкой пойдем погулять по городу.
– Давайте-давайте, стрекулисты. Но чтобы до темноты дома, усек? Завтра, граф, вас ждут великие дела.
Я кисло улыбнулся и кивнул.
– Осторожнее там! – донесся с кухни мамин крик. – По стройкам не лазьте, костры не жгите, с чужими не говорите и в машины не садитесь!
– Слыхал? Топай, впитывай последнее летнее солнышко. – Папа вновь закрылся газетой.
Я бросил взгляд на недочитанную книгу про индейца Оцеолу, вышел в коридор, зашнуровал шнурки на полуразвалившихся грязно-белых кроссовках и тихонечко затворил дверь.
Кроссовки Торга были не чета моим: ярко-красные «адидасы», новенькие, как будто из космической пластмассы, со снежно-белыми шнурками.
– Я тут, значить, карту набросал. – Торг протянул мне разрисованную фломастером бумажку. И от одного взгляда на нее у меня задрожали поджилки. Среди случайно разбросанных по «карте» елочек, человечков и домиков угрожающе кривились надписи – названия районов, которые нам предстояло пересечь. Пентагон, Дербеневка, Тигуля, Буханка, Лапшак…
– Не ссы, Митяй! Последний день лета, приключение! А жвачек-то сколько добудем, и сами обжуемся, и меняться с пацанами будем. Ты, значить, представляешь, чего можно за такой вкладыш с голой бабой выменять?
– Доехать бы…
– Так это из центра надо и с пересадками. Зато обратно на междугороднем вернемся. И опять же, Митяй, приключение! Ты, значить, определись, то тебе от скуки тошно, то мя-мя-мя, доехать… Не очкуй. Я весь Сочи пешком исходил!
Мы шли, и все было прекрасно. Настроение улучшилось, пение птиц не раздражало, деревья весело шелестели вслед, улыбались мамочки с колясками. Две симпатичные девчонки – одна в джинсовом комбинезоне, другая с большим синим бантом – дружелюбно нам помахали.
Торг травил байки про Сочи, я слушал вполуха, размышлял об индейцах и кораблекрушениях и, следуя совету папы, всем телом впитывал последние лучи летнего солнышка.
Мы миновали двор с качелями – двухместным ржавым корабликом на цепях. На нем мы обычно обсуждали фильмы из видеосалона. Торг вечно пытался сделать «солнышко», но ничего не получалось. Прошли двор с еще одними любимыми качелями – перекладиной на шарнире, с сиденьями на противоположных концах. Сюда мы ходили после школы, болтали про одноклассниц и подправляли Торгу лезвием двойки в дневнике. Однажды мы качались так долго, что Торга стошнило.
Здесь-то и был фронтир, за которым начиналась неизученная земля: враждебные дворы, чужие законы. Но Торг меня приободрил. Тридцать первого августа, заявил он, даже самых отъявленных бандюков мамаши собирают в школу, наглаживают форму, с годовым запасом всыпают ремня, словом, им не до разбоя.
На стенах, на будках таксофонов, на киосках и гаражах нам все чаще стала попадаться надпись «КРОЛИКА КОРМИ». Ровными большими буквами, в две строчки – иногда мелом, а иногда и краской. Мне представлялось, что это огромный голодный кролик скачет ночами по городу и оставляет напоминания нерадивому хозяину.
Торг вдруг остановился, принюхался и вцепился мне в рукав:
– Стой, Митяй!
– А? Что? – Я все еще размышлял об огромном кролике, представлял, как он стоит в магазине, желая купить морковку, но, когда очередь доходит, продавщица злобно ставит табличку «С животными не обслуживаем», и голодный кролик с печальными глазами уходит на улицу, чтобы снова и снова писать на стенах напоминания хозяину.
– Почуял? – прошептал Торг и ткнул пальцем в высокого мужика в костюме.
– Да чего?
– Мертвецами, значить, пахнуло, вот чего!
– Торг, ты сдурел?! Какими мертвецами-то? Похоронами, что ли?
– Ничего-то ты, Митяй, не знаешь! Есть люди такие, которые прыскают на себя духи из мертвецов. Очень страшные люди. Если видишь такого, сразу беги. Они, значить, обычно вроде нормальных, но прямо воняют трупами.
– И где это они такие духи берут?
– А я почем знаю? Чикатило, небось, таким пах. Детей, может, варил и потом в пузырьки от одеколона наливал. И вот от этого мужика так пахло.
– А может, он просто пернул?
Торг вытаращил на меня глаза, пару раз моргнул, а потом как захохотал! Через мгновение и я уже корчился в судорогах от смеха.
– Пернул! Мужик, з-з-значить, пернул! – рыдал Торг.
– И Чикатило пердел!
– Они вместе пердели, а-а-а! – Я упал на землю, не в силах перестать ржать.
– Чё, пацаны, смешно? – донесся откуда-то сверху спокойный голос.
Я с трудом разлепил мокрые от слез глаза, продышался и увидел, что над нами возвышается чернявый парень со спичкой в зубах. Рядом околачивались четверо ребят поменьше.
Веселье сняло как рукой.
– Привет, пацаны. – Я встал.
– Да ты сиди, сиди. – Меня толкнули обратно на землю. – Вы откуда будете? Чё, в гости зашли?
Со всех сторон загалдели:
– А чё такие дерзкие? А кого знаете? Не с Буханки ли, часом? Не с Пентагона? Вы кто по жизни?
Я много раз слышал похожие истории, хотя и сам в них не попадал. И хорошо знал, чем они кончаются.
«Дурацкий Торг! – подумал злобно. – Тридцать первого августа мамаши гладят бандюкам костюмы, мертвецами ему пахнет, жвачки эти его! Нет бы сидел дома, читал про индейца. А сейчас мне накостыляют, руку сломают или вообще башку пробьют!» Драться я не любил и не умел, хотя частенько воображал себя героем боевика, который эффектными приемчиками раскидывает подонков.
– Вот это, значить, у тебя кроссы! Огонь, а не кроссы, – услышал вдруг я Торга. Посмотрел на обувь чернявого – какая-то стоптанная дрянь – и ничего не понял.
– Ну, типа. Фирма, – ответил, почему-то смутившись, чернявый.
– Махнемся, значить?
– На твои-то? Ну… Черт, можно, да. Чего не махнуться.
Через несколько минут мы сидели на дворовой лавочке, чернявый с удовольствием рассматривал на своих ногах ярко-красные «адидасы».
– Нормальные вы пацаны, не то что черти с Буханки. Мы, Лапшак, с вашим районом не особо воюем, – дружелюбно объяснял мне рыжий паренек с цветущим фингалом под глазом.
