Дежавю, или Час перед рассветом (Час перед рассветом) - Корсакова Татьяна Викторовна (книга жизни TXT) 📗
Они согласились, и Туча вдруг почувствовал одновременно и безмерное облегчение, и необъяснимую тревогу. Теперь он знал наверняка — самая темная ночь в их жизни неминуемо повторится…
Матвей
Обедали в том самом зале, который служил в лагере столовой, только вместо маленьких столиков здесь теперь стоял один огромный, неимоверной длины стол, сервированный как для встречи английской королевы. Да и интерьер изменился в лучшую сторону или, как подозревал Матвей, вернулся к своему первозданному состоянию. Словно в противовес этой пугающей роскоши еда была самой обыкновенной, без изысков, но все равно невероятно вкусной.
Тетя Лида, мама Василия, встретила их как родных: обняла, расцеловала, а потом долго всматривалась в их смущенные таким теплым приемом лица. Сама она почти не изменилась, разве что в рыжих волосах появились седые пряди.
— Я же вас тогда и не поблагодарила, мальчики, — сказала тетя Лида, когда они расправились с обедом и приступили к десерту. — Степана поблагодарила, а вас…
— А нас не за что, теть Лид! — Гальяно чмокнул женщину в щеку. Она смутилась, замахала руками. — Вы нам лучше расскажите, как оно тут.
— А как… — Женщина опустилась на свободный стул. — Хорошо было. До недавнего времени. Степан, видели, как все отстроил! Краше прежнего стало. Работу местным дал, меня вот с мужем обратно в поместье взял, повариху нашу, садовника, девочек-горничных из деревни, Леночку, Максима… — Она замолчала, уголком передника промокнула выступившие на глазах слезы.
— Как он погиб? Что говорят? — не удержался от вопроса Матвей. В конце концов, они все здесь не просто так, нужно начинать действовать, собирать информацию.
Прежде чем ответить, тетя Лида посмотрела на дверь обеденного зала, точно боялась, что их разговор могут подслушать.
— Бедная Лена, — сказала она, разглаживая на коленях передник. — Больше десяти лет мучилась, а теперь вот такое…
— Почему она десять лет мучилась? — спросил Гальяно, методично скручивая в трубочку льняную салфетку.
— Из-за Максима и мучилась, из-за болезни его.
— А он болел? — Гальяно оторвался от салфетки. — Туча, то есть Степан, его охранником взял, а это ведь работа не для больных.
— Ну как болел… — Тетя Лида казалась растерянной. — У него же травма какая была! В коме несколько недель пролежал, а как вышел, точно подменили.
— Амнезия? — спросил Матвей.
— Амнезия — это так, мелочи. Может, это даже и хорошо, что Максим все забыл. Что там хорошего вспоминать? Вы бы видели Лену! Как она переживала! Жила в больнице, почернела вся от волнений. А как Максим с того света, считай, вернулся, расцвела. Только ненадолго. — Тетя Лида вздохнула.
— Почему? — Лицо Гальяно сделалось напряженно-сосредоточенным.
— Потому что Максим очень сильно изменился. Вы его помните, хороший ведь был парень, правильный, добрый, а стал точно бесноватый. Лена говорит, что это все последствие травмы мозга. Оно и понятно все про травму, только тяжело с ним стало. Лена его и по врачам возила, и сама лечила. Она же доктор у нас. А толку — чуть, с каждым годом все хуже и хуже. Максим начал к бутылке прикладываться. Сначала не часто, по праздникам, а потом ему уже и повод не нужен стал, в запои уходил на недели. На работе его сначала жалели, а потом жалеть перестали и уволили. Кому ж нужен такой работник?! Он еще больше запил, теперь уже вроде как с горя. А потом начал Лену бить…
Краем глаза Матвей заметил, как побледнел Гальяно, с какой силой сжал край столешницы.
— Она, ясное дело, никому не жаловалась, не рассказывала, как ей живется, да только шила в мешке не утаишь и не всякий синяк запудришь.
— У них есть дети? — спросил Гальяно, и Матвей не узнал его голос.
— Не дал бог. Или наоборот — миловал. — Тетя Лида покачала головой. — Грех такое говорить, но даже я советовала Лене развестись. Что ж это за жизнь такая собачья?! А она жалела его, все прощала, надеялась, что он изменится. Он, правда, и изменился. Год назад примерно. Когда Степан поместье отстроил. Он тогда им обоим работу предложил: и Лене, и Максиму. Лене — своим личным врачом, а Максиму — охранником. Только сначала к какому-то московскому профессору отвез, чтобы тот его от пьянства закодировал. Сказал: «Я в вас, Максим Дмитриевич, должен быть уверен. Мне алкаши в доме не нужны».
— Получилось? — спросил Матвей.
— Получилось. — Тетя Лида кивнула. — После профессора этого Максима как семь бабок отходили: бросил пить совсем, ни капли в рот не брал и работал старательно. Степан уже подумывал его на другую, более ответственную должность перевести. Он ведь образованный был, толковый.
— И что помешало? — Гальяно смотрел в окно, лицо его ровным счетом ничего не выражало.
— Сорвался Максим. Где-то за неделю до своей смерти.
— Снова запил?
— Не знаю, не буду врать. Знаю только, что опять стал каким-то шалым, с поста уходил, в лесу часами пропадал.
— Где в лесу? — впервые за весь разговор подал голос Дэн.
— А кто ж его знает! — Тетя Лида развела руками. — Может, и на гари. — Она понизила голос до шепота. — Как-то пришел весь перепачканный, как в пыли.
— В пепле, — с мрачной уверенностью сказал Дэн.
Тетя Лида ничего не ответила, только кивнула в ответ.
— Как он погиб? — нарушил Матвей затянувшуюся паузу.
— Убили. — Тетя Лида со свистом втянула в себя воздух, нашарила в кармане передника пузырек с лекарством, проглотила сразу две таблетки. — Ушел в лес и не вернулся. Лена сразу бросилась к Степану. Тот отрядил людей на поиски. Тело нашли уже утром, в нескольких метрах от Чудовой гари, с проломленной головой… — Тетя Лида всхлипнула. — Следователь сказал, что его ударили чем-то тяжелым, и не один раз, как тогда, а били долго, чтобы уж наверняка…
— Убийцу не нашли? — Все-таки неспроста Туча собрал их всех в поместье. Все повторяется…
— Нет. Ищут, стараются, но пока ничего. Следователь, тот самый, что вел дело о смерти Ксанки… — На этих словах тетя Лида расплакалась, уже не таясь. — До сих пор себе простить не могу, что девочку не уберегла. С камнем на сердце живу. С ним просыпаюсь, с ним спать ложусь.
— А ее родители? — В глазах Дэна зажегся лихорадочный огонь.
— Я не знаю. — Тетя Лида покачала головой. — Они уехали сразу после смерти Ксанки, а куда, мне не сказали. Я их понимаю, единственный ребенок, такое горе… А я не виновата, оставила девочку без присмотра…
— Тетя Лида, вы знаете, где ее могила? — Дэн говорил очень тихо, едва слышно.
— Нет. — Женщина покачала головой, вытерла слезы. — Ничего не знаю. Это наказание мне. Нам всем наказание. — Она снова посмотрела на дверь, а потом шепотом сказала: — Зря вы приехали, миленькие. Плохое это место, и время плохое. — Она резко встала, словно опасалась дальнейших расспросов, улыбнулась им всем виноватой улыбкой и вышла из зала.
Какое-то время они сидели молча, обдумывали услышанное, делали выводы, принимали решения.
— Я остаюсь, — первым заговорил Гальяно. — Надо наконец разобраться во всей этой чертовщине.
— Я тоже. — Дэн вопросительно посмотрел на Матвея.
— Ну, а мне сам бог велел. — Он пожал плечами. — Я же вроде как детектив.
— И еще у тебя есть пушка, — усмехнулся Гальяно.
— Что-то мне подсказывает, что от пушки здесь будет мало толку. — Дэн встал из-за стола. — Пойдем прогуляемся?
Несмотря на полуденный зной, в парке было прохладно. Они уселись прямо на траву, на облюбованной еще в стародавние времена полянке, закурили.
— Ну, когда пойдем? — спросил Гальяно, глубоко затягиваясь сигаретой.
— Куда? — Матвей щурился на свет, пробивающийся сквозь ветви старой липы.
— По местам боевой славы. — Гальяно не сводил с Дэна внимательного взгляда. — Ты с нами, братан?
— С вами, — Дэн кивнул.
— К затону сходим?
— Сходим.
— А потом к гари?
— А потом к гари.
— Так идем?
— Идем!
Они, не сговариваясь, встали, так же, не сговариваясь, направились к потайной калитке и, лишь недоуменно разглядывая запертый замок, разом вспомнили, что все изменилось. Они больше не шестнадцатилетние подростки, им теперь не нужно выбираться за территорию лагеря тайком.
