Головолапная (СИ) - Гофер Кира (хорошие книги бесплатные полностью txt) 📗
— Дадите почитать? — мальчик сделал к ней шаг.
— Ужасы почитать не дам. Я пишу реалистичную прозу для детей. Вот ее, если хочешь, почитать дам.
Она сказала это просто так, без задней мысли. Но едва только приблизилось острое чувство — вот же! вот же он! лови! хватай! он же и был тебе нужен! — как ее словно за голову опять обхватила чья-то крепкая рука, сдавив череп неприятными пальцами, покрытыми словно не кожей, а коротким колючим мехом.
Гата вздрогнула и, повинуясь и безотчетно повторяя это хватательное движение, взяла мальчика на плечо, сдавила пальцы:
— Тебя как зовут?
— Сережа, — сказал он и горделиво добавил: — В соцсетях меня можно найти по нику «Серый Кот Старк».
— «Серый. Кот. Старк», — повторила Гата, чувствуя как волосы у нее на голове слегка шевелятся, но то ли это легкий ветер их тронул, то ли ей показалось, что сдавившая череп неведомая рука чуть шевелит длинными пальцами. — А почему Кот Старк?
— Все любят котов, — начал Сережа.
— И все любят Старков, — заулыбалась Гата.
Неприятные тиски на голове скользнули по вискам, коснулись лба, потрогали брови.
Кто же ее так ощупывает?!
Она зажмурилась, стараясь и справиться с пугающим чувством, и при этом не напугать мальчика. Потом провела свободной рукой по макушке, поймала загнувшуюся прядку, заправила ее за ухо.
Ничего, конечно же, она не нащупала.
— Ты знаешь, Сережа, — сказала она тихо и осторожно, — ужасы, наверное, были бы тебе гораздо интереснее, и за их счет ты изучил бы со стороны ту опасность, за которой пришел сегодня на кладбище, но… Я пишу про школу, про одного школьника, примерно твоего возраста.
Глаза у мальчишки сверкнули интересом.
— Мне нелегко дается этот рассказ, и… услуга за услугу… Я пришлю тебе свой рассказ, а ты скажешь мне, права ли такая взрослая тетка, как я, насчет школьников и их переживаний.
Он молчал, но выглядел так, словно бы прямо сейчас он растет на сантиметр в минуту — было видно, как его распирает от гордости. Еще бы! Ему помогла знаменитая писательница, а теперь ей самой требуется помощь… помощь эксперта! И только один Серый Кот способен и в состоянии…
— Так что скажешь? Прочитаешь меня? — спросила Гата, останавливая этот самодовольный рост.
Он еще немного помолчал для пущей солидности, потом важно сказал:
— Я не против. Присылайте свой рассказ.
Когда он удалялся к многоэтажке, он даже не озирался, высматривая своих приятелей — так, видно, проникся самоуважением к себе, что перестал бояться обидчиков.
Гата хотела бы улыбнуться и умилиться этому его новому состоянию, но гнетущее чувство сдавленной головы не давало ей расслабиться.
Она перешла дорогу, вышла на пустую остановку и хотела уже поднять руку, чтобы поймать частника — пусть бы за сто рублей довез ее по прямой две остановки. Но углядела желтые огни еще одного автобуса.
Из-за заклеенной рекламным постером стенки нарисовалась невысокая бабка с большой сумкой в руке. Бабка недобро глянула на Гату, во взгляде читалось — вот, девки пошли! шляются по ночам где попало!
Подъехал автобус.
Гата хотела было войти в средние двери, потому что неприветливая бабка примерялась брать штурмом пустые задние. Но стоило занести ногу над металлической ступенькой, как Гату толкнули в бок, и с нарочитым ворчанием бабка полезла в салон.
При иных обстоятельствах Гата сделала бы замечание излишне хамоватой старухе — не лень же ночами не спать, бегать по остановкам, выжидать пассажиров, чтобы потом пнуть их своей старческой злостью. Несмотря на с детства внушенное почтение к возрасту, Гата редко когда спускала хамство даже дряхлым старикам. Обостренное чувство справедливости не раз становилось причиной транспортных перепалок. Но всегда ее поддерживало большинство, уже лично пострадавшее к моменту, когда звучало ее строгое «Женщина! Вы своей тележкой перегородили выход! Уберите ее или я ее выброшу!» Пассажиры тут же сплачивались вокруг случайного, но смелого лидера, часто мужчины брались за ручку злополучной тележки, чтобы бабка поняла — злить народ не надо.
Но этот день и без того был излишне насыщенным, и потому чувство справедливости уже ушло отдыхать. К тому же толкнули одну только Гату, а ради себя одной она не склонна была вести бои.
Может, и зря, может, только за себя и надо вступать в бой. Ведь тогда бы все было с Витей по-другому. У нее и ее соперницы были равные шансы победить, но Гата просто не стала устраивать сражений и выяснений.
Бабка проворно заняла свободное место у прохода, к которому Гата сделала шаг, и уставилась из-под седых бровей с вызовом.
«Чтоб тебя разорвало, старая ты…» — начало произноситься со злостью в обиженном сердце.
Гата посмотрела на бабку. Потом ее словно кто под локоть толкнул — она подняла руку и, вместо пожелания жуткой кары за злобу и наглость, перекрестила старуху. У бабки округлились глаза и рот. Она явно ждала выплеска раздражения, не иначе, чтобы ответить на него своим запасом негатива.
Настроение немного улучшилось. Хватка на голове ослабла, ощущение колючей шапки потихоньку растаяло, словно кто-то удовлетворил свое любопытство и оставил Гату в покое.
Глава 6
1
Свободных мест было много, но активная бабка отбила всю охоту отходить куда-то от дверей и садиться. Гата встала тут же на площадке, развернулась к окну.
За большим стеклом блестел разноцветными огнями и линиями проспект: рекламная вывеска, еще одна, фонари над рекламным щитом, фонари на парковке перед закрытым уже магазином, вывеска этого магазина с все еще горящей стрелкой, указывающей на входные двери, рекламная тумба… Странно, что при таком обилии призывов захотеть товары и услуги, никаких товаров и услуг не хотелось.
Гата прислонилась лбом к прохладному автобусному стеклу. От дыхания стекло замутнело, проступили нечеткие линии. Она дыхнула посильнее.
Кто-то недавно нарисовал здесь кривое сердечко.
И она рисовала такие же. В первый год, как познакомилась и потом стала жить с Витей. Рисовала, когда они ездили куда-то не на его машине, а на общественном транспорте.
Обычно он смотрел на эти ее быстро таящие художества с улыбкой.
«Жаль, что все не обошлось без негатива», сказал, когда они виделись в последний раз.
И улыбнулся.
Он всегда улыбался, даже когда сердился на нее или огорчался из-за нее. Уже позже Гата поняла, что в те годы не умела различать его улыбки — они все казались ей направленными на то, чтобы поддержать ее в момент, когда она оказывалась виноватой, когда ошибалась или с ней что-то происходило дурное. Лишь когда они виделись последний раз, Гате подумалось, что улыбки его — это не стремление ее поддержать. Вот он сказал про негатив, вот улыбнулся. Но словно четкость кто-то в изображении подстроил — и стало видно, что Витя всерьез доволен тем, как все складывается. А ею недоволен.
Она долго любила в нем все — и даже эти странные улыбки.
А он? Любил ли он что-нибудь в ней? Теперь-то очевидно, что было очень много поводов усомниться в его принятии ее интересов, ее вкусов, ценностей. Вообще, в принятии ее.
Ее имя он произносил исключительно как «Гашка». Еще и добавляя детские дразнилки. «Гашка-растеряшка», когда она не могла найти свой телефон или ключи. «Гашка-промокашка», когда она без зонтика попадала под дождь. «Гашка-алкашка», когда от бокала вина в ресторане у нее согревалось лицо и розовели щеки. «Гашка-черепашка», когда нужно было скоро выходить, она торопилась, пыталась уложить волосы в прическу, но все валилось из рук, пряди цеплялись за неизвестно откуда возникшие заусенцы, и вот уже стрелка на левом глазу чуть размазалась на кончике. «Гашка-мамашка», когда она просила его надеть другую куртку, потому что на улице холодно, простудишься…
К ее музыкальным пристрастиям он относился или с безразличием, или тоже вот так улыбался. В любом случае, отказывался понимать, что если человек поделился с тобой той музыкой и поэзией, на которые откликается его душа, — это значит, он поделился с тобой своею душой, показал и доверил ее скрытые места, те, которые реагируют на прикосновение именно таких нот и именно таких слов.
