Всадник. Легенда Сонной Лощины - Генри Кристина (читать хорошую книгу полностью TXT, FB2) 📗
Хотя он, наверное, убежал бы при виде Юстуса с его прихвостнями. Сандер не любит ввязываться в драки.
Я вошла за Шулером в дом, прислушиваясь к чуточку зловещему стуку его тяжелой палки о дощатый пол. Этот звук слишком напоминал буханье моего сердца – или стук копыт.
Совершенно не обязательно все должно вести к Всаднику. Это не Всадник убил Кристоффеля и овцу на лугу. И моего отца.
В хижине была только одна комната. Один ее угол занимала громоздкая железная дровяная плита, в которой горел огонь. По шее моей поползли капли пота, и я утерлась грязным рукавом куртки. В доме оказалось гораздо теплее, чем снаружи, а еще тут подозрительно попахивало: тухлым мясом и серой, будто только что чиркнули спичкой.
В другом углу приткнулся маленький деревянный стол и два стула. Рядом висела полка, служившая для хранения всякой всячины. На ней стояла жестянка с чаем, корзинка с яблоками и прочая мелочовка. В противоположном углу обосновались кровать и большой платяной шкаф. Кроме входной тут была еще задняя дверь, ведущая, вероятно, в пристройку с уборной. У выходящего на дорогу окна стояло кресло-качалка.
Шулер проследил за моим взглядом и улыбнулся. Эта улыбка, как и его вздох, показалась мне не вполне естественной. Старик как будто толком не знал, как ведут себя люди, и пытался подражать им.
– Да, я наблюдал за тобой, сидя в кресле. Я пришел бы тебе на подмогу раньше, но двигаюсь я в последнее время не слишком быстро. А эта докучала, Сара ван дер Бейл, чует неурядицы быстрей, чем собака кролика.
Приятно было слышать, как он назвал Сару «докучалой», потому что никакое другое слово не описывало ее лучше. Но я все еще не могла расслабиться. Что-то тут было неправильно, и оставалось только гадать, не пожалею ли я о том, что моя жажда ответов перевесила здравый смысл.
Я задержалась у двери, пока Шулер ставил на плиту чайник. Было слышно, как плещется в чайнике вода – наверное, старик наполнил его еще утром и теперь разогревал остаток.
Он медленно ходил по комнате, доставая кружки, чай, заварочный чайничек, аккуратно раскладывая на тарелке куски хлеба и масло.
– Садись, садись, – пригласил он, поставив тарелку с хлебом на стол. – Знаю, вы, молодые люди, вечно голодны.
Я посмотрела на свои грязные руки. Даже я не стала бы есть такими руками, а мои стандарты чистоты были куда ниже общепринятых, по словам Катрины. Кроме того, я сомневалась, следует ли принимать угощение от этого человека. Может, удастся отказаться от еды под тем предлогом, что у меня руки измазаны, подумала я.
– Колонка там, во дворе, – любезно подсказал Шулер.
Тогда я решила, что лучше проявить вежливость, выпить немного чаю и посмотреть, смогу ли я получить здесь желаемые ответы. Я вышла через заднюю дверь и действительно обнаружила колонку между домиком старика и соседним зданием. Вода была холодной, но я терла руки до тех пор, пока они не обрели более-менее приличный вид, после чего насухо вытерла их о собственную рубашку.
К тому времени как я, закончив, вернулась в дом, Шулер уже налил в две кружки чай и поставил возле каждой блюдечки для хлеба.
Снова занервничав, я села на стул напротив него. Мне вообще-то несвойственно было нервничать и колебаться. Но я никогда не сидела на равных ни с одним взрослым, не входящим в число моих домочадцев – и даже мои домашние никогда не относились ко мне как к равной. Я была – в зависимости от того, с кем оказалась за одним столом, – либо хозяином, «мастером», либо подопечной. Равноправными отношениями это не назовешь.
– Итак, – начал Шулер, когда я намазала кусок хлеба маслом и сунула его в рот. Я оказалась куда голоднее, чем ожидала. – Ты, значит, хочешь узнать о клудде?
Я с трудом сглотнула.
– Я вообще не представляю, что это за клудде такой.
Старик покачал головой:
– Это все Катрина. Она не любит старые сказки. Что ж, не могу ее винить – ведь одна из этих старых сказок убила ее сына.
У меня внутри все сжалось: так небрежно Шулер упомянул о смерти моего отца. Я поняла, что пока не готова говорить о Бендиксе. Мне нужно было еще несколько секунд – еще немного хлеба, еще немного чая, еще немного времени, чтобы собраться.
– Она и историй о Всаднике не любит, – сказала я. – Каждый раз, когда кто-то упоминает Всадника, она раздражается.
Почему я заговорила о Всаднике, если сама едва признавала его существование?
К моему удивлению, Шулер хихикнул:
– О, ну, она так до конца и не простила Брома за то, как он поступил с учителем.
– С учителем? С тем, с журавлиной фамилией?
– Икабод Крейн. Так его звали. И Бром думал, что его отношения с Катриной становятся слишком уж тесными, хотя любому дураку было ясно, что она лишь использует Крейна, чтобы заставить Брома ревновать. И это таки сработало – вот Бром и рассказал Крейну историю о Всаднике, чтобы припугнуть его.
– Да, знаю.
Ну, это знали все в Лощине.
– О, но знаешь ли ты, что той же ночью Бром переоделся Всадником без головы и так напугал Икабода Крейна, что тот сбежал из Лощины и больше не вернулся?
– Бром? – Я уставилась на Шулера, гадая, не шутит ли он.
– Конечно, Бром. Естественно, об этом знают не все, а те, кто знает, хранят секрет, потому что Бром попросил их, а когда Бром Бонс просит о чем-то, его просьбу обычно исполняют. Но Катрина вытянула из него правду. Женщины это умеют.
– Так вот почему Бром всегда смеется, когда кто-то заговаривает о Всаднике, – протянула я. – Но… его выходка не рассердила настоящего Всадника?
Лицо Шулера вытянулось – то ли от замешательства, то ли от чего-то еще… неужто от страха? Но странное выражение исчезло прежде, чем я разобралась в истинных чувствах старика.
– Настоящего Всадника? Нет никакого настоящего Всадника. Это всего лишь сказка, сейчас уже почти забытая.
– Нет, – возразила я. – Всадник существует. Я слышала его вчера ночью.
– Может, это клудде пытался тебя одурачить, – сказал Шулер.
Говорил он с таким же сильным акцентом, как мой прадедушка ван Тассель, которого я едва помнила. Он приехал из Голландии задолго до того, как деревня, в которой мы живем, вообще появилась.
– Да, клудде – они такие. Их представляют волками с крыльями, демонами, затаскивающими детей в воду, чтобы утопить, но они способны менять обличье, становиться кем-то иным. Иногда они прыгают на ничего не подозревающего прохожего, делаются тяжелыми-тяжелыми и придавливают человека к земле – до тех пор, пока он не умрет. Топят на суше, можно сказать.
Равнодушный тон Шулера мне не понравился. В голосе его не было ужаса, который, казалось бы, полагалось испытывать любому при мысли об утоплении, на суше или в воде.
– Клудде может выглядеть волком, а может превратиться в ворона, змею, летучую мышь, лягушку. Может стать деревом, вырастающим до самых небес и касающимся листьями туч. Уверен, если бы он захотел стать Всадником, то стал бы им. Иные говорят, что клудде способен даже притвориться человеком.
Так кого же я слышала вчера ночью – этого клудде, о котором говорит Шулер? Нет. Когда Бром оставил меня одну на лугу, я почувствовала совсем не то, что ощущала, глядя на существо, склонившееся над мертвой овцой. Та тварь, возможно, и была клудде Шулера. Но мой Всадник не был клудде.
«Мой Всадник», – подумала я, и сердце мое пропустило удар. И не только из-за страха – тут примешивалось что-то еще, какое-то чувство, которое я только-только начала опознавать. Тень воспоминания вновь скользнула по изнанке сознания, и я увидела темную фигуру на лошади, склонившуюся надо мной. Потом Шулер заговорил снова, и видение исчезло.
– Клудде пришли вместе с нами из Старого Света, – сказал Шулер, уже забыв о Всаднике, в то время как мой разум словно бы угодил в какой-то замкнутый круг, где слышался стук копыт, вторящий биению моего сердца.
– Бо`льшую часть времени они дремлют в лесных чащобах, – продолжал Шулер. – Но иногда кто-то из них просыпается. Один вот проснулся десять лет назад, когда погиб твой отец. А теперь снова – и забрал того мальчика.
