Когда мертвые оживут - Лондон Мэтт (читать книги без сокращений TXT) 📗
— Закрой рот, воняет. Что-то я не слышал твоего нытья, когда спасал твою команду на лестнице.
Хулио так громко обсуждал с кем-то подробности удачной операции, что Шерман едва сдержал желание отключиться. Боже, как же он ненавидит громкую связь.
— Эй, парни, вы побили олимпийский рекорд по радостным воплям.
Шерман получил стипендию профессионального игрока в сети «Икс-бокс лайф», когда ему не было и четырнадцати лет. Весь отдел стратегического планирования в Пентагоне тоже играл в «Некрополис», и он ежедневно надирал им задницы. Шерман еще и школу не окончил, а за него уже дрались воздушный флот и армия США. Если бы мертвые воскресли на год позже, эти резервисты флота обращались бы к нему «сэр».
— Хулио, я каждый раз сам успевал расчистить дорогу для своей команды, пока дожидался от тебя поддержки. Ты бы классно смотрелся в форме «рейдеров», братан.
Позади него разносчик прочистил горло:
— Друг, у меня пицца остывает.
— Черт! Эй, неудачники, подождите.
Он провел лазерной ручкой над чипом, зашитым под кожу на запястье у парня, расплачиваясь за еду.
— Эй, придурок! — кричал в наушниках Хулио. — Может, прекратишь дрочить и утащишь отсюда свою команду, чтобы мы могли прибрать весь этот бардак?
Мастер-из-Подземелья надвинул на глаза очки.
— Будь добр, свали по-хорошему, — сказал он, обращаясь к разносчику пиццы, но того уже не было.
«Вот ведь скотина! — подумал Игл. — Хотя чаевые дал неплохие. Тридцать восемь кредиток. У богатеньких так принято. Они думают, что этими грошами расплачиваются за свое презрение к окружающим. И они правы. А кроме того, все они обожают пиццу».
Внизу у входа в здание Игла поджидал его зеленый хромированный «мутс-кристль» за шесть тысяч кредиток. Он выбрал этот горный велосипед из тысячи других, когда его торжественно вернули на прежнюю работу и даже пообещали прибавить жалованье.
Пользуясь случаем, он полюбовался панорамой, открывающейся с балкона верхнего яруса «Хайятт ридженси», величественного многоуровневого суперсовременного отеля на восемьсот два номера. Все они были заняты благодаря Иглу и его товарищам. Ему самому достался шестьсот пятнадцатый номер, прекрасно видимый отсюда.
«Эх, мама!» — подумал Игл и махнул рукой. Она умерла, и это очень печально.
Он подошел к лифту и спустился в вестибюль. Хрустальный купол над головой сверкал, словно северное сияние, потрясающе красиво! Когда он, распрощавшись с друзьями и соседями, добрался до куполов Нью-Сан-Франциско, то просто окаменел от восхищения.
Все знали Игла, и это было здорово. Под двадцатью непроницаемыми пластиковыми куполами Зеленой зоны все еще двигались и дышали почти восемь тысяч человек. И он видел их всех каждую ночь, объезжая бывший деловой район города и принося людям простую радость в виде свежего хлеба, томатов, зелени и довоенной копченой колбасы.
Половину открытого пространства Зеленой зоны занимали гидропонные фермы, обеспечивающие все потребности города. И, слава богу, у кого-то хватило ума понять, что водоросли в этом хозяйстве могут принести не меньше пользы, чем рис и бобы.
Игл повернул на Эмбаркадеро. Там с прежних времен сохранились картинные галереи, бары и эйсид-джаз-клубы, где собирались полуночники, чтобы расслабиться, пропустить стаканчик-другой и вновь обрести надежду на лучшее.
За пределами куполов раскинулся мертвый мир. При желании в этом нетрудно убедиться: черная от пепла земля там, где раньше находился парк, гигантская гробница морского вокзала, погруженная в темноту южная сторона Маркет-стрит — все как на ладони.
И совсем рядом с первым куполом, камень добросить можно, возле пирамиды «Трансамерики» [70] на углу Фронт-стрит и Клэй-стрит стоит «Пицца оргазмика», единственный уцелевший круглосуточный магазин, торгующий пиццей.
Есть еще парочка заказов, если ты не против, — сообщил Буд, едва он зашел в зал. Один из Красной зоны, а другой откуда-то из Черной. Я хотел послать чувака в задницу, но он сказал, что знаком с тобой.
— Да ну? — усмехнулся Игл.
Веселенькое дело — отправиться за купола.
Двадцать Четвертый стоял навытяжку во дворе захваченного объекта. Он не получал приказа шевелиться. Двадцать Четвертый действовал по приказу. Подмести и вымыть территорию, охранять и защищать, найти и уничтожить. Но Двадцать Четвертый уцелел в восемнадцати боях, потому что не слишком нуждался в приказе, чтобы сделать все как надо. Он мог исполнять команды еще до того, как получал их.
Оружейники и управленцы не сомневались, что он профессиональный спортсмен или бывший военный, скорее всего, из морской пехоты. Талли Форбс, механик, установивший ему стальной медвежий капкан взамен утраченной челюсти, рассказывал, как однажды после команды «десять отжиманий» Двадцать Четвертый принял упор лежа и отжимался до тех пор, пока Талли не остановил его, вколов лошадиную дозу снотворного.
Но на самом деле все было совсем не так. Двадцать Четвертый умел считать до десяти, а то и дальше, когда регулятор активности заставлял его работать сверхурочно.
В который раз он пытался пересчитать лежащие перед ним тела, но, дойдя до десяти, сбивался. Он не привык считать на пальцах. А если бы и привык, то сбивался бы уже после семи.
Очистная команда паковала трупы в мешки и ставила на каждом цветную метку: зеленую, красную или черную. Мешки были измазаны кровью. Зеленые метки попадались очень редко, в основном были красные, означавшие, что внутри лежит кровавое месиво, и черные, которые ставились на беспорядочные наборы оторванных конечностей и обугленных костей.
Вдоль строя шли двое мужчин и женщина, одетые в герметичные костюмы биологической защиты. Тем не менее Двадцать Четвертый чувствовал их учащенное дыхание и запах пота, проходящий сквозь противогазы. Даже сейчас, когда триптофан сделал его сонным и вялым, этот запах не давал ему покоя.
Женщина была не похожа на других. От нее пахло смертью, но она двигалась и разговаривала, а двое мужчин слушались ее приказов, отдаваемых сердитым голосом.
Пахнущая смертью женщина подошла ближе, желая осмотреть уцелевших рейдеров. Под маской противогаза хорошо видна была ее тусклая серо-зеленая кожа, пронизанная черными сосудами. Он мог справиться с приступом голода, вызванным испарениями тех двух помощников, но запах женщины порождал жгучее желание пристрелить ее, сжечь огнеметом, оторвать голову и растерзать туловище на куски.
Но приказа не было.
— Кто управляет этим цирком уродов? — бросила она через плечо, осмотрев строй.
— Контрактник из гражданских, Шерман Лалиотидис. — Один из помощников взглянул на свой наладонник. — До войны был профессиональным геймером, лучшим в мире игроком на компьютерных симуляторах.
— Ему можно доверять?
— Это чокнутый социопат, мэм. Работает ради удовольствия, обожает свои игрушки.
— Займитесь им всерьез. Если оператор не может обеспечить сохранность своей команды, значит он либо бездарь, либо саботажник.
Она остановилась и посмотрела на Двадцать Четвертого. Глаза у нее были цвета желчи. И она не моргала.
— Проверьте вот этого!
— Уже проверен, мэм. Он не получил никаких повреждений черепа.
— Проверьте еще раз и удвойте дозу снотворного. Они должны после боя впадать в кому, а этот на меня смотрит.
Один из помощников отвинтил болты на шлеме Двадцать Четвертого, а второй сдернул его. Пули в нескольких местах пробили высокопрочный пластик, но кевларовое покрытие защитило провода и передатчик нервных импульсов, встроенный в затылочную часть.
Двадцать Четвертому очень хотелось оттолкнуть их и распотрошить эту женщину Но приказа не было.
Двадцать Четвертый действовал по приказу.
На вымершей стороне Маркет-стрит умники из Беркли [71] устроили в витрине магазина диораму изображающую шумную и суетливую жизнь Старого города. Исполненная оптимизма застывшая пантомима, прославляющая его героев — и выживших, и павших.
