Дьюма-Ки - Кинг Стивен (читать книги бесплатно полностью TXT) 📗

А по правде? Я обрадовался. Чертовски обрадовался.

— Я вылетаю в Палм завтра. Илзе приедет в пятницу. Мелинда — двадцатого. Полагаю… учитывая, что с моим отцом ты не особо ладил…

Она ещё мягко выразилась, если вспомнить, что однажды мы с тестем едва не подрались после того, как он назвал демократов «дерьмократами».

— Если ты думаешь, что у меня нет желания присоединяться к тебе и девочкам на Рождество в Палм-Дезерт, то ты права.

С деньгами у тебя всё в порядке, и, надеюсь, твои родители поймут, что я имею к этому кое-какое отношение…

— Не думаю, что сейчас самое время заводить речь о твоей грёбаной чековой книжке!

Ярость вернулась, мгновенно. Выскочила, как чёрт из вонючей табакерки. Мне хотелось сказать: «А пошла ты на хер, крикливая сука!» Но я промолчал. В какой-то степени и потому, что мог произнести «крикливая сумка» или «красивая утка». Подсознательно я это понимал.

Но сдержался едва-едва.

— Эдди? — Это прозвучало резко, с готовностью ввязаться в драку, если будет на то моё желание.

— Я не заводил речь о моей чековой книжке, — сказал я, внимательно прислушиваясь к каждому слову. Вроде бы слова правильные, и каждое — в положенном месте. Сразу стало легче. — Я лишь говорю, что моё лицо у кровати твоего отца не ускорит его выздоровления. — От злости (или ярости) я едва не добавил, что не хотел бы видеть и его лицо у своей кровати. Вновь слова удалось сдержать, но меня уже прошиб пот.

— Хорошо. С этим понятно. А что ты будешь делать на Рождество?

«Рисовать закат, — подумал я. — Может, сумею перенести его на бумагу».

— Меня, возможно, пригласят разделить рождественский обед с Джеком Кантори и его семьёй, если, разумеется, я буду хорошо себя вести, — слукавил я. — Джек — молодой парень, который работает у меня.

— Голос у тебя лучше. Крепче. Ты по-прежнему забываешь слова?

— Не знаю. Не могу вспомнить.

— Это очень смешно.

— Смех — лучшее лекарство. Я читал об этом в «Ридерс дайджест».

— А как твоя рука? Фантомные ощущения остаются?

— Нет, — солгал я. — Полностью исчезли.

— Хорошо. Отлично. — Пауза, а потом: — Эдди?

— По-прежнему на связи, — ответил я. С тёмно-красными полукружьями на ладонях, от крепко сжатых в кулаки пальцев.

Последовала долгая пауза. Телефонные линии больше не шипели, и в них ничего не щёлкало, как во времена моего детства, но я слышал, как тихонько вздыхают разделявшие нас мили. Точно так же вздыхал Залив, когда океан отступал от берега. Потом раздался её голос:

— Жаль, что всё так получилось.

— Мне тоже, — ответил я, а после того, как она положила трубку, взял одну из моих самых больших раковин и едва не запустил ею в экран телевизора. Вместо этого прохромал через комнату, открыл дверь и швырнул раковину через пустынную дорогу. К Пэм ненависти я не испытывал (точно не испытывал), но что-то определённо ненавидел. Может, прошлую жизнь.

Может, только себя.

vii

Размышлял ли я над ответом или руководствовался исключительно интуицией? Не могу вспомнить. Может, ни то, ни другое.

Может, всё решило третье: моё желание повидаться с Илзе. В любом случае ответил я почти сразу.

Она ответила тут же. Должно быть, ждала у компьютера.

«Не сердись на неё за это». Казалось, что моя If-So-Girl так заступалась за старшую сестру с того самого дня, как научилась говорить. Лин не хочет идти на пикник, потому что не любит хот-догов… но не сердись на неё за это. Лин не может носить такие кроссовки, потому что дети в её классе высокие кроссовки не носят… вот и не сердись на неё за это. Лин хочет, чтобы отец Райана отвёз их на школьный бал… но не сердись на неё за это. И знаете, что самое ужасное? Я никогда не сердился. Я мог бы сказать Линии: я отдаю предпочтение Илзе, потому что здесь от меня ничего не зависит (как человек рождается правшой или левшой помимо его воли), но мои слова если бы что и изменили, то лишь в худшую сторону, пусть я и не кривил душой. Может, именно потому, что не кривил.

viii

Илзе приезжает на Дьюма-Ки, в «Розовую громаду», ур-ра, она так рада, и ур-ра, я тоже рад. Джек нашёл мне тучную даму по имени Хуанита, которая прибиралась в доме дважды в неделю, и я попросил её приготовить спальню для гостей к прибытию дочери. Спросил, не сможетли она поставить туда какие-нибудь свежие цветы в день после Рождества. Улыбаясь, она предложила нечто, что прозвучало как «розвенский какус». Моему мозгу, уже освоившему ассоциативное мышление, потребовалось пять секунд, чтобы понять, что к чему. И я сказал Хуаните, что рождественский кактус придётся Илзе по душе.

В канун Рождества я перечитывал распечатку первого электронного письма Илзе от 23 декабря. Солнце скатывалось к западному горизонту, оставляя длинный яркий след на воде, но до его захода оставалось ещё как минимум два часа, и я сидел во «флоридской комнате». Высокий прилив перекатывал подо мной ракушки. Звуки эти напоминали и дыхание, и хрипловатый конфиденциальный разговор. Я провёл пальцем по постскриптуму («У меня есть личные новости»), зачесалась моя уже несуществующая правая рука. В конкретном, определённом месте. Зуд начался в локтевом сгибе и по спирали распространился к наружной стороне запястья. Становился всё сильнее, и мне так и хотелось протянуть левую руку и почесать там, где зудело.

Я закрыл глаза и щёлкнул большим и средним пальцами правой руки. Никакого звука не услышал, но почувствовал этот щелчок. Я потёр руку о бок и ощутил, как одно трётся о другое. Положил правую кисть, давно сгоревшую в печи для сжигания отходов больницы в Сент-Поле, на подлокотник стула и забарабанил пальцами. Никакого звука, только ощущение: прикосновение кожи к плетёнке. Я мог поклясться в этом именем Бога.

И тут же мне захотелось рисовать.

Я подумал о «Розовой малышке», но она находилась слишком далеко. Я прошёл в гостиную и взял альбом «Мастер» из стопки, что лежала на кофейном столике. Большую часть необходимого для рисования я держал наверху, но несколько коробок цветных карандашей оставил в ящике письменного стола, вот и прихватил одну с собой.

Вернувшись во «флоридскую комнату» (которая для меня навсегда останется верандой), я сел и закрыл глаза. Прислушался к работе волн подо мной: они поднимали ракушки и выкладывали из них новые картины, и каждая отличалась от предыдущей. При закрытых глазах шорох этот ещё больше напоминал мне разговор: вода шевелила временным языком по земле. И сама земля была временной, потому что, в геологической перспективе, Дьюма не могла просуществовать очень уж долго. Ни один из островов Флорида-Кис не мог: рано или поздно Залив поглотит их и создаст новые, на другом месте. Возможно, вышесказанное относилось и к самой Флориде. Полуостров чуть выступал из воды, словно временно отданный в пользование людям.