Эффект отражения (СИ) - Федорова Евгения (библиотека электронных книг txt) 📗
Быстрее, еще быстрее бежит Павел, сворачивает на узкую улочку, перепрыгивает через каменный заборчик, распахивает скрипучую калитку с другой стороны двора, где в тени фигового дерева стоит красный пластиковый стол и низкие четырехногие табуретки.
Это уже совсем другая улица. Снова пустая, и только один единственный человек, пошатываясь, бредет куда-то. Он весь черный, обуглившиеся куски одежды висят на нем лохмотьями, волосы все сгорели и из-под сажи и копоти, покрывшей кожу, проступают кровоточащие ожоги.
Павел думает, что нужно помочь этому несчастному, но странный страх, замешанный на отвращении, не дает ему приблизиться к этому живому трупу. И вот он уже ищет повод, чтобы отвернуться и уйти. Такие серьезные ожоги смертельны, — говорит Павлу разум. — Тут даже хорошие врачи не помогу, а что сделаешь ты? Догонишь его и что? Бедняге невозможно помочь, его не спасти и он идет лишь потому, что шок еще не отпустил. Но пройдет еще пару минут и он умрет — сердце не выдержит навалившейся боли.
К черту все доводы!
Павел сплевывает на асфальт и бежит, пытаясь догнать обгоревшего, не понимая толком, зачем он это делает. А вокруг никого нет. Их двое.
Вроде раненый бредет едва-едва переставляя ноги, но он по-прежнему далеко и Павел задыхается, рвется вперед через вязкий, словно варенье, воздух.
— Стой! — кричит он. — Стой! Я тебе помогу!
Мостовая сотрясается, словно бы земля встает на дыбы, и Павел падает, катится вниз по наклонной, обдирая руки о камни, чувствуя щекой их горячее, напитанное солнцем дыхание.
Вскакивает и оказывается прямо за спиной обожженного человека, который медленно начинает поворачиваться на крик.
Павел зажмуривается, не желая видеть лицо несчастного, но словно бы у него нет век, кажется, юноша смотрит через мутноватое стекло. Чудовищное лицо с пустыми, выгоревшими глазницами надвигается на него и Павел, словно во сне, протягивает руки, пытаясь оттолкнуть чудовище.
Но руки его живут своей собственной жизнью, они сделаны из камня и их холоднее касание приносит обожженному облегчение. Павел слышит утомленный вдох, и берет ладони несчастного в свои, сжимает их крепко-крепко, чувствуя, как прожигают его каменную оболочку языки огня. Неимоверный, испепеляющий жар охватывает его тело, и он корчится вместе с обгорелым трупом, но рук разжать уже не может.
Температура сожгла мое тело, — шепчет ему на ухо кто-то. — Я должен умереть…
Двойника нужно догнать и взять за руки, — припомнил Кранц слова Гордена. Он проснулся и лежал неподвижно с закрытыми глазами, ощущая жар во всем теле. Даже ладони и подошвы ног горели, будто их только что растерли «Звездочкой». Признаться, новый ночной кошмар пуще предыдущего вымотал Павла. Никаких сил не осталось, ей Богу! Если это и был его, Павла, двойник, то скорее он отдал этому умирающему часть своей силы, а не наоборот.
В ванной падала вода, и этот звонкий звук неприятно бил в висок. Павел открыл один глаз и посмотрел на часы на стене, они показывали без четверти час. День был хмурым.
Пересилив себя, Павел встал и подошел к окну, с опаской отодвинул засаленную штору. Обычный двор, припаркованные машины, детская площадка, песочница с брошенной лопаткой. Идущие вдоль тротуара одинокие люди. Накрапывает дождь. Ну когда же уже прекратится это безобразие?! Когда наступит настоящая весна, и на душе полегчает?! Когда, наконец, выглянет солнце!
В голове дурман и болит желудок, словно накануне Павел чем-то отравился. Надо снова куда-то идти. Долго на одном месте находиться нельзя, и в душе снова неспокойно, тревожит что-то. Из глубины квартиры доносится неприятное шипение.
Павел прошел по коридору и заглянул в комнату. Здесь почти не было мебели, обои были ободраны, в центре маленькой комнатушки стояло плетеное кресло, рядом — высокая тумба, на которой примостился проигрыватель, устало крутящий доигранную пластинку. По полу до стены к подплавленной розетке тянулся провод.
На окне пожухлый, давно засохший цветок в обычном глиняном горшке.
Павел подошел и выключил проигрыватель. Посидел на краешке кресла, ни о чем не думая, потом заглянул на кухню. Здесь остро пахло кислым, и Кранц быстро нашел источник: на прочь прокисшие щи в кастрюле на плите. Они поросли бурной черной плесенью, доставшей до самой крышки.
Выходит, они и вчера были несвежими, — раздраженно подумал Павел, и, в ответ на его мысли в животе что-то забурчало. — Удивительно, что он по-настоящему не отравился и не валяется сейчас на тахте с коликами, рвотой и температурой.
Павлу сильно хотелось есть, и он бесцеремонно обшарил холодильник и шкафы, заглянул в каждую банку, но нашел там только остатки какие-то сушеных пряностей, купленных так давно, что они уже и не пахли. Еще нашлись пакеты с надписями: чернобылник, донник лекарственный, дурман-трава…
Внутри пакетов были кажущиеся пыльными стебли и поблекшие цветки. Ни крупы, ни даже соли на этой кухне не нашлось. Павел, чертыхаясь, обыскал все, потом быстро оделся, осторожно обходясь с раненым плечом, которое, если не шевелить рукой, дало ему временную передышку, и, захлопнув за собой дверь, вышел на улицу.
Дошел до Метро и на оставшиеся деньги купил себе пару чебуреков и бутылку воды. Сел на автобусной остановке и с превеликим удовольствием все это проглотил. Сквозь дыру в облаках упал на землю луч света, жизнь налаживалась.
В ожидании своего автобуса кокая-то женщина подкармливала птиц, бросая Кранцу почти под ноги горсти мелко накрошенной булки, и у ног Павла суетилось серое облако крыльев, перьев и хвостов. Суетливые воробьи сновали между неуклюжими сизыми, выхватывая куски покрупнее.
Рядом присел какой-то мужчина, нахохлился, глубоко засунув руки в карманы. Павел покосился на него и снова уставился на голубей — наблюдать за их мельтешением было очень приятно.
— А давно ли автобуса нет? — внезапно спросил мужчина, и Павел, вздрогнув, уставился на него. Он уже слышал этот голос…
— Не знаю, я не жду, — отозвался он и встал. Голуби прыснули в разные стороны.
— А который сейчас час? — снова спросил мужчина, чем заставил Павла замереть.
— Я без часов, спросите у женщины, — холодея, ответил тот.
— Ты сядь, сядь, — позвал мужчина и повысил голос: — Уважаемая, не подскажете ли, сколько времени?
— Без четверти два, — отозвалась женщина охотно и запустила в голубей новой горстью крошек.
— Ааа, опаздываем, — протянул мужчина, похлопав рядом с собой по скамейке. — Но еще не очень. Вот скажи мне, как представитель современной молодежи: пьянство — порок?
— Не знаю, — по-прежнему не сдвигаясь с места, ответил Павел. — Я почти не пью.
— А куришь?
— Курю.
— Тогда давай покурим и пойдем, Кранц, — мужчина снова похлопал ладонью по скамейке и, сунул руку в карман. Павел напрягся, но мужчина всего лишь достал из кармана сигареты.
— И учти, я бегаю быстрее, — ухмыльнулся он. Его глубоко посаженные глаза неприветливо блеснули. — Только давай без глупостей, львенок? Все равно ничего не выйдет, как бы ты не изворачивался. Давай познакомимся: Антуан Ворков. По-русски Антон, если так тебе будет проще. Это я в тебя стрелял из арбалета, забавная штука, мне нравится. Целил в ногу, попал в плечо…
Он засмеялся, протягивая сигареты. Павел медленно сел рядом, закурил и сказал:
— Меня не тронь, Горден подарил мне Зеркало…
Ворков, тоже намеревавшийся закурить и поднесший к губам сигарету, замер, пристально глядя на юношу.
— Да что ты говоришь? — медленно пробормотал он. — Действительно незадача! И где же оно тогда, твое зеркальце?
— У Сиковски на хранении, — ответил Павел.
— Ну-ну, ты так не нервничай, — покачал головой Антуан. — Странное оно какое-то у тебя, прямо скажу. Убить тебя что ли, чтобы проверить? Чудится мне, ты врешь. А ведь это действительно большая проблема. Горден совершенно не умеет проигрывать, я тебе скажу. Для крестного очень достойный поступок, а вот как Сиковски пошел на это, ума не приложу! Есть же закон…
