Жертва всесожжения [Всесожжение] - Гамильтон Лорел Кей (библиотека книг бесплатно без регистрации txt) 📗

– Так мы попытаемся отбить у них «Цирк», или что?

Ашер рассмеялся:

– Она это серьезно?

– Она всегда серьезна, – ответил Жан-Клод.

– Хорошо, так что мы должны будем делать?

– Оставаться в живых, если сможете, – сказал Ашер.

– Заткнись. Жан-Клод, я вот что должна знать: мы врываемся, вышибая дверь ногой, или ползем на брюхе?

– Ты согласна ползать перед ними, mа petite?

– У них Вилли, у них Джейсон и кто знает, сколько еще народу. Так что, если это спасет наших ребят, я могу малость поползать.

– Я не думаю, что у тебя это хорошо получится, – сказал Жан-Клод.

– Вряд ли.

– Нет, сегодня ползать не будем. У нас нет сил, чтобы отбить «Цирк», но мы, как ты это назвала, войдем, вышибив дверь ногой.

– Как доминанты?

– Oui.

– Насколько доминировать?

– Будь агрессивной, но не безрассудно. Можешь ранить, кого сможешь, но не убивай. Не следует давать им повод.

– Они думают, что ты затеял революцию, Жан-Клод, – сказал из темноты Ашер. – Как всякий революционер, мертвый ты будешь мучеником. Им это не нужно.

Жан-Клод повернулся к своему бывшему другу:

– Так что же они от меня хотят, Ашер? Скажи.

– Им надо на твоем примере научить других. Сам увидишь.

– Если бы я пытался сколотить в Америке альтернативный совет – тогда да, я бы понял, в чем смысл. Но я знаю предел своих возможностей. Я не могу защитить кресло в совете от притязаний соискателей. Это был бы смертный приговор. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.

Ашер вздохнул:

– Уже поздно, Жан-Клод. Совет здесь, и они не поверят твоим заверениям о невиновности.

– Но ты ему веришь, – сказала я.

Он ответил не сразу.

– Да, я ему верю. Одну вещь Жан-Клод всегда умел делать блестяще: оставаться в живых. Бросить вызов совету – не самый лучший для этого способ. – Ашер подался вперед, и его лицо снова оказалось рядом с моим. – Помнишь, Анита: когда-то, давным-давно, он ждал, чтобы спасти меня. Ждал, пока не был уверен, что не попадется. Ждал, пока можно будет спасти меня с минимальным риском для себя. Ждал, пока погибнет Джулианна, потому что иначе риск был бы слишком велик.

– Это неправда, – сказал Жан-Клод.

Ашер не обратил внимания.

– Смотри, чтобы он не стал ждать слишком долго, спасая тебя.

– Я вообще не жду, чтобы меня спасал кто бы то ни было.

Жан-Клод смотрел в окно на проезжающие машины и тихо покачивал головой.

– Ты мне уже надоел, Ашер.

– Надоел, потому что говорю правду.

Жан-Клод обернулся к нему:

– Нет. Потому что ты напомнил мне о ней и о том, что когда-то, давным-давно, я был почти счастлив.

Вампиры смотрели в глаза друг другу.

– Но теперь тебе представился второй шанс.

– И у тебя он мог бы быть, Ашер. Если бы только ты не цеплялся за прошлое.

– Прошлое – это все, что у меня есть.

– Вот это уже не моя вина.

Ашер отодвинулся обратно в темноту, сжавшись на сиденье. Я решила, что Жан-Клод выиграл спор – сейчас. Но – назовите это предчувствием, если хотите, – я не думала, что их схватка окончена.

11

«Цирк проклятых» расположен в перестроенном складе. С фасада он похож на карнавал с афишами, зазывающими на представление уродов, а над светящейся вывеской танцуют клоуны. Сзади это просто темное строение.

Я заехала на парковку для сотрудников. Она была маленькой, потому что почти весь персонал живет в «Цирке». Если никуда не выезжаешь, машина не нужна. Оставалось надеяться, что нам машина понадобится.

Я заглушила мотор, и стало тихо. Оба вампира погрузились в бездонное оцепенение – я невольно глянула на них, чтобы убедиться, что они никуда не делись. Млекопитающие умеют замирать, но, скажем, кролик, затаившийся, чтобы лиса прошла мимо, – полон жизни. У него колотится сердце, он часто дышит. Вампиры больше похожи на змей, которые вытягиваются во всю длину и замирают. В них нет ощущения остановленного движения, ощущения, что оно потом возобновится. В такой заторможенный миг змея кажется ненастоящей, каким-то искусственным предметом, изготовленным, а не живым. Жан-Клод погружался в колодец безмолвия, где запрещено любое движение, даже дыхание.

Я оглянулась на Ашера. Он сидел на заднем сиденье совершенно неподвижно – прекрасная золотая статуя, но лишенная жизни.

Молчание заполнило салон, как ледяная вода. Мне хотелось хлопнуть в ладоши, заорать, зашуметь, чтобы они, черт их побери, ожили, но я знала, что толку не будет. Результатом будет моргнувший глаз и взгляд – не принадлежащий, а может, никогда не принадлежавший человеку.

Очень громко шуршало мое платье по обивке.

– Меня будут обыскивать, чтобы найти оружие?

В заряженной тишине мой голос прозвучал глухо.

Жан-Клод изящно мигнул, потом повернул ко мне голову. Его взгляд был скорее спокоен, чем пуст. Я подумала, не является ли такая неподвижность у вампиров видом медитации. Если переживем эту ночь, спрошу.

– Это будет вызов, mа petite. Они не станут мешать нам быть опасными. Хотя я бы не стал выставлять напоказ то оружие, что у тебя есть. Тот маленький пистолетик.

Я покачала головой:

– Я имела в виду большее.

– Большее? – приподнял он брови.

Я повернулась к Ашеру. Он мигнул и поднял на меня глаза. Включив свет в салоне, я увидела наконец истинный цвет его глаз. Синие. Но это неточно их характеризует. Они были настолько светло-синие, насколько темно-синими были глаза Жан-Клода. Светлая, холодная синева глаз лайки-хаски. Но не только глаза – еще и волосы. Раньше они казались золотистыми – обычный цвет темного блондина. В более верном свете салона я поняла, что это не иллюзия тусклого освещения, они и вправду золотые. По-настоящему золотые – такой цвет я видела только у бутылок или банок с золотой краской. Сочетание глаз и волос завораживало. Даже без шрамов он бы казался ненастоящим.

Я перевела взгляд на Жан-Клода. Он был красивее и без шрамов. У Ашера красота была чуть более мужественной.

– Вас создала одна и та же вампирша? – спросила я.

Жан-Клод кивнул, Ашер просто смотрел.

– Она что, хотела создать племенной завод сверхъестественно красивых производителей?

Ашер рассмеялся коротким лающим смехом, ухватился за израненную сторону лица и оттянул кожу от глаза, чтобы видна была бледная внутренняя оболочка орбиты. Лицо стало отвратительной маской.

– Ты считаешь меня красивым, Анита? – Он убрал руку с лица, и кожа щелкнула, став на место, упругая, как отпущенная резинка, совершенная в своем роде.

Я посмотрела на него:

– Что ты хочешь от меня услышать, Ашер?

– Я хочу, чтобы ты ужаснулась. Я хочу видеть на твоем лице то же, что вижу на всех лицах уже двести лет, – отвращение, омерзение, ужас.

– Извини, – сказала я.

Он наклонился вперед, выставляя шрамы на свет. Казалось, у него врожденное умение понимать, как будет падать свет и куда лягут тени. Годы практики, наверное.

Я просто смотрела. Смотрела в его светлые, безупречные глаза, на густую волну золотых волос, на полноту его губ. Потом пожала плечами:

– Что я могу сказать? Я из тех, кто западает на волосы и на глаза, а у тебя волосы великолепные и глаза восхитительные.

Ашер откинулся обратно. Он смотрел на нас обоих, и в глазах его бушевал невероятный гнев. Такой гнев, что мне даже страшно стало.

– Вот оно, – сказал он. – Вот. Ты меня боишься. Я это вижу, чую, ощущаю на вкус. – Он улыбнулся, довольный собой, даже как-то торжествуя.

– Скажи ему, чего ты боишься, mа petite.

Я посмотрела на Жан-Клода, снова на Ашера.

– Меня не шрамы пугают, Ашер. А твоя ненависть.

Он подался вперед, и – наверное, не нарочно, – волосы укали ему на лицо, как вуаль.

– Да, моя ненависть пугает. Внушает ужас. И помни, Анита Блейк: она направлена на тебя и твоего Мастера.

Я поняла, что он имеет в виду Жан-Клода. Теперь я уже не могла с этим спорить, хотя иногда и хотелось.