Смех мертвых (Сборник романов и рассказов в жанре ужасов, написанных известными фантастами) - Каттнер Генри (читать книги регистрация .TXT) 📗
— И что вы наблюдаете тут, мой друг? — спросил француз низким, хриплым голосом. — Вы смотрели, размышляли. Вы что-то обдумывали… Что именно?
— Это ужасно… — начал было я, но он тут же меня перебил.
— Естественно. В морге никто не выглядит красавцем. Я спрашивал о том, что вы видели, а не о ваших эстетических ощущениях. Parbleu [55]!
— Если вы хотите узнать, что заинтересовало меня больше всего, так это раны на печах и руках несчастной, — ответил я. — Кроме того эти раны сильно напоминают те, что я видел вчера вечером у Пола Мейтленда.
— Ах-ха? — маленькие глазки француза сверкали от восторга, его кошачьи усы топорщились еще сильнее, чем обычно. — Похоже, мы сдвинулись с мертвой точки. А теперь… — Кончиком хорошо наманикюренного ногтя он элегантно прикоснулся к синевато-багровым следам на горле мертвой девушки. — Эти знаки, они вам о чем-то говорят?
Я покачал головой.
— Возможно, девушку душили, — решился высказать я свое предположение. — Но эти следы слишком длинные и широкие, чтобы быть отпечатками пальцев.
— Ха-ха… — его смех был безрадостным, как у актера с театральных курсов. — Не могут быть отпечатками пальцев, говорите? Это очень важные отпечатки. Эти отпечатки полностью подтверждают слова господина Мейтленда. Когда вы в последний раз были в вашем le jardin des plante [56]… Нет, как вы называете его?.. Зоологический сад?
— Зоопарк? — с удивлением повторил я.
— Précisément [57], зоопарк. Точно, как вы сказали. А кто из четвероруких содержится там? Скажу вам, cher collègue, не многие могут определить разницу между следом от пальцев человека и обезьяны. Человек и шимпанзе берут предметы пальцами и используют большой палец как точку опоры. Горилла, орангутан, гиббон слишком глупы. Они не знают, как использовать большой палец. Теперь посмотрите, — снова он показал на синяки на горле мертвой девушки. — Большое пятно — отпечаток большого пальца. Эти линии — отпечатки остальных пальцев. А раны на теле оставлены ногтями. Все старо как мир. Юный Мейтленд говорил правду. Он встретил в лесу обезьяну. Обезьяну в вечернем костюме! Что вы скажите на это!
— Бог его знает, — беспомощно протянул я.
— Конечно, — печально кивнул он. — Le bon Dieu [58] точно знает, но что до меня, то я настроен совершенно решительно, я раскрою эту тайну. — После этого он резко отвернулся от мертвой девушки и, осторожно взяв меня за локоть, развернул в сторону входной двери. — Тут нам больше нечего делать. Совершенно нечего, — провозгласил он. — Вы должны помогать больным. А мне нужно кое-что предпринять. Однако если вы проводите меня в ближайший полицейский участок, я буду вам очень признателен. И, если не слишком сложно, не могли бы вы приютить меня под своей крышей, пока я расследую этот инцидент? Вы согласны? Хорошо. Тогда до полуночи, aus voir [59].
Уже пробило восемь, когда профессор появился у меня дома, подъехав на такси.
— Боже мой, профессор, вы занимались покупками? — воскликнул я, когда мой гость поставил узлы на ближайший стул и усмехнулся мне, а затем закрутил кончики усов, превратив их в миниатюрные рожки.
— Почти, — усмехнулся он, шлепнувшись на соседний стул и запалив едкую французскую сигарету. — Я немного поболтал с бакалейщиком, аптекарем, гаражным рабочим и торговцем табака, всякий раз делая покупки. Я как новый житель вашего столь очаровательного городка Харрисонвилля, разузнал о моих соседях и моем новом доме. Вел себя, словно болтливая старуха. Молол все подряд, и это принесло свои плоды, grâce à Dieu!
Он снова уставился на меня словно мартовский кот, а потом поинтересовался:
— Один из ваших соседей монсеньор Калман, ведь так?
— Да. Кажется, тут живет такой человек, — ответил я. — Но я очень мало знаю о нем.
— Расскажите, все что знаете.
— Хм-м. Он живет тут уже около года, держится особняком. Насколько мне известно, он не пускает к себе никого из торговцев. Я понимаю, он какой-то ученый и живет в доме который выходит на дорогу на Андовер, чтобы никто не мешал ему в его экспериментах.
— Один живет, говорите, — задумавшись, де Грандин притушил сигарету. — А теперь скажите мне, если сможете, этот монсеньер, кажется, водит знакомство с молодым Мэнли, которому вы утром латали пулевую рану?
— Не знаю, — ответил я. — Я никогда не видел их вместе. Мэнли странный, парень легко поддающийся переменам настроении, никогда много ни с кем не говоривший. Я не представляю, как у Миллисенты Комсток завязался с ним роман. Мэнли хорошо держится в седле и в хороших отношениях с матерью невеста, только вот в роли мужа я его не вижу.
— Он слишком строгих правил?
— Не знаю, — признался я.
— Хорошо. Тогда выслушайте меня. Думаете, де Грандин глуп? Может, да, а может, нет. Сегодня я отправился домой к госпоже Комсток и провел рекогносцировку. Там среди золы я обнаружил пару открытых кожаных бальных туфель, которые были буквально растерзаны. Я подкупил слугу и узнал, что туфли раньше принадлежали господину Мэнли. А в мусорном контейнере я сделал новые находки. Я обнаружил белое льняное платье — рубаху со следами крови. Манжеты были разорваны, а застежка сорвана. Рубаха, как я подозреваю, принадлежала господину Мэнли. Переодевшись в поношенную одежду, я, как торговец, поговорил с слугой мадам Комсток. Я купил у него эти туфли и рубаху. Вот они!
С этими словами он извлек из одного узла пару туфель и рубаху, а потом протянул их мне, чтобы я их рассмотрел, как будто это были дорогие, бесценные вещи.
— В Париже у нас есть способы «разговорить» вещи, — объявил он, а потом, запустив руку в карман, вытащил сложенный кусок бумаги. — Эта рубашка… Эти туфли… Я допросил их трижды, и вот что они сказали мне. Mordieu [60], нашептали, словно две незамужние дамы над чашкой чая!
Развернув бумаги, он извлек три бурых волоса, каждый дюйма три в длину.
Я с любопытством осмотрел их. Они могли быть с чьей-то головы, потому что они были слишком длинными и прямыми, чтобы оказаться волосами с тела, но они показались слишком жесткими, чтобы оказаться человеческими.
— Г-м… — недоуменно протянул я.
— Précisément [61], — усмехнулся мой гость. — И вы никак не можете классифицировать их?
— Не могу, — согласился я. — Они слишком грубые, чтобы принадлежать Мэнли. С другой стороны, волосы почти черные, а у него коричневые.
— Мой друг, — тут профессор наклонился ко мне и не моргая уставился на меня, — а я видел раньше волосы вроде этих. Вы тоже видели, только не узнали. Это волосы гориллы.
— Гор… да вы сошли с ума! — воскликнул я. — Но как волосы гориллы могли оказаться на рубашке молодого Мэнли?
— Вы сделали неправильное предположение, — поправил меня профессор. — Они были не на рубашке, а внутри нее. Под воротником, где пуля разорвала льняную ткань и ранила владельца. На волосах можно заметить следы засохшей крови Если пожелаете, можете посмотреть на одежду, — он вновь протянул мне разорванную рубаху. — Посмотрите, как она порвана. Словно она была натянута на тело, слишком большое для нее. Я скажу вам, господин Троубридж, рубашка была порвана тварью… чудовищем… которое разорвало этой ночью несчастную девушку, а через несколько минут напало на молодого Мейтленда, и которое прошлой ночью, прежде чем зайти в дом мадам Комсток, сбросило эти туфли. Вижу, вы начинаете понимать. Что вы так на меня смотрите? Вы говорите себе: «Этот де Грандин безумен, словно мартовский заяц!» А теперь пройдите за мной по ступеням доказательств, как по лестнице… Этим утром, пока вы осматривали молодого господина Мэнли, я осмотрел не только его, но и его комнату. На окне я заметил несколько царапин — такие следы мог оставить тот, кто пытался влезть в дом через окно. Я выглянул за окно, и на стене, окрашенной белой краской, я увидел свежие царапины. Также я увидел царапины на железной водопроводной трубе, через которую с крыши стекала дождевая вода. Эта труба шла по стене дома рядом с окном комнаты Мэнли, так что человек не мог дотянуться до подоконника, если только у человека были руки такой же длины, как ноги. Что тогда? И тогда он смог бы с легкостью дотянуться до подоконника. Да… Потом, когда я купил эти туфли и рубашку у слуги мадам Комсток, я нашел частички краски. Позже я сверил частицы краски с туфлей с краской на стене дома. Тот же эффект… Потом я осмотрел рубашку с кровавыми пятнами и все эти обрывки. У меня создалось впечатление, что тот, кто носил эту одежду, неожиданно раздался телом и разорвал одежду. Потом я обнаружил звериные волосы на окровавленной рубахе. Следите за моей мыслью?
