Вторжение - Герберт Джеймс (книги TXT) 📗
– Вы думаете, это имеет для нас такое большое значение? – На сей раз это был женский голос, в котором тоже звучали слезы. – Вы думаете, у нас осталось что-то, ради чего стоило бы жить? Ради самих себя, что ли?
Тут все вновь заговорили разом, и уже было невозможно уловить в общем гуле голосов какой-нибудь смысл.
– Пожалуйста, успокойтесь! Мы не должны терять самообладания. – Дили снова попытался овладеть ситуацией. – Поймите же наконец, мы только тогда сможем помочь людям наверху, если выживем сами и сумеем объединить свои усилия с персоналом других убежищ. Мы ни в коем случае не должны поддаваться панике!
Фарадей тоже вскочил со своего места. Теперь они с Дили стояли рядом, как два солдата в одном строю.
– Дили прав. Если мы, пойдя на поводу у своих эмоций, покинем убежище сейчас, то получим смертельную дозу облучения. Таким образом, мы убьем себя, а мертвые никого спасти не могут.
Логика их рассуждений была ясна всем, но погасить возбуждение все же не удавалось. Здесь явно преобладали эмоции. Выкрики не прекращались, некоторые из них носили оскорбительный характер и были обращены к Дили как представителю министерства обороны. Шум несколько приутих, когда рядом с Дили встала доктор Рейнольдс. Она была тоже напряжена, и это состояние выдавали засунутые в карманы белого халата руки, сжатые в кулаки. Но именно ее белый халат, по-видимому, подействовал успокаивающе на взвинченных людей. Она не представляла чиновничий класс, ее нельзя, как Дили, который был марионеткой в руках правительства, приведшего страну к катастрофе, обвинить в случившемся. И хоть большинство присутствующих понимали несправедливость своего гнева, направленного именно на этого представителя министерства обороны, он просто был здесь, рядом: его можно не только оскорбить, но и ударить. Людям нужна была разрядка, и Дили оказался подходящим объектом. Стараясь отвлечь внимание от Дили, доктор Рейнольдс сказала:
– Я могу лишь подтвердить то, что здесь уже было сказано. Если кто-нибудь из вас выйдет из этого убежища сейчас, он умрет от лучевой болезни через несколько недель, а может быть, и дней. От себя я могу лишь добавить, что это будет очень тяжелая смерть. Сначала вы почувствуете тошноту, появится покраснение кожи, жжение во рту и горле, слабость. Затем начнется рвота, и несколько дней вы будете страдать от мучительного поноса. Потом, быть может, ненадолго наступит облегчение, но лишь совсем ненадолго. Вскоре все симптомы проявятся еще сильнее, чем прежде, кожа покроется волдырями, начнут выпадать волосы, у женщины возможны сильные кровотечения, У мужчин появятся неприятные ощущения в половых органах. Если кому-то случайно удастся выжить, то наверняка гарантировано бесплодие или, что еще хуже, вашему потомству грозят непредсказуемые тяжелые отклонения от нормы. Многим из вас предстоит узнать на собственном опыте о такой страшной болезни, как лейкемия. В конце концов начнутся судороги, и это будет спасением, потому что вскоре наступит смерть.
Все эти ужасные подробности она проговорила ровным голосом, без всякого выражения.
“Черт побери, – подумал Калвер, – вот это профессия. Как только женщине удается сохранять такое самообладание”. И все же он понимал, что безжалостность доктора Рейнольдс нарочита. У нее была цель – напугать людей, чтобы они остались в убежище. И, как бы подтверждая его догадку, она сказала:
– Если вы хотите, я могу рассказать и о других симптомах лучевой болезни. Пропадет аппетит, нарушится процесс пищеварения, все ткани организма подвергнутся резкому изменению, кости сделаются хрупкими, возможны воспаления мочевого пузыря, печени, почек, спинного мозга, легких, тромбоз, рак и анемия, вызывающая подкожные кровотечения. Но мало того, вы многократно будете видеть собственную смерть, так как на ваших глазах от этой же болезни будут постоянно умирать другие. Итак, я рассказала все о болезни, которая грозит вам, если вы собираетесь покинуть убежище. Совершенно очевидно, что в таком состоянии вы вряд ли сможете оказать кому-либо помощь. Но если все же кто-нибудь по-прежнему считает, что должен уйти, я не вижу причин, по которым мы должны задерживать его. И, более того, я прошу разрешить уйти всем желающим, чтобы они не вносили излишнюю нервозность в и без того трудную атмосферу, которая царит здесь. Ну что, кто-нибудь принял решение уйти?
Она подождала некоторое время и, не получив ответа, устало опустилась на стул.
– Благодарю вас, доктор Рейнольдс, – сказал Дили, – вы нарисовали нам тягостную, но реальную картину. Еще раз благодарю вас, – повторил он.
Но она даже не взглянула на него. Калвер понял, что слишком много сил потратила она на свое сообщение.
– Я думаю, что теперь, когда вы услышали столь беспристрастную оценку нашей нынешней ситуации и возможных последствий, нам удастся продолжить разговор в более конструктивном духе, – подытожил Дили.
Он потрогал руками повязку на лице, и Калвер впервые подумал, что, должно быть, ему приходится все время преодолевать дискомфорт, боль и мучительное ожидание исхода своей собственной болезни. При этом столько сил и нервов затрачивает он, убеждая людей не совершать опрометчивые поступки. Хотя, быть может, защищал он не их, а разработанные его министерством инструкции.
Дили заговорил снова:
– Вернемся к началу нашей беседы. Несмотря на то, что линии связи в настоящий момент повреждены, я убежден, что многим людям удалось спастись в убежищах, аналогичных нашему. Я еще не сказал вам, что все убежища, расположенные в Центральном районе, дополнительно связаны между собой почтовой подземкой или метро.
– Вероятнее всего, если повреждены радио– и телефонная связь, снабженные специальной защитой, то туннели метро тем более разрушены, – выкрикнул кто-то.
– Да, несомненно, многие туннели повреждены, а возможно, и совершенно разрушены, но все же подземных трасс так много, что наверняка какие-то из них уцелели. Кроме того, некоторые здания в этом районе обладают повышенной устойчивостью и надежностью конструкций, они должны были выдержать ядерный взрыв. Это было заложено в проекте. Я не буду подробно рассказывать обо всех специально оборудованных убежищах, построенных после второй мировой войны. Скажу лишь, что их достаточно много. Только на северной линии метро – шесть.
Калвера не покидало какое-то необъяснимое ощущение, что, сколь бы убедительным и искренним ни выглядел Дили, он все равно что-то недоговаривает, будто в его словах есть какой-то двойной смысл. Он, конечно, плохо знал Дили, но все же никаких оснований считать его лжецом у Калвера не было – откуда же это навязчивое недоверие? Не оттого же, в самом деле, что Дили правительственный чиновник? Углубившись в свои размышления, он не расслышал несколько последних фраз Дили, но, по правде сказать, это его и не интересовало.
– ...главное правительственное убежище расположено за пределами города. Полагаю, что правительство сейчас там. Вся страна разделена на двенадцать регионов.
Калвер не думал, что хоть один человек сейчас слушает Дили.
– ...органы управления графств и округов...
“Какое это все имеет значение?” – снова подумал Калвер.
– ...местные органы управления...
– Дили!
Все посмотрели на Калвера, и Дили повернул к нему свое лицо в маске, нервно облизывая губы. Стараясь говорить спокойно, Калвер спросил:
– Дили, рассказывали ли вы кому-нибудь об этих тварях, которые напали на нас в туннелях?
Калвер искоса взглянул на Кэт и увидел, как она напряженно замерла, услышав его вопрос. Дили тоже был явно обескуражен.
– Я не знаю, Калвер, нужно ли об этом говорить.
– Разумеется, нужно. Это гораздо важнее и страшнее для всех нас, чем то, о чем говорили здесь вы, и доктор, и мистер Фарадей. Ведь Рано или, поздно придется выйти отсюда, а поскольку главный вход разрушен, туннели – наш единственный выход. И там нас поджидает смертельная опасность, о которой вы здесь ни словом не обмолвились.
– Я думаю, они вряд ли останутся в туннелях, им понадобится пища, они выйдут на поверхность и погибнут от облучения.
