Пять из пяти (СИ) - Уваров Александр (книги бесплатно без txt) 📗
— Везут… Теперь и вы увидите. Это точно он.
Свет стал слабее, бледнее.
"Выход" услышал я снова измучивший меня прежде всякого представления голос старшего распорядителя. "Дружно, все вместе! Двое — на авансцену, клоуны — по бокам от платформы. Ассистенты осторожно двигают чан… Осторожно, идиоты! Скульптора не облейте!"
Занавес приглушённого сета стал прозрачен, почти пропал, исчез, растворился в воздухе — и я увидел, как выходит на сцену, медленно и синхронно вышагивая в странном марше сомнамбул удивительная процессия.
Впереди шли сине-оранжевые клоуны с факелами в руках. За ними — ассистенты в белых трико…
— Бескровное, — прошептал Рыжий.
…За ними, толкаемая сзади рабочими в серых комбинезонах, с грохотом катилась большая, широкая платформа с закреплённой на ней конструкцией из толстых металлических труб, скреплённых и сваренных в виде буквы "П".
— На турник похоже, — заметил Рыжий. — Слабовато, фантазии мало. У Карлика, бессмертного нашего, и то посложней, позамысловатей реквизит был.
К перекладине подвешен был обнажённый Повар. Запястья его прикручены были к трубе прочными кожаными ремнями, страховочная ременная петля захватывала грудь Повара.
Повар улыбался кривой и вымученной улыбкой, дышал тяжело и сипло, выхаркивая иногда себе на подбородок липкую, тягучую слюну. Ноги его болтались в воздухе, тело — белое, жирное, в голубых прочерках подступивших близко к коже вен, провисло, обвисло, тяжким, больным мешком висело над платформой, складками тянулось вниз.
Повар крикнул:
— Немного же!..
"Отсебятина!" тут же отреагировал старший распорядитель. "Господи, ну неужели нельзя такой просто текст выучить? Дилетант! Болван! Скульптор — не мешкать!"
Скульптор шёл за рабочими, что толкали платформу. А за скульптором четыре ассистента в зелёных резиновых гидрокостюмах осторожно катили огромный чугунный котёл на деревянных подставках с деревянными же, прочными колёсами.
Из котла столбом валил пар, так что яркий свет на сцене (лучи прожекторов от краёв, от кулис — сошлись к середине, высвечивая то место, где и остановилась платформа).
Скульптор, заслышав команду старшего распорядителя, кинулся вперёд, ближе к платформе.
Из углубления на краю платформы скульптор достал черпак с металлическим ковшом и длинной деревянной ручкой. Махнул рукой ассистентам, требуя подкатить котёл ближе.
— Вы не поверите, должно быть, — застонал Повар (голова его всё больше клонилась на грудь — всё больше мучило удушье), — но счастлив сейчас. Меня никто никогда не слушал… Жена не слушала, дочка тоже, мать говорила, что доверчивый я. Не так…
"Негодяй!" шипел распорядитель. "Какого чёрта? Что он несёт? Никто не менял сценарий, никто не давал ему права отходить от текста! Кто там рядом с ним? Да вижу я! Скульптор…"
— …Совсем не так. Я никому не верил. Но не верил в душе, а вёл себя так, будто верил. Жена как-то сказала: "Ничего от тебя не убудет…", а сама его в спальню привела. В нашу спальню. А кровать у нас хорошая, широкая…
"Скульптор, как слышимость? Почему с кипятком заминка? Ты меня слышишь? Руку правую вверх подними… У тебя ковш в левой, я вижу! Подними правую! Молодец…"
— Кровать я сам покупал. На свои деньги. С зарплаты, и ещё кредит взял. Хорошая кровать, импортная. А она с ним — на эту кровать. Вот я ему в морду… кхе!.. течёт что-то… в морду дать, а рука — не поднимается. Он и засмеялся, и она тоже! Теперь не смеялись бы, теперь я бы над ними…
"Да заткните же глотку ему! Немедленно!"
Ассистенты остановили котёл (осторожно, очень медленно притормозив его) у самой платформы.
Ноги Повара коротко вздрогнули, мелкая дрожь прошла по ним, едва пар их коснулся.
Скульптор, обеими руками взявшись за ручку, опустил черпак в котёл, поводил его кругами, будто размешивая кипяток (для чего? не суп же там был, в самом деле).
Рабочие побежали за кулисы. Ассистенты отступили поспешно, отошли от платформы (а один из них даже инстинктивно прикрыл голову ладонями).
И только клоуны, строгие, печальные, серьёзные, стояли с наклонёнными вперёд факелами на самом краю сцены, так что огни пылали едва ли не над головами зрителей в первом ряду. Стояли навытяжку, в каменной неподвижности.
Скульптор зачерпнул воду, встал боком к платформе, и, отвернувшись и зажмурив глаза, плеснул кипяток на Повара.
Мне показалось, что Повар закричал не сразу, а спустя мгновение, но какое-то необыкновенное долгое мгновение, прошедшее с того момента, как живот его обожгла вода.
Возможно, он так ослаб, что и самую жуткую боль чувствовал с запозданием. Возможно, это мгновение лишь показалось мне.
Повар закричал. Засучил ногами, задёргался, будто пытался подтянуться на перекладине… Или отвязать руки свои от неё?
Скульптор выплеснул кипяток ещё раз — на ноги Повара. Потом, обойдя платформу, ошпарил Повару и спину.
Теперь уже Повар кричал отчаянно, заходился в крике. Я видел, как кожа на спине его побагровела, и вздулись на ней большие мутно-жёлтые волдыри.
Не знаю, нравился ли он публике — из зала долетали лишь редкие хлопки.
Крик Повара был вымучен, будто выдавлен через силу. Но не потому, что Повар плохо играл. Нет, просто ему и дышать-то было тяжело, а кричать — почти невозможно.
Но боль была такой сильной, что он кричал.
Скульптор обливал ему ноги, ноги Повара раздувались…
— Сарделька! — хихикнул Рыжий.
Один раз Повар сорвался на визг — когда скульптор приложил раскалённый ковш к его гениталиям. И тогда зал наградил-таки его настоящими, бурными, долгими аплодисментами.
Вот только Повар едва ли слышал их. Он висел в больном забытье и уже не вздрагивал при плеске воды.
Пар валил от его мокрого, вспухшего, потемневшего, покрытого пузырями тела.
Блики света скользили по влажной коже. Он похож был на диковинное животное, выброшенную штормом из океанских пучин и раздувшуюся на берегу, разлагающуюся, стремительно теряющую плоть устрашающего, фантастическую глубоководную тварь, химеру из марианских глубин.
И молчание его (объясняемое, конечно, лишь полной потерей им сознания, глубоким болевым шоком) казалось мне молчанием водного существа, изначально лишённого лёгких и потому бессильного криком выплеснуть нестерпимую, пересилившую жизнь муку.
"Подрезаем, подравниваем" продолжал направлять действия скульптора старший распорядитель. "Как-то плохо играет кулинар наш, чувств никаких… Держится хорошо, играет плохо. Хватит ему прежде времени умирать, потряси его ещё! И не дёргай головой, не кривись, Роден хренов! У меня тут врач рядом сидит, он уверен: жив Повар, жив ещё. Сознание потерял, но жив. Так что приступай, господин старший помощник, и немедленно!"
Скульптор (который и вправду роль свою вёл неохотно и как бы через силу) отбросил черпак (который прямо на леты подхватили шустрые ассистенты и тут же унесли куда-то за кулисы) и вынул из кармана завёрнутый в тряпочку нож.
Приложил лезвие к животу Повара…
— Господи, да что бы мне не зарезаться тогда! — воскликнула Вероника. — Не сидела бы тут с вами!
— Опять завелась… — проворчал Рыжий. — Счасться своего не ценишь. Глупая ты, как все бабы глупая. Почему бабы за жизнь цепляются?
— Я не цепляюсь!
Вероника отвернулась.
— От дурости, — сам себе ответил Рыжий.
"Эй, за кулисами!" заволновался распорядитель. "Не шуметь! Я вас уже отсюда слышу! Скульптор, не мешкай, не тяни. Двадцать три минуты уже на сцене, зрители заскучают".
…Скульптор лезвием надавил Повару на живот…
Повар мотнул головой, приходя в себя.
Зал заволновался — явственно послышалось нарастающее гудение, многоголосый шёпот, скрип сидений, шуршание подошв по ковру, знаменитому и лишь два раза мною виданному красному ковру большого зрительного зала.
Я не мог видеть, но чувствовал или действительно видел каким-то третьим или следующим по счёту глазом, как головы зрители подались вперёд на вытянутых шеях, как туловища сидящих в зале единым движением наклонились вперёд, как дыхание стало шумным и неровным, как вцепились в подлокотники стремительно потеющие ладони, как сотни зрачков замерли и линии сотен взглядов сошлись на одной магической точке, точке рождения величайшей славы.
