Чувствуй себя как дома (СИ) - Британ Мария (книги без регистрации бесплатно полностью .TXT) 📗
Почему люди не хоронят дома? Кирпичные существа заслуживают огромных памятников с двумя датами, обозначенными через черточку, венки и почести.
Но больше всего они заслуживают нашу любовь.
Я бреду к изуродованной груде костей — к моему мертвому другу. Ржавые ворота колыхаются на ветру.
— Сомневаюсь, что это хорошая идея, — бросила мне вслед матушка, когда я запер калитку и направился в сторону леса.
Я приехал к предкам вчера. Весь ужин притворялся немым и не обращал внимания на расспросы Воробья.
Мы же продержимся этот вечер?
«Пап, мам, видите? — безмолвно спрашивал я. — Ваш сын вылечился. Ваш сын нормальный».
Вчера они мне верили.
Теперь матушка снова чует мое «что-то не так».
— У тебя все в порядке?
— Лучше не бывает, — хриплю я, натягивая капюшон.
В университете у меня нет друзей. Приятелей — завались. Я слоняюсь по утреннему городу, наблюдаю за жизнью нормальных людей, фантазирую, кем бы я был, если бы не тиканье Zahnrad.
Да черт с ним.
Никем бы я не был. Без домов я бы сдох.
Правда, в начале года я познакомился с одной странной девчонкой, учащейся в соседней группе. Ди. Мы вместе готовились к олимпиаде по математике. Кажется, она тоже из поселка: я нашел у нее в конспекте снимки Ворона. Еще живого.
— Понравилось? — спросила она, когда я рассматривал ее работы.
И я ответил, что понравилось. До безумия.
Как же мне хотелось забрать эти фотографии! Заключить их в рамки, спрятать под подушку.
— Зачем тебе олимпиада? — с трудом выдавил я.
— На фотоаппарат коплю. Чуть-чуть не хватает.
— Тогда удачи. Ради таких снимков ты обязана победить.
И она победила. А потом возненавидела меня за это. Ди терпеть не могла, когда ей поддаются, но я-то не знал… И поддался. Больше мы не пересекались.
Я взбираюсь на холм и застываю перед ним.
Яблони подросли. Тянутся друг к другу, обнимаются ветками.
Ворота распахиваются. Нет, не из-за того, что Ворон так захотел. Так захотел сквозняк, только и всего. Мой приятель мертв. Он никогда не откроет двери.
Я поднимаюсь по засыпанным землей ступенькам и ныряю в комнату, где когда-то бывал чаще, чем дома. Здесь тихо. Часы не тикают, рамы не хлопают, половицы не скрипят.
В нос бьет запах сырости.
Я спрашиваю у дома:
— Как ты?
А мне отвечает ворона, шагающая по подоконнику:
— Кар.
Она пялится на меня так, словно вот-вот разрыдается, и — взлетает. Что, если между черными перьями и потрепанными крыльями прячется мой друг? Что, если он ждал нашей встречи в обличии птицы?
Слюнтяй.
Я пинаю гору бутылок из-под пива.
Нет, не ждал. Ворон умер миллиард лет назад. Отправился в отпуск.
А местный сброд устроил пир на его могиле.
Я бы разбил эти бутылки и запихал бы осколки в глотку каждому, кто здесь шлялся.
В комнате страшно: обои сгорели, тумбочка, где билось сердце и валялись шашки — тоже. Люстры нет. Ничего нет, кроме потолка-дуршлага и следов чьего-то праздника. Лестница на второй этаж превратилась в гору железок. Окна развалились окончательно. Огонь выколол Ворону глаза.
Отпечатки ладоней хозяев стерлись. Кирпичи, кругом кирпичи…
Я веду пальцами по пыльной стене, ищу наши рисунки.
Наи-и-и-вный. До сих пор ребенок. Странный ребенок.
Хотя нет.
Просто идиот.
Прошло два года. Пламя все сожрало, а что не получилось уничтожить у него — уничтожили дожди…
Должны были уничтожить.
Взгляд упирается в белые четкие линии. Облако. Ладони. Кто-то нарисовал их. Воссоздал рисунки по памяти. Неумело и криво, но воссоздал.
Я касаюсь мизинцем неровных линий, боюсь, что спугну галлюцинацию. Или реальность? Нет, это определенно мел. Как и раньше.
Она проведывала Ворона. Возможно, час назад, возможно — день. Но проведывала.
Я оступаюсь и падаю. Растягиваюсь на крыльце. Затылок плавится от боли. Вместо неба — черные кляксы.
Но мне все равно.
Я обязан ее найти.
Обязан.
Над поселком обнимаются тучи. Огромные черные лохмотья мечтают упасть на нас. Где-то чертыхается гром.
А я чертыхаюсь в ответ и мчусь на пятую улицу. К участку — о боги! — без огорода. Где пахнет яблоками и орехами. Где за окном прячется мини-комната мини-девочки.
Где живет Ласточка.
По пути я то и дело натыкаюсь на сгоревшие постройки. Вот хижина подруги предков. У нее, как и у Ворона, уцелели лишь кости. А вот трехэтажный дом Пашки. Полый. Черный.
Новый мертвец.
Свежие следы огня.
Что же с ними не так?
Я стараюсь не впадать в панику, не слушать шепот уцелевших домов и несусь, несусь дальше. Пересекаю дорогу и — застываю.
Здравствуй, Ласточка. Тебе к лицу белая краска. И если пламя постучится… Гони его прочь.
На воротах висит замок.
Если здесь и была Тора, то уже уехала. Дверь заперта, а на ручке болтается пакет. Хлопушка что-то забыла.
К счастью, на улице безлюдно, и я перемахиваю через забор. Странно, но теперь он не кажется мне огромным.
Траву на участке не стригут — выросла по колено. Правда, до крыльца дорожка все же вытоптана.
Я подцепляю пальцем пакет. Кому я его отдам? Зачем я вообще это затеял?
Глаза сами собой опускаются. Орехи. Много-много орехов. А между ними — записка, сложенная самолетиком.
Сердце деревенеет.
Не читай, дурак.
Не читай.
Я вытаскиваю послание и ломаю самолетик. Этот ровный, размашистый почерк, с одинаковыми «ж» и «ш» я не забуду никогда.
«Я в курсе, что ты приехал. И не сомневаюсь, что залезешь проверить пакет. Следи за Воробьем, Захар. Следи в оба. Если заметишь что-нибудь странное — сломай Zahnrad. Без жалости. Без разговоров. И… не злись, пожалуйста. Ворон меня сам попросил. Так было нужно. И ему, и нам. Прощай».
Так было нужно.
Прощай.
Мы разминулись. Как же глупо.
Я комкаю записку и сую ее в карман.
Зачем мне следить за Воробьем? Зачем ломать его сердце?
Я не убиваю дома. Я — не ты, Тора.
— Зд-д-д-орова!
Я подпрыгиваю и частично рассыпаю орехи. Сквозь заборную сетку на меня таращится Пашка. Мой враг. Верный враг. Его волосы по-прежнему торчат. На виске белеет шрам-полумесяц — подарок от Ворона. Пашка почти не изменился, разве что вымахал до небес.
Горизонт рассекают молнии.
Я подхожу к забору и, повесив на железные шпили пакет, перелезаю.
— Привет.
И вот, в шаге от меня человек, убивший моего друга. Человек, которого я в отместку заставил сожрать песок и закусить дерьмом.
Пашка хлопает меня по спине, как закадычного друга.
— Как жизнь?
— Не жалуюсь.
Я снимаю пакет с забора.
— Тора была зд-д-д-есь сегодня. Утром, оставшиеся вещи паковала. Переехала. С родителями.
— Куда? — интересуюсь я, стискивая пакетик так, что белеют костяшки.
— В город. Тора спрашивала о тебе. Мол, где ты, д-д-д-а все ли в порядке. А я что? Я без понятия. Повезло еще, что твои родители проболтались, когда ты к нам пожалуешь. Ну, я ей и выложил.
— Ясно.
Молнии-пауки все ближе. Я обхожу Пашку и бреду мимо почерневших хижин.
— Захар! — окликает меня недовраг.
— Да? — Я кошусь на его дом. За обгорелым монстром ютится крошечная хижина. Калитку подпирает старая доска для серфинга. — А почему не Кирпич?
Пашка догоняет меня и преграждает путь.
— Д-д-д-урак я. Дурак. Ты… Прости, лады?
— За что?
— Д-д-д-а за все! Ты слышишь их? Взаправду?.. — морщится он. — Апчхи!
— Будь здоров.
— Проклятая аллергия.
Если бы пакет с орехами ожил, то завизжал бы от боли — так я его сжал.
— Слышу кого?
— Ну… Их.
— Или говори прямо, или я сейчас прочищу тебе уши. Чтобы и ты слышал, — рычу я, догадываясь к чему он клонит.
— Zahnrad. Ты дружил с ними, а я считал тебя психом!
— Что здесь творится?
Мне на лоб падает первая капля. Небо волнуется за компанию с нашим поселком. Оно вобрало в себя весь дым и пепел, и поэтому такое черное.
