Кладбище домашних животных - Кинг Стивен (бесплатные серии книг .txt) 📗
Пасков уже был рядом.
Мягкий, сводящий с ума шорох костей.
Луис начал терять равновесие, пытаясь вырваться из этих рук. Рука Крида ударила в надгробие и опрокинула его на землю. Лицо Паскова надвигалось, закрывая небо.
– Доктор… помни.
Луис попытался закричать, и мир завертелся у него перед глазами.., но еще слышалось клацанье шевелящихся костей в залитом светом луны склепе ночи.
Глава 17
В среднем человеку нужно семь минут, чтобы уснуть, но в соответствии с человеческой психологией человеку нужно от пятнадцати до двадцати минут, чтобы проснуться. Словно сон – омут, из которого вынырнуть труднее, чем в него плюхнуться. Когда спящий просыпается (он или она, не важно), он постепенно проходит разные градации сна, от глубокого до легкого сна, который иногда обозначается глаголом «дремать». В состоянии легкого сна спящий может слышать звуки и даже отвечать на вопросы, но не помнить о них позже.., разве только как о фрагментах сна.
Луис слышал громыхание, клацанье костей, но постепенно звук становился более резким, более металлическим. Хлопнула дверь. Крик. Еще металлические звуки.., а может, раскаты грома? «Верно, – согласился его еще грезящий разум. – Покатаем кости!»
Он услышал, как кричит его дочь:
– Стой, Гадж! Стой!
За этим последовало гуканье проснувшегося Гаджа – звук, после которого Луис открыл глаза и увидел потолок собственной спальни.
Он держался совершенно спокойно, привыкая к действительности, хорошей действительности, благословенной реальности, возвращению домой.
Все, что случилось с ним, – сон. Не важно, каким ужасным, каким реальным был он. Он остался сном, погребенным где-то в глубинах разума.
Снова послышался металлический звук. Одна из игрушечных машин Гаджа.
– Прекрати, Гадж!
– Прекрати! – завопил Гадж. – Прекрати! Прекрати!
Тумпа-тумпа-тумп.
Маленькие, голые пятки Гаджа забарабанили в коридоре. Он и Элли захихикали.
Луис посмотрел направо. Половина Речел была пуста, одеяло откинуто. Солнце уже встало. Он посмотрел на часы и увидел, что уже около восьми. Речел дала ему выспаться… Возможно, намеренно.
Обычно это раздражало его, но не в это утро. Луис глубоко вздохнул, радуясь, что может понежиться в солнечных лучах, косо льющихся из окна; насладиться реальностью окружающего мира. Пылинки танцевали в потоках света.
Снизу позвала Речел:
– Элли, спускайся и не забудь бутерброды! Давай на автобус, Эл!
– Ладно! Вот твоя машина, Гадж. А я уезжаю в школу.
Гадж негодующие завопил. Хотя немного не так… Гадж мог произносить только отдельные слова: биб, кратт и элли-бин – но текст выглядел предельно понятным: Элли должна остаться. Увы, общественное образование ждало ее. Снова послышался голос Речел.
– И встряхни своего папочку, прежде чем спуститься.
Вошла Элли, ее волосы были собраны в хвост; сегодня она надела красное платье.
– Ладно, папочка, – она подошла и легонько поцеловала его в щеку, а потом помчалась вниз по лестнице.
Сон начал блекнуть, растворяться. И слава богу!
– Гадж, – позвал Луис. – Пойди и поцелуй папочку.
Гадж игнорировал слова отца. Он вслед за Элли отправился вниз по лестнице, так быстро, как только мог, завывая:
– Прекрати! Пре-кра-ти-пре-кра-ти… Прекрати! – он вопил во всю силу своих детских легких. Луис заметил сынишку в подгузниках и ластиковых штанишках, проскочившего через лестничную площадку мимо двери спальни родителей.
Речел позвала снова:
– Луис, где ты? Ты проснулся?
– Конечно, – ответил он, садясь в постели.
– Говорю тебе, он проснулся. – сказала Элли. – Я ухожу. Пока.
Входная дверь хлопнула и оскорбленно вздохнул Гадж.
– Тебе одно яйцо или два? – спросила Речел, явно обращаясь к Луису.
Луис рухнул назад на одеяла и поставил ногу на вязаный коврик, готовясь сказать жене, что не хочет яичницы; ему бы тарелочку овсянки.., но слова застряли у него в горле.
У него оказалась грязная нога. К ней прилипли сосновые иголки. Сердце Луиса подскочило к горлу, словно безумный чертик выскочил из коробки. Глаза выпучились, зубы прикусили бесчувственный язык, и тогда Луис сбросил одеяло. Нога, лежавшая на кровати, оказалась точно такой же. Широкая грязная полоса на простынях.
– Луис?
Он увидел несколько сосновых иголок, прилипших к голеням, и неожиданно посмотрел на бицепс правой руки. Там была царапина, на коже выступила кровь, точно там, где его во сне поцарапала мертвая ветка.
«Сейчас закричу. Чувствую, ох закричу!»
Он мог закричать: крик поднимался у него в груди.., и ничего, лишь большой, холодный груз страха. Прихватило по-настоящему. «Все на самом деле, – подумал он, – эти иголки, грязь на лодыжках, кровавая царапина на руке».
«Сейчас я закричу, а потом сойду с ума. Больше мне не нужно смотреть туда…»
– Луис? – Речел начала подниматься по лестнице, – Луис, ты что, снова уснул?
Он боролся с собой две или три секунды; боролся точно так же, как тогда, когда услышал слова Паскова, умирающего на одеяле в Медицинском Центре. И он выиграл. Склонил чашу весов в свою сторону и решил: Речел не должна видеть, что его ноги грязные и в иголках; одеяла соскользнули на пол, открыв испачканную землей простыню.
– Я проснулся, – весело сказал он. Его язык неожиданно стал кровоточить, ведь он прикусил его. У Луиса закружилась голова, и что-то глубоко внутри отступило. Он удивился: почему он снова оказывается в пределах досягаемости безумных иррациональностей; или так было всегда?
– Одно яйцо или два? – поднявшись на две или три ступени, Речел остановилась. Слава богу!
– Да, – ответил Луис, едва понимая, что говорит. – Сделай болтушку.
– Ладно, только для тебя, – ответила жена и стала спускаться.
Луис быстро, с облегчением, закрыл глаза, но тут же перед ним возникли серебряные глаза Паскова. Луис немедленно открыл глаза. Он стал двигаться быстро, пытаясь ни о чем не думать. Он сдернул белье с кровати. С одеялами оказалось все в порядке. Луис скомкал простыни и, выскочив в коридор, бросил их в специальное отверстие, откуда по отдельному мусоропроводу грязное белье спускалось на первый этаж в большую бельевую корзину.
Потом, бегом, Луис заскочил в ванну, повернул вентиль крана и шагнул под душ, сделав воду такой горячей, что она почти обжигала. После ванны Луис досуха вытерся полотенцем.
Теперь Луис чувствовал себя лучше. Ситуация хоть как-то начинала поддаваться контролю. Вытираясь, Луис неожиданно подумал: он чувствует себя как убийца, который верит, что нужно избавиться от всех улик. Он продолжал вытираться, но уже со смехом. Смеялся и смеялся, и не мог остановиться.
– Эй, там! – позвала Речел. – Что тебя так развеселило?
– Секрет, – ответил Луис, продолжая смеяться. Он был испуган, но страх не мог пересилить смех. Смех навалился, поднимаясь из живота, который так напрягся, что стал твердым, словно скрепленная известкой каменная стена. С Луисом случился приступ смеха, потому что он решил, что самое лучшее: бросить простыни в грязное. Раз в пять дней Мисси Дандридж приходила пылесосить, чистить их дом.., она и отнесет вещи в прачечную. Речел увидит эти простыни, только когда снова постелет их на кровать.., чистыми. Луис предполагал, что, возможно, Мисси прошепчет ночью своему мужу, что Криды занимаются странными сексуальными играми, купаются в грязи и катаются по сосновым иголкам.
Такая мысль заставила Луиса захохотать еще громче. Он перестал смеяться, лишь когда оделся, и понял, что чувствует себя намного лучше. Почему так, он не знал, но было именно так. Комната выглядела обычно, только обнаженная кровать вносила некий диссонанс. Но он должен замести следы. Может, «улики» правильное слово, которое нужно использовать, ведь он чувствовал себя словно преступник.
«Может, так случается всегда, когда люди сталкиваются с необъяснимым, – подумал он. – Может, они так всегда поступают, с иррациональным, разрушающим нормальную последовательность причин и следствий, к которому привыкли на Западе. Может, точно так же ваш разум станет сражаться с летающими тарелками, если вы увидите их молча парящими у вас за домом однажды утром и отбрасывающими густые маленькие тени; с дождем из лягушек; рукой, выползающей посреди ночи, чтобы схватить вас за голую пятку. Припадок смеха, как припадок страха, когда начинаешь кричать, не можешь остановиться.., до тех пор, пока не успокоишься сам собой, пока страх сам собой не уйдет, словно песок из почки».
