Вампирские архивы: Книга 2. Проклятие крови - Коппер Бэзил (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗

Бедный мистер Рексолл! На следующий день он, как и планировал, отправился обратно в Англию и благополучно добрался туда, но добрался человеком сломленным, как я могу судить по отрывочным записям и изменившемуся почерку. В одной из маленьких записных книжек, доставшихся мне вместе с его бумагами, содержится если не ключ, то намек на то, что он пережил. Большую часть пути он плыл на небольшом суденышке, и я отметил, что не менее шести раз он пытался пересчитать и описать своих спутников. Записи были примерно такого рода:

«24. Деревенский пастор из Сконе. Обычное черное пальто и мягкая черная шляпа.

25. Коммерсант из Стокгольма. Направляется в Трольхеттан. Черный плащ, коричневая шляпа.

26. Мужчина в длинном черном плаще, в широкополой шляпе, очень старомодный».

Последняя запись вычеркнута, и сбоку приписано: «Возможно, тот же, что № 13. Пока не видел его лица». Найдя номер тринадцатый, я увидел, что это католический священник в сутане.

Итог всегда был одинаков. Двадцать восемь человек, из них один мужчина в длинном черном плаще и широкополой шляпе, а другой — «коротышка в темном плаще с капюшоном».

С другой стороны, неизменно отмечалось, что к обеду выходят только двадцать шесть пассажиров и мужчина в плаще, скорее всего, отсутствует, а коротышка отсутствует определенно.

В Англии мистер Рексолл, как выясняется, высадился в Харидже и сразу же решил избавиться от одного или двух людей, в которых он, несомненно, видел своих преследователей, хотя и не распространялся на их счет. С этой целью, не доверяя железной дороге, он нанял крытый одноконный экипаж и отправился дальше в сельскую глушь, в деревню Белшем-Сент-Пол. Он добрался до места к десяти часам вечера. Августовская ночь была лунной. Он сидел впереди и смотрел в окно на пробегавшие мимо поля и рощи; ничего другого не было видно. И вот он подъехал к развилке дорог. Перед ним неподвижно стояли две фигуры, обе в темных плащах, на высоком была шляпа, на коротышке — капюшон. Он не успел разглядеть их лиц, и они даже не шелохнулись. Тем не менее лошадь дико прянула и сорвалась в галоп, а мистер Рексолл упал на подушки, близкий к отчаянию. Он уже видел их прежде.

В Белшем-Сент-Пол ему повезло, он нашел пристойно обставленную комнату и следующие двадцать четыре часа прожил сравнительно спокойно. В это время он сделал свои последние записи. Они слишком бессвязны, чтобы привести их здесь полностью, однако смысл их достаточно ясен. Мистер Рексолл ожидает прихода своих преследователей — каким образом и когда, ему неведомо, — и постоянно повторяет: «Что же я сделал?» и «Есть ли надежда?» Врачи, он уверен, признают его сумасшедшим, полицейские высмеют. Священника поблизости нет. Остается только запереть дверь и взывать к Господу.

Еще в прошлом году жители Белшем-Сент-Пол вспоминали, как много лет назад августовским вечером к ним приехал странный господин, и как через сутки его нашли мертвым и было назначено следствие, и как присяжные, увидев тело, попадали в обморок, а было их семеро, но ни один потом не проговорился, что они увидели, и как вынесли приговор: «Кара Господня», и как владельцы того дома на той же неделе уехали в другие края. Они, я полагаю, так и не узнали, что на эту таинственную историю когда-нибудь, может быть, и будет пролит слабый свет. Так случилось, что в прошлом году их маленький дом перешел ко мне как часть наследства. Он пустовал с 1863 года, и не было никакой надежды его сдать; поэтому я пустил его на слом, а бумаги, из которых я тут сделал извлечения, были обнаружены в забытом шкафчике, под окном, в лучшей спальне.

Мэнли Уэйд Уэллман

Мэнли Уэйд Уэллман (1903–1986) родился в городе Камундонго в Португальской Западной Африке (ныне Ангола) в семье врача британской медицинской заставы. Когда он был еще ребенком, его семья перебралась в Вашингтон; он получил звание бакалавра искусств по специальности «английская литература» в Государственном университете Уичиты, а затем звание бакалавра права в Колумбийском университете. Некоторое время он работал репортером в двух уичитских газетах, а в 1939 году переехал в Нью-Йорк, где стал заместителем директора Фольклорного проекта Администрации развития общественных работ (WPA).

Сочинять «страшные» рассказы он начал в 1920-е годы, а в следующем десятилетии они появились на страницах ведущих жанровых изданий, таких как «Странные истории», «Чудесные истории» и «Удивительные истории». В «Странных историях» одновременно печатались три различные серии рассказов Уэллмана: о Серебряном Джоне, или Джоне Менестреле (провинциальном певце, обладателе гитары с серебряными струнами), о Джоне Танстоуне (нью-йоркском плейбое, авантюристе и детективе-экстрасенсе) и, наконец, о судье Кейте Хилари Персиванте, пожилом оккультном детективе (последняя серия публиковалась под псевдонимом Ганс Т. Филдз).

Кроме того, Уэллман является автором литературной основы ряда комиксов, в частности первого выпуска «Приключений капитана Марвела» для «Фосетг пабликейшнс». Когда компания «ДС комикс» обвинила «Фосетт» в заимствовании образа Супермена, Уэллман выступил на стороне истца, и тот выиграл дело после трехлетней тяжбы.

Рассказ «В лунном свете» был впервые опубликован в журнале «Неизвестные миры» в феврале 1940 года.

В лунном свете (© Перевод А. Чикина)

Рукой бледной и худой, как птичья лапка, он обмакнул перо в чернильницу и написал в углу листа дату — 3 марта 1842. Затем вывел заголовок: «Заживо погребенные. Эдгар А. По».

Ох, как ему было ненавистно его собственное второе имя, доставшееся в наследство от мелочного и нелюбимого отчима. Какое-то мгновение он раздумывал: может, вычеркнуть его? Но потом решил, что дело вовсе не в имени — просто он изо всех сил пытается отложить писание на потом, и это самое что ни на есть заурядное малодушие. Писать он обязан, иначе придется голодать, ведь филадельфийская «Доллар ньюспэйпер» настойчиво требует от него обещанный рассказ. Что ж, сегодня он как раз услышал пересказ слухов — теща принесла от соседки, — ожививших в душе неизменно притягивавшую его тему.

Он вздохнул и принялся писать аккуратным убористым почерком профессионала-газетчика:

«Есть темы, проникнутые всепокоряющим интересом, но слишком ужасные, чтобы стать законным достоянием литературы…» [12]

Получится, скорее всего, эссе, а не рассказ, ведь он собирается отнестись к поставленной задаче серьезно и обстоятельно. Ему часто приходило в голову, что мир — вовсе не театр, а огромное, пышно изукрашенное кладбище с надгробиями, под которыми не всегда находят покой их обитатели. Слишком многие из них тщетно стараются сбросить с себя пелену савана, поднять тяжелую заколоченную крышку гроба. Ну что такое, позвольте узнать, литературный труд, как не попытка противостоять обществу, стремящемуся втиснуть его в прокрустово ложе своих норм и придушить; обществу жестокому, унылому и бесчувственному, как комья земли, сброшенные с лопаты могильщика?

Он прервался и пошел в кладовку за свечой (керосиновую лампу давно пришлось заложить). Для середины дня, пожалуй, темновато, хотя на улице март. Его заботливая теща хлопотала по хозяйству в доме, из соседней комнаты доносилось тихое дыхание измученной болезнью жены. Бедняжка Вирджиния заснула и на время перестала ощущать изнурительные боли. Вернувшись обратно со свечой, он зажег ее, снова обмакнул перо и продолжил:

«Погребение заживо, несомненно, чудовищнее всех ужасов, какие когда-либо выпадали на долю смертного. И здравомыслящий человек едва ли станет отрицать, что это случалось часто, очень часто…»