Ночью в темных очках - Коллинз Нэнси (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
– Лилит! – Это был вскрик узнавания и отвержения.
Я не успела ему сказать, что может называть меня как хочет, когда Жилярди сунул руку в саквояж и выдернул серебряную фляжку.
– Verdamt Nosferatu! – выкрикнул он и плеснул мне в лицо.
Я отшатнулась, сплюнув теплую воду. Косметика вся поплыла.
Развивая успех, Жилярди выхватил большое серебряное распятие и ткнул его мне в лоб, сбив темные очки. Я потеряла равновесие и упала на крестец.
Прижав руки к глазам, я крепко зажмурилась. До меня едва доносились латинские слова молитвы Господу, которую читал Жилярди. И я была слишком оглушена, чтобы заметить, отваливается ли у меня кожа с черепа.
Меня раскрыли! Меня определили как чудовище, и я погибну как чудовище – только это и было важно. Я подумала о родителях Дениз: как им будет больно узнать, что на самом деле случилось с их дочерью.
Мне на плечи легли руки.
– Простите меня, простите, bitte! Вы, наверное, приняли меня за сумасшедшего старика, nicht wahr? Как мне объяснить, почему я сделал такую жестокую и безумную вещь... – Он вытащил из кармана аккуратно отглаженный платок и стал вытирать мне лицо. – Пожалуйста, фрейлейн, простите. Простите, если я вас напугал. Вы не ушиблись? Дайте-ка я посмотрю...
Я отняла руки от лица, и к своему удивлению – и к удивлению Жилярди – разревелась. Это было в первый раз после смерти Джо Лента.
– Я действительно носферату. Вы не ошиблись.
– Nein. – Он говорил тихо и утешительно. Его рука тронула мой лоб – с невредимой кожей – и успокаивающе погладила. – Вы не из Проклятых, дитя мое. Простите меня, что я подумал такую глупость.
Глубоко внутри у меня загорелась искра гнева.
– Да что ты знаешь обо мне, старик?
Я попыталась вырваться, он не отпускал, и тогда я обнажила клыки. Он коротко ахнул на вдохе, но не отшатнулся.
– Позвольте мне увидеть ваши глаза.
Я подчинилась. Даже тусклый свет моей комнаты резал глаза.
– Давно ли вы в таком состоянии?
– С семидесятого года. Может быть, с шестьдесят девятого.
– Unmuglich! – Жилярди был поражен не меньше Пан-глосса. Он промокнул мне глаза и велел высморкаться. – Вы – нечто очень редкое, фрейлейн Блау. Может быть, нечто такое, чего никогда раньше не случалось. Он протянул мне очки, которые я с благодарностью надела. – Но вы смущены, не так ли? И вы не хотите быть носферату? Может быть, мы тогда выработаем некоторое соглашение, ja? – Старик покачался на каблуках, улыбаясь. – Как бы вы отнеслись к идее переехать ко мне?
Герр Жилярди выкупил у фрау Зобель мой контракт и быстро устроил меня у себя дома, изменив мою жизнь если и не к лучшему, то навсегда.
Он был достаточно богат, чтобы быть независимым. Состояние Жилярди происходило от цепи браков между мелкими итальянскими принцами и перворожденными дочерьми швейцарских ростовщиков. Фамильное поместье находилось на берегу Женевского озера, далеко от городской суеты и любопытных соседей.
В замке была приличная частная библиотека, посвященная фантастике, хотя система хранения, принятая у Жилярди, любого педанта довела бы до инсульта. Инкунабулы в кожаных переплетах стояли между дешевыми книгами в бумажных обложках, а второразрядные брошюры бывали засунуты между редкими фолиантами.
Меня окружали беллетристические отражения моего пунктика. Жилярди дал мне свободу читать все, что я захочу, но не стал ничего рекомендовать.
Я перерыла несчетное число томов в поисках информации, пусть как угодно искаженной, которая пролила бы свет на мое состояние. В моем распоряжении были «Орландо Фуриозо» Ариосто, «Гаргантюа» Рабле, «Замок Отранто» Уолпола, «Ватек» Бекфорда, «Удольфские таинства» Рэдклифф, «Там, внизу» Гюисманса, даже печально знаменитый «Молот ведьм». Ничего, кроме полной неудовлетворенности, я в них не нашла. В литературе не были описаны такие типы, как Панглосс или Морган – или я. Варни Раймера был грошовым пугалом, а Дракула Строкера – жалкой сексуальной фантазией викторианского века.
Я пролистала работы Полидори, По, Ле Фану, Уайльда, Мейчера, Ходжсона, Лавкрафта, еще десятков других, и ничего не нашла. Все сведения, которые удавалось извлечь из этой трясины, были неизбежно противоречивыми. И только через шесть недель после моего переселения он наконец дал мне книгу.
Жилярди сидел на террасе, глядя на тучи. Озеро потемнело и рябило. Когда над Женевским озером проносятся бури, они красноречиво свидетельствуют о мощи природы. Жилярди любил на них смотреть.
– Вы знаете, дорогая, что именно на берегу этого озера, глядя на бурю, Мэри Шелли впервые задумала «Франкенштейна»?
Он не отрывал взгляда от чернеющих туч, держа в руке бокал бренди.
Я не ответила. Я уже научилась распознавать его риторические вопросы.
– Итак, вы не нашли того, что искали? – Он отвел глаза от туч и внимательно посмотрел на меня. – Может быть, это вам несколько поможет.
Он взял с ближайшего стола тоненький томик в твердой обложке и подал мне.
Книга называлась «Die Rasse Vorgabe». «Раса Притворщиков». Именно об этой книге говорил Баллах на вечеринке у Эзеля. Книга, которая погубила репутацию Жилярди, сбросив его на уровень фон Дэникена, Черчворда и Берлитца. Она стала моей библией, откровением, на котором я построила свой мир.
Люди настойчиво определяют реальность по собственным стандартам. Они слабо для этого приспособлены, поскольку избирательно глухи и на один глаз слепы. Люди – существа с ненасытной потребностью упорядочивать окружающую их вселенную, но они требуют, чтобы открывающиеся в этой вселенной новые факты соответствовали людским представлениям и рассуждениям. Все должно оставаться как есть.
Притворщики обитают в расщелинах людского восприятия реальности. Нетренированный взгляд не заметит в них ничего, достойного внимания: нищие, проститутки, калеки, безымянные незнакомцы. Лица ничем не примечательны, поведение скромное. Не такие фигуры, которые привлекают внимание. Вот почему Жилярди называет их Притворщиками: они притворяются людьми, прячут свою демоническую инаковость за маской тщательно проработанной обыденности.
Только обученному глазу открыта их звериная сущность, аура, заполненная грозной энергией.
Жилярди верил, что человечество обладает генетической способностью к телекинезу, телепатии, ясновидению и прочему, что называется «шестое чувство». Эры цивилизации и хитрости Притворщиков привели к постепенному угасанию этих псионических сил – экстрасенсорного эквивалента аппендикса. Жилярди был убежден, что у него есть ключ к пробуждению таких дремлющих возможностей в любом человеке, будь то университетский профессор или дворник.
Согласно Жилярди, Притворщики описаны в людских мифах и легендах, только они искажены до неузнаваемости: вампиры, вервольфы, инкубы и суккубы, огры, ундины и демоны, которых слишком долго перечислять. Они избегают обнаружения, прячась на открытом месте. У различных их видов есть лишь две общие черты: они сходят за людей, и они на людей охотятся.
Через пять лет после свершившегося факта я наконец узнала, как воспроизводятся вампиры – или то, что люди называют вампирами.
Не укус вампира заражает жертву. Трансформацию запускает слюна – или, в некоторых случаях, сперма. Когда жертва погибает, в трупе происходят радикальные физические и генетические изменения, он подготавливается к приему нового хозяина. Когда трансмутация заканчивается, в хозяина вселяется мелкий демон, но это еще далеко не конец процесса.
Переход из духовной плоскости в материальный мир весьма травматичен. Новорожденный вампир входит в тело хозяина без личности и прошлого. Единственное, что у него есть – первобытные инстинкты. В качестве шаблона новый монстр использует то что, у него под рукой: мозг жертвы. Это бывает и хорошо, и плохо – в зависимости от того, давно ли жертва погибла.
Если хозяин умер только что – то есть два или три дня назад, то формирующийся вампир в основном напоминает обычного человека, обладающего воспоминаниями и разумом. Но если воскрешение запоздало надолго, то восстает насмешка над человеком, существо с почти погибшим мозгом. Эти выходцы с того света становятся идиотами расы вампиров. Люди их называют гулями или зомби. Их куда больше, чем обычных вампиров, но идиотизм быстро приводит их к неизбежному разрушению. Многие из них настолько лишены разума, что не прячутся днем и погибают окончательно, сожженные солнцем.
