Финт хвостом (сборник) - Вейд Сьюзан (бесплатные онлайн книги читаем полные TXT) 📗
Ну, какой там был запах, ты, милая, просто не поверишь. Нечто непередаваемое. Вся квартира воняла. Буквально воняла. Запах наваливался на тебя, как падающая стена.
Привратник только, задыхаясь, глотнул его и тут же повернулся и выблевал весь свой ужин на ковер в коридоре. А домоправитель только повторял без конца «Господи Иисусе, Господи Иисусе, Господи Иисусе», пока мне до боли не захотелось дать ему пощечину, надавать по этим толстым дурацким щекам, пока он не заткнется.
Но тут я услышала слабое мяуканье, и на свет из распахнутой двери робко вышла Клара, подбежала прямо к моим ногам и все глядела на меня так жалобно-прежалобно, и я нагнулась и подхватила ее на руки и поцеловала ее в бедную, печальную мордочку, прямо в носик, позабыв об ужасном, ну просто жутком запахе, который она не в силах была с себя слизать, несмотря на, я уверена, самые героические попытки.
Я ворвалась прямо в гостиную, а домоправитель потащился за мной — ну никаких не могло быть сомнений в том, откуда шел запах. Мэдди лежала, раскинувшись на ковре — будто свастика, — в самой середине невероятных размеров лужи засохшей крови, которую горничным никогда, ну просто ни за что не отскрести.
То есть здесь лежало все, что осталось от Мэдди, потому что было очевидно, что бедная Клара была вынуждена за последнюю неделю съесть какую-то ее часть.
Просто представить себе не могу, почему ни у кого не хватило мозгов придумать кошачью еду, упакованную в такой контейнер, какой милые малышки могли бы сами открыть в чрезвычайных обстоятельствах! Тогда столько омерзительных вещей, о которых говорят, просто бы не случилось.
Как бы то ни было, у Мэдди совершенно не осталось лица, а ее чудесный лифчик был превращен в красные засохшие полосы. Думаю, бедной Кларе пришлось его разорвать, чтобы добраться до чего-нибудь еще, после того как она покончила со всеми открытыми мягкими частями.
Абсолютно ужасающе.
Разумеется, я прекрасно знала, что не просто голод заставил Клару подобрать все эти клочки и кусочки. Голод не объяснил бы, почему у тела начисто отсутствует горло, милая, даже если эти жесткие, резиновые куски жевать и глотать, наверное, было ну просто омерзительно, особенно если у тебя для этого есть только крохотные зубки и маленький розовый ротик.
Уверена, этим глупым полицейским никогда и в голову не придет, что, будь здесь горло, все бы увидели и первоначальную рану. А это могло бы не уложиться в их теорию о том, что Мэдди вскрыла себе горло кухонным ножом — такой нож был зажат в руке трупа, — и все потому, что была в расстройстве из-за своего друга из Рио.
Конечно, такое маловероятно, но одному из них могло бы хватить ума присмотреться поближе к самой этой ране и спросить себя, не рассердилась ли некая киска-душечка на свою хозяйку за то, что та попыталась порубить ее тем самым ножом.
Но никто не мог бы приглядеться к первоначальной ране, постольку умничка Клара выела все подчистую.
А, хорошо — вот наконец и рыба. Да, конечно, мы хотим, чтобы из нее вынули кости.
Спасибо, Жак. Мы приложим все усилия, чтобы насладиться ею, не беспокойтесь.
Бог мой, в следующий раз эти лентяи предложат нам приготовить себе ленч!
Так вот. Почему я спрашивала, свободна ли ты сегодня, дорогая?
Есть одна девушка, какую я заприметила; она работает у стойки духов в Бергдорфе. Знаешь, та сдержанная чинная малышка, они загнали ее в самый угол подальше от обычной своей базарной суеты всех остальных залов?
Я с ней поболтала немного и заметила, как она поглядывает на мои драгоценности и меха. Она наглядеться не может, как я без раздумья покупаю самые дорогие вещи, и я знаю, что она все бы отдала за возможность вести себя так же.
Все на свете.
Ты, конечно же, помнишь это чувство, правда, милая? Видит Бог, уж я-то помню!
Почему бы нам после ленча не съездить туда? Ты сама на нее посмотришь, и мы вроде как обнюхаем ее вместе?
Она очень хорошенькая.
Она совсем как мы.
Думаю, она в точности то, что нужно Кларе!
Николас Ройл — ОБОЛОЧКА
Хендерсон согласился отправиться в эту экспедицию лишь потому, что думал, что Элизабет тоже поедет с ними, так что когда он свернул к вашингтонской заправке на шоссе А1 и увидел, что его ждет только Грэм, он почувствовал себя ребенком, который не обнаружил под елкой подарка на Рождество. Но он постарался не показать своего разочарования, потому что Элизабет была женой Грэма Блура. Блур подождал, пока Хендерсон спросит, и тогда объяснил:
— В последнюю минуту Элизабет передумала, — сказал он, стряхнув пепел в маленькую пепельницу из фольги. — Женские штучки, ты же понимаешь... — Он сунул в рот сигарету, держа ее указательным и большим пальцами. Хендерсон не знал, не доверяет он всем мужчинам, которые держат сигарету вот так, или только Блуру. Может, все дело в том, что Хендерсон спит с его женой?
— Получается, мы с тобой только вдвоем, — сказал Хендерсон, скользя взглядом по другим столикам кафетерия. Кроме двух коренастых дальнобойщиков, потягивающих обжигающий чай из грязных кружек, и одного коммивояжера в сером двубортном костюме, который с рассеянным видом откусывал самые вкусные кусочки по краям сандвича, они были
единственными посетителями. Было еще совсем рано, чуть больше восьми. Скучающие официантки — две женщины лет сорока в розовых форменных платьях и с аккуратно завитыми кудряшками — стояли у выхода и о чем-то тихонько болтали.
— Похоже на то. — Блур затянулся в последний раз и затушил окурок в пепельнице,
Изначально планировалось, что Хендерсон оставит свою машину на стоянке и поедет с Блурами. Ему очень нравилась эта идея. Он представлял себе Элизабет: она сидит на переднем сиденье, а сам он сидит сзади и смотрит на мягкие завитки волос у нее на шее. Элизабет часто делала высокую прическу, прекрасно зная, что ей она очень идет. Но теперь, когда он узнал, что Элизабет решила остаться дома — они с Блуром жили в собственном доме в Госфорте, — Хендерсону придется сидеть рядом с Блуром. Грэм водил свой «мерседес» так же, как, по словам Элизабет, занимался любовью: быстро, целенаправленно и без оглядки. Одно то, как он небрежно болтал рукой за окном, уже говорило о многом.
Блур увозил их все дальше от автозаправки, и с каждой милей Хендерсон становился все несчастнее и несчастнее. Его не впечатляло даже суровое величие Границ, он был не способен думать ни о чем другом, кроме Элизабет — как она по-кошачьи потягивается на кровати.
Она непрестанно жаловалась на Блура, на его привычки и на то, как он с ней обращается. Ее раздражало в нем все: его сальная манера общения с продавщицами и официантками, его непоколебимая уверенность, что она принадлежит ему и никуда от него не денется. Но в этом по крайней мере Блур был прав, и Хендерсон не вправе критиковать Элизабет за то, что она оставалась с мужем: у Блура был очень успешный бизнес, так что они были полностью обеспечены материально, а Элизабет была прагматичной женщиной. Материалисткой, привыкшей к красивой жизни. Она частенько кривилась на пиджаки Хендерсона и хмурилась на его ботинки, купленные в обычном магазине, — но это никак не влияло на его чувства к ней. Она была очень красивой и привлекательной женщиной, и Хендерсон знал: чтобы выманить ее из Госфорта больше чем на ночь, зарплаты лектора по экономике будет явно недостаточно. Он ни в чем ее не винил, потому что на ее месте и сам поступил бы так же.
— Куда мы едем? — спросил он, чтобы прервать молчание.
— В горы, конечно. — Блур положил зажигалку на место.
— Я знаю, что в горы. Но куда конкретно?
— А, я забыл название. Как-то там... в общем, не помню. Мы оставим машину и пойдем пешком. Когда стемнеет, поставим палатку. И, надеюсь, поймаем удачу за хвост — не сегодня, так завтра.
— Но ведь нет никаких гарантий, что мы ее найдем. — Хендерсон совсем приуныл при одной только мысли о том, что ему придется провести в компании Блура не одну ночь, а несколько.
