Князь вампиров - Калогридис Джинн (читать книги онлайн без txt) 📗
Услышав о Владыке Мрака и увидев глаза Элизабет, горящие неподдельным любопытством, я невольно вздрогнула.
Ее взгляд буквально сверлил меня. Тем не менее, я заставила себя рассказать все, что знала. Я поведала Элизабет о том, что Владыка Мрака потребовал от Влада отдавать ему душу старшего сына в каждом новом поколении его потомков. Такова была плата за бессмертие, которого жаждал Влад. В 1845 году эта участь ожидала моего брата Аркадия, однако он предпринял отчаянную попытку избежать уготованной ему судьбы, но Влад превратил его в вампира. (Что удивительно, даже став бессмертным, брат продолжал бороться с "дядюшкой".) Вторая смерть Аркадия (уже в облике вампира) должна была бы вызвать мгновенную гибель Влада, но этого не случилось. В том же 1845 году у брата родился сын, которого его жена Мери сумела увезти и спрятать. Пока этот сын жив и есть шанс, что Влад сумеет вручить его душу Владыке Мрака вместо души Аркадия, жив и сам Влад.
Элизабет слушала меня, затаив дыхание. Я призналась ей, что сын Аркадия и явился главной причиной нашего плачевного состояния и вынужденного затворничества. В действительности этого гаденыша зовут Стефан Цепеш, но Мери, сбежав в Голландию, дала ему другое имя – Абрахам и фамилию своего второго мужа – Ван Хельсинг. Через много лет Аркадий разыскал сына и рассказал ему правду о тяжком наследии. От отца Ван Хельсинг узнал, что если он возьмется истреблять вампиров, то в конце концов сумеет одолеть Влада и освободить род Цепешей от проклятия. С тех пор Ван Хельсинг принялся целенаправленно уничтожать всех вампиров.
Будучи еще совсем молодым, Ван Хельсинг возомнил себя достаточно сильным и явился в замок, намереваясь прикончить Влада. Но Дракула оказался ему не по зубам. Ван Хельсинг еле унес ноги, а Влад в схватке убил Аркадия.
К сожалению, этот проклятый Ван Хельсинг не испугался и не успокоился. Вскоре он узнал о другой стороне договора: уничтожая вампиров (жертв Влада, за которыми мы не усмотрели и они, восстав, превратились в подобных нам), он истощает силы Влада. Два десятка лет, проведенных Ван Хельсингом в неутомимой охоте на наших "деток", настолько пагубно сказались на нас с Владом, что мы превратились в жалких, обтянутых кожей старцев, которых Элизабет увидела по приезде.
Моя возлюбленная слушала, не перебивая. Потом сказала:
– Уверена, что Ван Хельсинг готовился явиться сюда и расправиться с вами. Я всегда знала о чудовищной подозрительности Влада. Он не доверяет никому, а уж мне и подавно. Обратиться ко мне за помощью его мог заставить только страх смерти... Что такое, дорогая? Откуда эти горькие слезы? Ведь теперь-то ты не выглядишь жалкой старухой.
Тягостные воспоминания разбередили мне душу. Сама того не желая, я заплакала еще горше. Элизабет принялась гладить меня по голове и вытирать слезы, струившиеся по щекам. Всхлипывая, я продолжала:
– Да, теперь я не похожа на ту Жужанну, которую ты увидела всего несколько дней назад. А двадцать лет назад я тоже была очень красивой, но одинокой, ужасающе одинокой. Я наскучила Владу, и он охладел ко мне. И тогда я решила завести себе ребенка. Я похитила у Ван Хельсинга его маленького сына Яна и сделала его бессмертным. Малышу не было и двух лет, он едва научился ходить и лопотал только отдельные слова. Такое очаровательное, невинное дитя... Ван Хельсинг его убил!
Элизабет гладила меня по спине, словно мать, утешающая свою безутешно плачущую доченьку, затем нежно коснулась моих рук.
– Какое чудовище! Скажи, дорогая, из-за чего произошел конфликт между твоим братом и Владом?
– Все из-за того же Ван Хельсинга. Аркадий пытался спасти своего сынка от ритуала вкушения крови, с помощью которого Влад подчинял себе очередную жертву, чья душа должна была достаться Владыке Мрака... Тело Аркадия здесь, в замке. Если хочешь, можем пойти и посмотреть.
Розовые губы Элизабет вытянулись в трубочку (так она выражала свое изумление).
– Его тело... сохранилось? Жужанна, как такое возможно?
– Этого я не знаю, но показать могу. Хочешь?
– Хочу – и немедленно! – воскликнула Элизабет.
Она с умопомрачительным проворством выпрыгнула из постели и принялась одеваться. Не успела я встать, как одетая Элизабет уже подавала мне мое платье.
Я повела ее вниз. Открыв проржавевший замок и подняв полусгнившую дубовую дверь люка, мы спустились в обширное подземелье, располагавшееся под каменной громадой замка. Оно всегда представлялось мне первым кругом ада. Двадцать два года назад я перенесла сюда тело Аркадия. Последним пристанищем моего брата стал темный, осклизлый от плесени каземат, весь затянутый паутиной и покрытый многовековой пылью, в которой тонул крысиный помет. Неподалеку, в ответвлениях подземного лабиринта, гнили кости жертв Влада. Их скопилось столько, что места для новых уже не оставалось, и тогда слуги начали хоронить обезглавленные тела в лесу.
Сколько мучеников, и главный среди них – мой брат.
Чтобы не углубляться в мерзостное подземелье, я поместила тело Аркадия в первую же свободную нишу, выбрав ту, на которой не было ржавых решеток, а внутри не валялись остатки цепей. Я сложила из камней катафалк, накрыла его куском черного шелка, а вокруг поставила свечи.
Тело Аркадия ничуть не изменилось. Обескровленное сердце брата было пробито деревянным колом, настолько толстым, что я даже не могла обхватить его ладонью. Время оказалось не властно над Аркадием. Он и на смертном ложе оставался прекрасным: узкий орлиный нос, густые черные брови и волосы, тяжелые веки с длинными ресницами, навсегда скрывшие его любящие и кроткие светло-карие глаза.
Я очень давно не ходила сюда и теперь, увидев тело брата, разрыдалась. Пусть его последним желанием было увидеть нашу с Владом гибель (как он говорил, ради освобождения наших душ, словно они могли вместо падения в ад устремиться к небесам!), он все равно любил меня, а я его. Узы кровного родства не так-то легко разорвать, даже когда родственники умирают или становятся заклятыми врагами. Когда я погребала Аркадия, я была настолько охвачена горем, что, не колеблясь, пожертвовала бы своим бессмертием, только бы вернуть его. Наверное, и сейчас я могла бы пойти на такую жертву...
Мое восхищение красотой Аркадия не было предвзятым отношением сестры. Даже Элизабет изумленно вздохнула, увидев тело моего несчастного брата. А еще от меня не укрылось промелькнувшее в ее глазах страстное желание, которое она не успела скрыть.
– Жужанна, но как это возможно? – уже в который раз спросила она. – Ведь за столько лет его тело должно было сгнить и рассыпаться в прах.
Не отводя глаз от лица моего любимого Каши, я устало качнула головой:
– Кол пробил не смертного человека, но вампира. А способности неумерших к восстановлению очень велики. К тому же ему не отсекли голову, как это полагается при расправе с вампиром. Видимо, какая-то сила удерживает его тело от разложения.
На меня снова нахлынули картины прошлого, вызвав поток слез.
– Если бы Ван Хельсинг мог, он бы отрезал голову и собственному отцу, – с трудом проговорила я, задыхаясь от слез. – Думаю, что именно так он поступил с моим бедным малюткой!
Элизабет обняла меня и, пока я рыдала у нее на плече, ласково гладила по волосам.
– Только бессердечный мерзавец способен убить собственное дитя! – гневно молвила она. – Не плачь, дорогая. Я позабочусь, чтобы он наконец получил по заслугам. Ты будешь отомщена вдвойне. Когда Ван Хельсинг погибнет, та же участь постигнет и Влада. Точнее, он отправится прямо в объятия Владыки Мрака. Разве не так?
– Так, – пробормотала я, не отрывая лица от ее обтянутого шелком плеча.
– Прекрасно, Жужа! Теперь мы с тобой точно знаем, что нам нужно. Достаточно расправиться с Ван Хельсингом, и тем самым мы погубим и Влада.
Ее слова воодушевили меня, но печаль на сердце все равно оставалась. Мы поднялись наверх. Я испытывала легкий голод и была бы не прочь навестить нашего джентльмена, но Элизабет непривычно суровым тоном запретила мне даже мечтать об этом. Она сказала, что я и так сильно измучила Харкера, поэтому, если не дать англичанину прийти в себя и отдохнуть, Влад наверняка заподозрит неладное и нам станет только хуже (опять Влад! Иногда Элизабет меня просто раздражает. Обладая такой силой, она ходит вокруг Влада на цыпочках, словно втайне побаивается его. Свое поведение она объясняет тем, что, мол, делает все только ради затеянной нами "английской игры". А без таких игр ее жизнь, видите ли, превращается в сплошную скуку. Но когда я говорю ей, что моя жизнь в этом каменном мешке давно превратилась в сплошную скуку, она лишь улыбается и призывает меня к терпению).
