Цикл. Книга 1 (СИ) - Штормовой Виталий (книги без сокращений txt) 📗
Алмас налил в граненый стакан искрящийся коричневый напиток и залпом выпил его. Живительная влага разлилась по всему телу. Стало как-то приятно и спокойно, мир заиграл другими красками. Он посидел еще немного в кресле, прикрыв глаза, и затем отправился принять душ. В отличие от многих жителей этого лагеря, в его палатке был отдельный душ, большая роскошь. Это показывало, насколько он был важной фигурой. Вкусно покушать любили все без исключения, поэтому жил он не хуже, чем тот же самый Бутаков.
Включив теплую воду и встав под искрящиеся струи душа, он наконец потихоньку начал приходить в себя. Как мало человеку нужно для счастья. Всего лишь полстакана хорошего коньяка и горячий душ. Он стоял под живительными каплями уже довольно долго. Выходить совершенно не хотелось. И тут он услышал, что в комнате кто-то громко кашляет. Алмас выключил душ, накинул полотенце на бедра и, удивленный, вышел проверить, кто же является источником шума.
В темной комнате он заметил силуэт какой-то женщины. Она сидела на его кровати и громко кашляла. Повар включил ночной светильник и обомлел. На кровати сидела его мать. Он не мог поверить своим глазам. Она давно умерла, и вот она сидит на его кровати во плоти.
— Кто вы и что вы здесь делаете? — спросил он, осторожно приближаясь к сидящей.
Та наконец обратила на него внимание.
— Сядь, тварь, и не маячь перед глазами! — Она вскочила с кровати и встала на свои дряхлые трясущиеся ноги. — Сядь, или я за себя не ручаюсь. — В глазах у нее горела ненависть. Она медленно достала из-за спины кожаный ремень с большой бляшкой. У повара перехватило дыхание. Страшные воспоминания нахлынули на него большой волной.
Первый случай, который он мог вспомнить, когда мать избивала его, случился с ним, когда ему было четыре года. Маленький Алмас нечаянно уронил на пол тарелку с едой, и та разбилась. Мать настолько вышла из себя от этого случая, что привязала его бельевой веревкой к горячей батарее. Она трясла перед его лицом ремнем и что-то громко кричала. Дальнейшее было вычеркнуто из его памяти.
В их грязной коммуналке всегда пахло сыростью и плесенью. Отец давно ушел от них, он его даже не помнил. Мать никогда не рассказывала ему об этом. Впрочем, иногда, когда она особенно напивалась, он слышал, что та вспоминала грязной бранью своего бывшего мужа. Мать избивала его снова и снова, по поводу и без. Каждый случай становился все более изощренным, она старалась придумать новые способы физического и морального наказания для сына. Видимо, он видела в нем частицу своего бывшего мужа и всячески отыгрывалась на нем. Позже, по жалобе соседей, его мать признали психически нездоровой, и органы опеки забрали его в детский дом, где он и рос, пока не достиг совершеннолетия. Несмотря на случаи насилия, он до конца ее жизни навещал мать в психиатрической больнице. И несмотря ни на что, он любил ее. Даже такую. Когда она умирала, в ее глазах, как ему показалось, промелькнуло сожаление. Как будто она мысленно просила у него прощения за покалеченное детство.
И вот она стоит перед ним во плоти и крови. Мать подходила все ближе и ближе, угрожающе размахивая ремнем. Повар начал отступать назад, пока не споткнулся о какой-то предмет. Упав на пол, он не смог подняться. Мать уже близко. Страх и нахлынувшие воспоминания сделали свое дело. Он сжался в позе эмбриона, пытаясь защититься от накрывающих его ударов. Мать его била, постоянно наращивая темп, а он ничего не мог поделать. Наверное, он действительно слишком любил ее и давно все простил.
Глава 36
Проведя, как обычно, весь день в играх и общении со своим лучшим другом Алмасом, Казимир, уставший, но довольный, вернулся домой. Дома никого не было. На столе лежала записка от отца и какой-то незнакомый сверток. «Сынок, прости меня, пожалуйста, что провожу с тобой так мало времени, но мне сегодня нужно поработать. Буду утром. Кушай что найдешь в холодильнике. А на столе увидишь сюрприз. Целую, люблю, папа».
Мальчик обрадованно бросился разворачивать подарок. Внутри свертка лежал игрушечный рыжий песик и пульт. Улыбка исчезла с его лица. Зачем папа подарил ему это? Разве собаки не их враги? Он взял игрушку и поспешно закинул ее в шкаф. Глупый поступок, папа. Может, он просто забыл?
Внимание мальчика переключилось на то, чем бы еще занять себя сегодня вечером. Он включил телевизор. По нему показывали только скучные новости.
Послушав немного телевизор, он решился все-таки попробовать еще раз собрать таинственную головоломку. Казимир вынул из ящика черную сферу, сел на пол посередине комнаты и начал усиленно крутить ее в руках. Головоломка была очень легкая для своего размера. Как воздушный шарик. Даже он понимал своим ограниченным умом, что предмет такой плотности и размера не может столько весить. Сделав несколько безуспешных попыток понять, что же все-таки нужно с ней делать, он принял решение отложить ее в сторону. И тут у Казимира возникла мысль. Он неожиданно вспомнил про камушек, который дал ему его новый друг, и его слова: «Запомни, малыш, этот подарок впоследствии очень поможет тебе в решении одной очень интересной головоломки». Мальчик бросился искать его. Он совсем про него забыл! Поиски не заняли много времени, камень нашелся лежащим в кармане штанов. Казимир достал его и стал с интересом разглядывать. Это был твердый и в отличие от сферы увесистый для своего маленького размера предмет. Цвет его был идентичен цвету сферы. Такой же черный и непроницаемый. Он взял сферу в левую руку, а таинственный камушек в правую. Что-то нужно было сделать с ними, как-то объединить. Но как? В голове зашептали голоса. Он уже привык к ним, они часто его навещали теперь, после того случая. Казимир начал водить камнем по сфере. Сначала по часовой стрелке, потом против часовой. Он вертел его по-всякому, и вдруг в какой-то момент камушек провалился в невидимую выемку на головоломке. Казимир от неожиданности выронил сферу из рук. Она упала и завибрировала, начав медленно подниматься над полом в воздухе. Мальчик открыл от удивления рот, продолжая наблюдать, что же будет дальше. Сфера медленно поднималась в воздух. Пространство вокруг нее начало искажаться и сворачиваться. От сферы исходил низкий гудящий звук. Чем выше она поднималась, тем сильнее раздавалось гудение и тем сильнее она вибрировала. Казимир не мог пошевелиться от увиденного чуда. Поднявшись на высоту роста мальчика, сфера загудела невыносимо, и Казимир зажал уши руками. И тут раздался почти беззвучный хлопок, который отбросил мальчика и все стоящие возле него предметы и мебель на несколько метров назад.
Казимир, оглушенный, долго не мог понять, что произошло, пока способность мыслить не вернулась к нему через некоторое время. Сферы нигде не было. Повсюду в комнате лежали хаотично разбросанные взрывной волной предметы. Он поднялся на ноги и отряхнулся. Нужно было идти на новую встречу с таинственным незнакомцем. Он это четко знал. Тот уже ждал его.
Мальчик поспешно собрался и вышел на улицу. Он по-прежнему не мог прийти в себя после произошедшего. Каким-то образом он знал, куда идти. На этот раз его старый знакомый ждал у края кратера. Отец под страхом серьезного наказания запрещал ему даже близко приближаться к кратеру. Видимо, на этот раз придется нарушить это правило. Но сейчас это совсем не волновало его.
Незнакомец стоял у самого края за ограждением. Возле его ног лежал какой-то человек. Приближаясь, в свете луны мальчик с ужасом увидел, что этим человеком был Алмас. Повар лежал совершенно нагой, в скрюченной позе. Голова у него смотрела куда-то в другую сторону от нормального положения. Казимир совершенно четко понял, что тот мертв, как мертвы его обидчики Генка и Санька и как мертва та собака. Чувство радости от встречи с незнакомцем сменили гнев и ярость. Он заплакал и бросился к незнакомцу, тыча в того пальцем и мыча. «Ты это сделал, ты?» Человек у кратера не пошевелился. Вместо этого он принял на себя весь град ударов, последовавших от мальчика. Тот избивал его, ударяя кулаками по лицу и в живот, пинаясь и кусаясь. Лицо у незнакомца было непроницаемо. После нескольких безуспешных попыток повалить его на землю Казимир сел на траву и громко зарыдал. Как? Как такое возможно? Его лучший друг погиб. Тот единственный, кто относился к нему как к своему сыну.
