Рассказы - Ирвинг Вашингтон (мир бесплатных книг txt) 📗

Проснувшись, Дольф обнаружил у своего изголовья Антони ван дер Хейдена, который пожелал ему доброго утра и осведомился, хорошо ли он спал. Дольф ответил, что выспался он на славу, и, воспользовавшись случаем, спросил о портрете, висевшим на противоположной стене.

— Это портрет старого Киллиана ван дер Шпигеля,отозвался гер Антони, — некогда бургомистра Амстердама, покинувшего Голландию в связи с народными волнениями и прибывшего в провинцию во времена правления Питера Стюйвезента. Это мой предок по материнской линии; старый скряга, вот кем он был! После захвата англичанами Нового Амстердама — это произошло в 1664 году — он удалился к себе в поместье. Его обуял страх, что у него отнимут богатства и он пойдет по миру. Он превратил свое имущество в наличные деньги и сумел схоронить их в надежнейшем тайнике. В продолжение нескольких лет он скрывался в разных местах, воображая, что за ним охотятся англичане, желающие отнять его деньги; в конце концов однажды утром его нашли мертвым в постели. Так и осталось невыясненным, куда он спрятал большую часть своего состояния.

Спустя немного Антони ван дер Хейден вышел из комнаты; после его ухода Дольф предался размышлениям. Рассказ хозяина засел у него в голове. Ведь его мать — урожденная ван дер Шпигель; больше того, она упоминала о старом Киллиане как об одяом из их предков. Она говорила к тому же, что ее отец был прямым наследником старика, но после него ничего не осталось. Теперь выясняется, что Антони ван дер Хейден — так же его потомок и, пожалуй, тоже наследник этого нищего богача; выходит, стало быть, что Хейлигеры и ван дер Хейдены между собою в отдаленном родстве.

«Вот оно что! — подумал Дольф. — А почему бы в самом деле не истолковать моего сна следующим образом: мне нужно было отправиться в Олбани, чтобы найти свое счастье; что до спрятанных стариком богатств, то я найду их на дне того колодца — на мызе. Но что за окольный способ вести дела! Какого черта старый призрак не мог сразу сказать о колодце? Зачем понадобилось ему гонять меня в Олбани? Неужели лишь для того, чтобы я получил объяснения, которые велят мне возвратиться тем же путем обратно?»

Все эти мысли мелькали у него в голове, пока он одевался и мылся. Он задумчиво спустился вниз, и представшее перед ним веселое, сияющее лицо Мари ван дер Хейден дало ему в руки ключ к разгадке мучительной тайны. «Выходит,

— подумал он, — что старый призрак поступил правильно. Он считает, что если я добуду его богатства и его хорошенькая праправнучка станет моей женой, то обе ветви рода таким образом снова соединятся, и деньги попадут в надлежащие руки».

Мелькнувшая в его голове мысль не давала ему покоя. Он стал торопиться назад, чтобы обеспечить за собою сокровища, которые — теперь он в этом не сомневался — таятся на дне колодца и в любой момент могут быть кем-нибудь обнаружены. «Кто знает, — думал он, — вдруг страдающий бессоницей старикашка имеет обыкновение являться каждому посетителю «Дома с привидениями»? Не найдется ли кто-нибудь посообразительнее меня, способный проложить себе путь к колодцу иначе, чем через Олбани?» Он тысячу раз выражал в душе пожелание, чтобы старый неугомонный призрак поселился поскорей на дне Красного моря вместе со своим непосредственным двойником-портретом. Он жаждал выбраться как можно раньше из Олбани. Прошло, впрочем, два-три дня, прежде чем представился случай отправиться вниз по реке. Эти дни показались Дольфу целою вечностью, несмотря на то, что его услаждали улыбки прелестной Мари, и с каждым днем он все больше в нее влюблялся.

Наконец тот же шлюп, с которого он свалился за борт, приготовился выйти в плаванье. Дольф в сбивчивых выражениях сообщил Антони ван дер Хейдену О своем решении возвратиться домой. Его гостеприимный хозяин был удивлен и огорчен этим известием. Он задумал уже с полдюжины прогулок в лесную глушь; его индейцы деятельно готовились к длительной экспедиции на какое-то озеро. Гер Антони отвел Дольфа в сторону и, пустив в ход все свое красноречие, убеждал его забыть о делах и погостить у него в доме — все было, однако, тщетно, так что в конце концов он отказался от уговоров, заметив при этом, что «бесконечно жалко, когда чудесный молодой человек разменивается на мелочи». Тем не менее он крепко пожал ему на прощанье руку, присовокупив к этому рукопожатию свое любимое охотничье ружье и приглашение посетить его дом, если Дольфу случится побывать снова в Олбани. Прелестная маленькая Мари не сказала ни слова, но когда он поцеловал ее напоследок, ее милые щечки с ямочками сделались бледными, и в глазах заблестели слезинки.

Дольф легко прыгнул на палубу судна. Подняли парус; дул попутный ветер; вскоре в далекой дымке исчез Олбани, его зеленые холмы и покрытые рощами острова. Шлюп благополучно миновал Каатскильские горы, горделивые вершины которых, свободные от облачной пелены, сверкали на солнце. Они проплыли и мимо тех мест, где горы вплотную подходят к реке и где на этот раз их не тронул ни дух Дундерберга, ни кто-либо из его подручных; они прошли Хаверстроу-бэй, Кротонов мыс, Таппан-Зее, Палисады и, наконец, на третий день, после обеда, увидели мыс Хобокен, висевший, точно облако, в воздухе; вскоре за ним из воды поднялись и крыши Манхеттена.

Сойдя на берег, Дольф отправился к матери: его все время мучила мысль о страданиях, которые он причинил ей своим отъездом. По дороге он ломал голову, обдумывая, как бы объяснить ей длительное отсутствие, не выдав при этом тайны «Дома с привидениями». Все еще размышляя об этом, он вышел на улицу, где стоял дом его матери, и вдруг остановился как вкопанный: перед ним была груда развалин.

Очевидно, случился сильный пожар: сгорело несколько крупных домов и вместе с ними скромное жилище госпожи Хейлигер. Стены, впрочем, обрушились только частично; Дольф имел возможность разглядеть кое-что, давно знакомое ему с детства. Он увидел камин, около которого когда-то играл; он был облицован голландскими изразцами со сценами из священной истории, вызывавшими его восхищение. На пожарище валялись обгорелые обломки кресла с подлокотниками, на котором обычно сидела его бедная мать и с которого она столько раз увещевала его образумиться; тут же рядом старая семейная библия с медными застежками, теперь — увы! — превращенная почти в горстку пепла.

Это печальное зрелище взволновало и потрясло Дольфа; его охватил страх, не погибла ли в пламени его добрая мать. Его успокоил, впрочем, один из соседей, проходивший, по счастью, мимо и сообщивший ему, что его мать жива.

Правда, почтенная женщина потеряла все свое достояние: народ с таким усердием спасал мебель богатых соседей, что бедная обстановка и имущество госпожи Хейлигер преспокойно сгорели дотла; больше того, если бы не самоотверженная помощь старого друга Петера де Гроодта, достойная старая дама и ее кошка могли бы разделить судьбу их жилища.

Все же, потрясенная несчастьем, она теперь лежала, больная телом и удрученная духом. Впрочем, горожане окружали ее обычным вниманием. После того как имущество богатых соседей, насколько это оказалось возможным, было извлечено из пламени, после бесконечных визитов, во время которых многочисленные посетители, как полагается, церемонно утешали их в потере имущества и выражали сочувствие их страдалицам-женам — ведь их нервы подверглись таким испытаниям! — кое-кто вспомнил и о существовании бедной госпожи Хейлигер. Она снова стала предметом всеобщей симпатии; теперь ей сочувствовали даже больше, чем прежде; если бы сочувствие можно было перечеканить в наличные деньги — боже милостивый, какой богачкой могла б она стать!

На сей раз было решено окончательно и бесповоротно, что для нее следует что-то сделать без всякого промедления. По этой причине домини молился за нее в воскресенье, и весь приход истово присоединился к молитве. Даже Кобус Гросбек олдермен и мингер Милледоллар, крупный голландский купец, поднялись со своих скамей, не пожалев голоса для доброго дела, а ведь молитвы столь великих мужей имеют, надо думать, немало веса. Доктор Книпперхаузен собственной персоной посетил ее, как врач, надавав ей gratis note 37 кучу всяких советов, вследствие чего был всюду превозносим за свою отзывчивость. Что касается ее старого друга Петера де Гроодта, то он, будучи бедняком — а посему его молитвы, сожаления и советы немногого стоят! — предложил ей все, что имел, то есть предоставил ей кров.