Коробка в форме сердца - Кинг Джозеф Хиллстром "Хилл Джо" (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
– А не трудно есть с такой бородой? Еда в волосах не путается? – Она засыпала его вопросами, еще не успев толком познакомиться. – Вот как ты думаешь, почему байкеры и многие другие парни носят бороды? Чтобы грозно выглядеть? А ведь в драке борода помешает, тебе не кажется?
– Ну, и как же она помешает? – спросил Джуд. Она схватила его за бороду и потянула. Он дернулся вниз вслед за бородой. От рвущей боли во всей нижней половине лица он чуть не закричал и стиснул зубы, сдерживая гневный вопль. Девушка отпустила его и продолжила:
– Если мне придется драться с бородатым мужиком, то первым делом я схвачу его за бороду. А с ребятами из «Зи-Зи-топ» даже я, такая маленькая, справилась бы, разом с тремя. Конечно, они попались, им теперь бриться просто нельзя: без бороды их никто и не узнает. У тебя, наверное, та же проблема. Ты – это твоя борода. В детстве я смотрела твои концерты на видео, а потом из-за этой бороды мне снились кошмары. О, идея! Если сбрить бороду, ты станешь совершенно неузнаваем. Тебе это никогда не приходило в голову? Мгновенно избавишься от гнета популярности. Плюс преимущество в драке. Вот тебе причины побриться.
– Моя борода дает мне преимущество в отношении секса, – парировал Джуд. – Моя борода снилась тебе в страшных снах, но твое счастье, что ты не видела меня без нее. Ты вообще бы не смогла спать.
– Значит, это маскировка. Ты скрываешь свое лицо. Как и имя.
– При чем тут мое имя?
– Оно не настоящее. Джудас Койн. Это псевдоним. – Она наклонилась к нему. – Судя по этому имени, ты из семьи христианских фанатиков, не иначе. Мой отчим говорит, что Библия – это чушь. Он рос в среде пятидесятников, но сам стал спиритуалистом и нас воспитал так же. У него есть маятник: он раскачивает им перед тобой, задает вопросы. По тому, как маятник раскачивается, отчим может сказать, врешь ты или нет. А еще с помощью маятника он умеет определять ауру. Моя аура – черна как грех. А твоя? Хочешь, я погадаю тебе по руке? Хиромантия – это очень легко. Самый простой фокус.
Она смотрела на его руку трижды. В первый раз она села перед ним на колени, обнаженная, среди подушек и смятых простынь. В углублении между ее грудями поблескивали капельки пота. Она разрумянилась и еще не отдышалась после их игр в постели. Анна взяла его ладонь, провела по ней кончиками пальцев, внимательно рассмотрела.
– Только взгляни на эту линию жизни, – сказала она. – Все не кончается и не кончается. Наверное, ты будешь жить вечно. Лично я не хотела бы жить вечно. Интересно, во сколько лет человек становится слишком старым? А может быть, такая линия жизни предсказывает тебе бессмертие в метафорическом смысле. То есть музыка твоя будет жить в веках, как говорят в подобных случаях. Хиромантия – наука не точная.
А потом, когда он закончил ремонтировать «мустанг» они поехали кататься в холмы над Гудзоном. Они добрались до лодочной станции, поставили машину у самого берега и стали смотреть на воду, пестрящую алмазными блестками под высоким бледно-голубым небом. Вдоль горизонта, в тысячах футов над землей, громоздились пухлые белые облака. Вообще-то Джуд намеревался отвезти Анну на прием к психиатру (Дэнни договорился), но она уговорила его не делать этого. Сказала, что такой чудесный день жаль тратить на бесполезные разговоры с врачом.
Они сидели в машине, опустив окна и приглушив звук радио. Анна взяла его руку. Она была в хорошем настроении, что случалось все реже и реже.
– После меня ты полюбишь снова, – сказала она. – У тебя будет шанс найти счастье. Не знаю, воспользуешься ли ты им. Что-то мне подсказывает, что нет. Почему ты не хочешь быть счастливым?
– Что значит «после тебя»? – спросил он. Потом ответил на ее вопрос: – Я счастлив.
– Нет, не счастлив. Ты все еще злишься.
– На кого?
– На себя, – сказала она таким тоном, будто это было совершенно очевидно. – Ты злишься на себя за то, что умерли Диззи и Джером. Хотя никто не мог их спасти от них самих. И ты все еще злишься на своего отца. За то, что он сделал с твоей матерью. И с твоей рукой.
Последняя фраза прозвучала для Джуда как гром с ясного неба.
– О чем ты говоришь? Откуда ты знаешь, что он сделал с моей рукой?
Она подняла взгляд на его лицо: веселый, хитрый взгляд.
– Я же прямо сейчас смотрю на твою руку, – сказала она, водя пальцем по шрамам на тыльной стороне его ладони. – Здесь не нужно быть ясновидящим или гением. Достаточно иметь чувствительные пальцы. Места, где кости были повреждены, легко прощупываются. Чем он раздавил тебе руку? Молотком? Кстати, кости срослись неправильно.
– Дверью в подвал. Я однажды уехал на выходные в Новый Орлеан, там проходило нечто вроде соревнования между группами. Мне было пятнадцать лет. Деньги на автобус – сто баксов – я стащил из дома. Подумал, что это не воровство, потому что мы обязательно победим и получим приз в пятьсот долларов, и тогда я верну все, что взял, да еще и с процентами.
– Ну и как?
– Третье место. Мы получили по футболке, – ответил Джуд. – Когда я вернулся домой, он отволок меня к двери и придавил ею мою левую руку. Которой я брал аккорды.
Она нахмурилась, что-то вспоминая, потом озадаченно глянула на него.
– Мне казалось, ты берешь аккорды правой.
– Теперь да. Она смотрела на него во все глаза.
– Ну, я приспособился брать их правой рукой, пока левая заживала, а потом не стал переучиваться обратно.
– Было трудно?
– Как сказать. Я не знал наверняка, заживет ли лева рука настолько, чтобы я снова смог брать ею аккорды. Выбор был простой: либо учиться играть правой, ли забыть о гитаре. А забыть о гитаре гораздо труднее.
– А где была твоя мама, когда это случилось?
– Не помню.
Ложь. На самом деле он не мог забыть, где была его мать. Она сидела за столом, когда отец схватил его и протащил через кухню к подвалу. Джуд закричал, стал звать ее на помощь, но она молча встала, зажала уши рукам и ушла в комнатку для шитья. В глубине души он не мог винить мать за то, что она не вмешалась. Он уже давно играл с огнем, и в тот раз дело было не только в ста долларах.
– Все в прошлом. Поменяв руки, я стал играть еще лучше. Но в первый месяц я извлекал из гитары нечто невообразимое, пока мне не объяснили, что надо заново настроить гитару. Потом дело быстро пошло на лад.
– И ты доказал кое-что отцу, верно? – Он ничего не ответил. Анна снова всмотрелась в его ладонь, сжала пальцами запястье.
– Ваши пути пересекутся. Ты увидишь его еще раз. Своего отца.
– Никогда. Я не видел его тридцать лет. Его больше нет в моей жизни.
– Еще как есть. Он присутствует в каждом дне твоей жизни.
– Забавно. Вроде бы сегодня мы отменили прием у психиатра.
Анна, не обращая внимания на его последние слова, вглядывалась в его руку.
– У тебя пять линий удачи. Ты удачливее кошки, Джуд Койн. Вероятно, мироздание расплачивается с тобой за то, что сделал тебе отец. Пять линий удачи. Тебе будет везти всю жизнь, до конца дней ты не истратишь своего счастья. – Она отпустила его руку. – Эта борода, кожаная куртка, большие черные сапоги, большая черная машина. Кто прячется за всем этим? Тот, кого очень сильно и несправедливо обидели.
– Кто бы говорил, – сказал Джуд. – У тебя осталась хоть одна часть тела, куда ты не воткнула булавку или сережку? – У нее были проколоты уши, язык, один сосок, половая губа. – Ты-то кого хочешь отпугнуть?
Последний раз Анна гадала ему по руке за несколько дней до того, как Джуд собрал ее вещи и отослал домой. Однажды ранним вечером он увидел из окна кухни, что она идет к гаражу под холодным февральским дождем, одетая лишь в черную майку и черные трусики. Ее голое тело пугало своей бледностью. Когда он ее догнал, девушка забралась в собачью будку – крытую часть загона, что находилась внутри гаража. Там Ангус и Бон прятались от непогоды. Она сидела на земле, перепачканная в грязи. Неподалеку, тревожно поглядывая на Анну, суетились собаки.
Джуд на четвереньках пробрался в будку. Он злился на Анну, за последние два месяца она до смерти утомила его. Он устал говорить с ней, устал слышать равнодушные односложные ответы, устал от ее смеха и слез без причины. Любовью они давно уже не занимались. Сама мысль об этом стала ему противна. Анна не умывалась, не одевалась, не чистила зубы. Ее светлые волосы медового оттенка превратились в крысиное гнездо. Когда пару раз они пытались заняться сексом, странные нездоровые просьбы Анны отбивали у Джуда всякое желание. Вообще-то он всегда был готов приправить традиционный секс забавами поострее: он связывал девушку, когда она не возражала, щипал соски Анны, переворачивал ее и вставлял ей в зад. Но теперь ей было этого мало. Она хотела, чтобы Джуд надел ей на голову полиэтиленовый пакет, чтобы он порезал ее.