Ангел боли - Стэблфорд Брайан Майкл (книга регистрации .TXT) 📗
Они не могли бежать, потому что довольно легкий гроб оказался громоздким и неудобным для переноски. Можно было только идти, да и то неловко.
Выходя с кладбища, они постарались обойти доктора как можно дальше, но все равно разглядели, что он до сих пор корчится на земле и, рыдая, пытается прогнать мышей с ночной сорочки и открытой кожи. На самом деле мыши не причиняли ему большого вреда; при свете фонаря не было видно никакой крови. Если сердце Остена не остановится от прилива страха, то он останется невредим.
Отброшенное ружье лежало около поверженного человека. Стерлинг мог бы поднять его, если бы захотел, но не стал. Вместо этого он поспешил навстречу выжидающей тьме, принуждая своих подручных прибавить шагу.
Каким-то образом хлипкий гроб выдержал те нагрузки, которым они его подвергли. Словно сам Дьявол, подумал Люк, придал ему прочности.
Все это, убеждал он себя, было задумано и спланировано кем-то более мудрым и могущественным, чем Джейсон Стерлинг. Стерлинг был лишь средством, с помощью которого запускался механизм. Человек особой породы — бессмертной породы — нужен был тому, чьи цели были уж точно более обширными, чем квазиалхимические поиски Стерлингом секрета долголетия.
«Покажи только, что тебе нужно — беззвучно молился Люк, — покажи мне лишь, чего ты желаешь, и я стану тебе лучшим слугой, чем когда-либо был Джейкоб Харкендер или когда-либо станет Джейсон Стерлинг. Окружи меня тенью, обними мое сердце нежной тьмой, и я стану острейшим и лучшим из всех людских инструментов, бескорыстней и преданней, чем любой другой человек».
Часть первая
ПОТОМКИ ВЕЛИКОЙ БЕЗДНЫ
1
Поверхность Ада спокойна в своей сумятице; магма все ещё течет по выжженной и растрескавшейся поверхности, свиваясь в мутные пруды и сверкающие ручьи — но Сатана больше не лежит, распятый на своем блистающем ложе.
Нет больше гвоздей, которыми он когда-то был прикован, а шрамы на его руках и ногах остались лишь следами, слабыми тенями на глянцево-золотой коже. Сатана теперь свободно бродит по полям ярости и ищет какого-либо укрытия от раскаленных облаков с их непрекращающимся кровавым дождем. Он не в состоянии полностью избежать воздействия окружающего мира, но он теперь свободен, и уже давно привык к страданию. Он все ещё несет в своем израненном, неисцеленном временем сердце шрамы от отчаяния и утрат, горечи и раскаяния, муки и тоски, которые были его проклятием с самого начала существования, — но теперь он может свободно использовать свои ловкие руки и ненасытный ум, и потому его нельзя лишить надежды.
Земля все ещё висит в пламенных адских небесах, защищенная коконом темноты, — но теперь она кажется бесконечно более далекой, чем во времена его плена. Он не может, как раньше, наблюдать полными слез глазами каждое человеческое прегрешение, и мир уже не столь смертельно заражен мириадами соблазнов, притесняющими человечество.
Если среди имен Сатаны все ещё осталось имя Тантал — то это Тантал, смирившийся с голодом и жаждой, Тантал, которого больше не мучает издевательское наказание. Его больше удовлетворяет роль Прометея, дарующего ледяной огонь просвещения тем, кто предпочитает видеть своими глазами, а не душой. Тем, кто в состоянии оградить себя от пугающих их разрушительных сил.
Сатана свободен, и он гордится людьми, чьи души охладил своим милосердием. Он свободен верить в то, что их никогда не коснутся адские огни, свободен мечтать о том, что они построят великую и мирную империю, чьи границы охватят поверхность Земли и многочисленные планеты вокруг многочисленных солнц великого Млечного Пути, все ярче сияющего в темном коконе.
Сатана свободен, и Эдем — этот крошечный лес, где соблазны наливаются соком на каждой плодоносной ветви — забыт сегодня и людьми, и ангелами.
Сатана знает, что Эдема, к счастью, больше нет — ведь Эдем был мышеловкой, поймавшей его и сделавшей несчастным орудием проклятья человеческого рода. Сатана понимает, что Эдем был необходим только для того, чтобы послужить ареной подлого божественного предательства, сделавшего Сатану жертвой божьих амбиций, а Адама — жертвой его невинности, и уничтожившего их обоих чудовищным наказанием.
Сатана — ангел, ему свойственно прощать, и он может многое простить. Но только не то, что с ним было сделано в Эдеме, и не то, что ему пришлось сделать с сынами и дочерьми рода человеческого. Сатана щедр и милостив, но он никогда не простит Богу этот обман и это предательство.
Теперь Сатана свободен и полон надежд. Сатана свободен, и его честолюбие взывает к его разуму. Сатана свободен, и наука начала растворять зло, сокрушавшее его сердце.
Хотя огни Ада еще пылают, мир уже в порядке.
И почему бы ему не быть в порядке — теперь, когда наследие Эдема уходит в забвение, становясь смутными легендами.
Прошло уже более двадцати лет с того момента, как Дэвид Лидиард пережил укус змеи, которая была иглой ангела, но его все ещё посещали видения и иллюзии, вызванные её ядом. Ему была дана лишь небольшая отсрочка на несколько прекрасных месяцев — до и после женитьбы на Корделии Таллентайр.
Сон не приносил Дэвиду Лидиарду успокоения в его борьбе с миром, но лишь переносил его в иной мир, ещё более угнетающий, чем тот, где Дэвид находился в яви.
Ему часто виделся Сатана, но он знал, что Сатаны не существует. Сатана из его снов был символом его самого, а Ад, в котором тот был заключен, являлся символом его болезненного тела.
Его жизнь несложно было сравнить с Адом, с его неутихающим пагубным огнем боли. Тем не менее, со временем можно привыкнуть к чему угодно, даже к адскому огню. А тот, кто храбр, любознателен и целеустремлен, может набраться сил и для исследований, планов и действий, даже если он окружен адским пламенем.
Дэвид Лидиард был храбр, любознателен и целеустремлен.
Мир снов Дэвида Лидиарда не был так же стабилен и знаком ему, как мир его яви, однако сны влияли на него настолько сильно, что стали практически частью реальности. Мир видений был запутанным, разветвленный поток его событий зачастую просто отказывался соответствовать правилам реальности, но его явное влияние принудило Дэвида придать этим видениям статус жизненного опыта в реальном мире.
Он уже давно потерял ценный дар забывать свои сны до пробуждения, однако некоторые стороны опыта, приобретаемого им во сне, запоминать было непозволительно. В реальном мире он был свободным человеком и благородным господином своих слуг, но в мире сна сам оказывался слугой жестокого и тираничного повелителя. В своей реальной жизни он был завзятым скептиком, но в мире снов не мог отрицать существование, имманентность и гневные приказания богоподобных существ — одно из которых держало его в рабстве, используя как заложника в своих контактах с миром материи и человека.
Переплетение этих видений и кошмаров было не настолько сумасшедшим, чтобы не отметить определенные места и пейзажи, которые его спящему «Я» представлялась вполне материальными, сотворенными из песка и камня, кирпича и цемента. В его снах были места, к которым он мог возвратиться снова и снова, существа, чьи лица и обстоятельства оставались неизменными.
В отличие от настоящего тела, его ночное «Я» могло плавать и летать; ему была дарована некая магия. Но и при этом камень в его снах был жестким и тяжелым, песок грубым и горячим, сам мир, в котором он часто бродил и иногда летал, был столь же прочным и неподатливым, как тот, с которым Дэвид встречался в дневное время.
Благодаря этому Дэвид Лидиард на собственном несчастном опыте узнал истинность того, о чем говорил философ Беркли: материя есть отвлеченная идея. Он не мог отрицать материальность мира, в котором действовало его бодрствующее «Я», также как и материальность мира, в котором действовало его спящее «Я». И пусть мир сновидений Дэвида Лидиарда существовал только в представлениях его потаенного подсознания, тем не менее, он предъявлял те же доказательства своего постоянства и реальности, что и повседневная действительность, с которой Лидиард сталкивался по пробуждении.