Лучшее за год 2005: Мистика, магический реализм, фэнтези - Датлоу Эллен (книги без сокращений .TXT) 📗

Линна идет к патрульному внедорожнику. Табор сидит внутри и пьет прямо из термоса. Дверца автомобиля открыта.

— Кофе, — говорит он. — Еще горячий. Хотите? Правда, я потерял кружку.

Линна принимает у него маленький стальной цилиндр. Вторая патрульная машина исчезла вместе с водителем, нет и большого «форда» и его безумно спешившего владельца.

— А что с тем парнем, которому надо было попасть к жене?

— Мы выскребли всех пчел из воздухосборников и снова привели машину в рабочее состояние. Он поехал назад к Девяностой. Это означает лишних триста — четыреста миль пути, но он решил сделать такой крюк.

Линна кивает и делает глоток из термоса. Кофе горячий, и тепло доходит до самых кончиков пальцев.

— О! — восхищенно говорит она. — Просто прекрасно.

Линна возвращает термос.

— Вас ужалили этой ночью? — Табор видит белое пятнышко у нее на руке.

Линна потирает место укуса и со странным смущением усмехается.

— Нет, как раз перед тем, как я уехала из Сиэтла. А тут вот их целая река. Как тесен мир.

Она смотрит на туман, который затянул впадину на дороге.

— Хм, — говорит Табор и отпивает немного кофе. — Послушайте-ка! — добавляет он.

Линна слушает. Вибрирует на холостом ходу мотор патрульного внедорожника. Где-то в длинном ряду машин щелкает, открываясь, дверца. Ветра нет, и не слышно ни шепота трав, ни шуршания листьев. Только едва различимый гул.

— Это они, — шепчет Линна, будто боясь, что ее голос может помешать.

— Да, — говорит Табор. — Туман рассеивается. Смотрите.

Линна делает несколько шагов вперед, туда, где должна, просто обязана быть река.

— Стойте, ближе не надо, — раздается из-за спины голос Табора.

Линна останавливается. Ее щеки касается легкое дуновение. Туман уходит, сквозь него проступают пятна черноты — асфальт черен от бесчисленных спящих пчел. А потом и еще кое-что.

Небо светлеет и из жемчужного становится бледно-лиловым, потом голубым. Нет ни облачка, и горизонт на востоке загорается пламенем зари. Туман отступает. И река появляется вновь.

Река — это сплошная темная мгла, подобная летящей стае проворных скворцов, подобная туче гнуса, вьющейся над дорогой знойными августовскими сумерками, подобная миллиону крохотных рыбешек, вдруг изменивших направление своего подводного движения. Река движется на север, как остывающая лава, как теплая патока. На вид она футов восемь глубиной, хотя местами гораздо мельче, а местами гораздо глубже. Река меняется постоянно, на глазах.

Пчелиная река простирается далеко вперед, насколько хватает глаз. Начинается она от какого-то холма у магистрали на юге, пересекает дорогу, впадает в Йеллоустон, переливается через крутой речной берег и затем распадается на два рукава в северном и западном направлениях. Пока Линна наблюдает за ней, пчелы просыпаются, поднимаются в воздух и вливаются в реку, которая становится все полноводней. Гул делается громче.

— О, — в изумлении говорит Линна. Табор подошел к ней и теперь стоит рядом, но она не может оторвать взгляд от реки. — Где она начинается? — наконец спрашивает Линна. — И где заканчивается?

Он не сразу собирается с ответом. Линна знает, что Табор, как и она, зачарован этой странной красотой.

— Никто не знает, — тихо произносит он. — Или, скорее, об этом ничего не говорят. Отец рассказывал мне разные истории, но я думаю, на самом деле он тоже не знал. Может быть, где-то есть пчелиный источник, который в другом месте снова уходит под землю. А может быть, пчелы здесь слетаются вместе, а потом снова разлетаются по домам. Во всяком случае, пчелиного океана еще никто не видел.

К ним присоединяются остальные, некоторые громко разговаривают, но, подойдя ближе, понижают голос. Появляются фотовспышки и видеокамеры, чей-то голос ворчит: «Не то чтобы из этого когда-нибудь получалась хоть одна фотография…» Все это сейчас неважно. Линна смотрит на пчел. Встает похожее на вишневую кляксу солнце, то расплываясь, то вновь приобретая четкие контуры, оно поднимается все выше над горизонтом.

Впадину на дороге заливает розовато-золотой свет. Река растет, и ее течение убыстряется. Люди какое-то время смотрят, потом идут обратно к своим машинам, пресытившись чудесами. Линна слышит, как чем дальше от реки, тем голоса их становятся громче, до нее доносятся разговоры, полные мечтаний о кофе, завтраке, горячем душе и нормальных туалетах. Подбадривают себя повседневностью.

Линна не двигается, пока не раздается одиночный лай Сэма, особый «хочу-на-улицу-прямо-сейчас» лай. И даже тогда она пятится задом, не в силах оторвать взгляда от пчелиной реки.

— Звук становится каким-то странным, — говорит Линна Табору.

Линна гуляет с Сэмом, пока его суставы не обретают подвижность и пес больше не волочит задние ноги. Кажется, она перекинулась парой слов с водителем ковенантовской фуры, но запомнилось ей только непонятное выражение печальной отстраненности, с которым он смотрел, как она потирала ужаленную руку. По приглашению хозяйки трейлера Линна выпила чаю с апельсиновым соком и специями и съела горячий бутерброд с яичницей, а также снова воспользовалась их маленьким, сверкающим нержавеющей сталью туалетом. Готовил сам хозяин. Он разбил и вылил на землю яйцо для Сэма. Сэм все аккуратно съел и одарил повара песьей улыбкой. Линна отвечала невпопад, прислушиваясь к пчелиному жужжанию. Она помнит, как, прервав чей-то монолог, сказала:

— Простите меня. Мне нужно идти.

Вместе с Сэмом Линна подходит к патрульному внедорожнику и говорит:

— Звук становится каким-то странным.

— Не такой уж он странный, как вы, вероятно, думаете, — отвечает Табор. Он что-то набирает на клавиатуре компьютера, встроенной в приборную панель автомобиля. — Дайте-ка я угадаю: вы хотите пойти за рекой.

— А это возможно? — спрашивает Линна, сердце ее подпрыгивает. Она знает, что он не мог этого знать, не мог ни о чем догадаться, знает, что он не позволит ей, и все же спрашивает.

— Я не могу помешать вам. Сначала появилась река, потом я увидел, что вас ужалили, и сразу все понял. Мой отец был полицейским двадцать, а то и больше лет тому назад. Он рассказывал мне, что иногда такое случается. Говорил, что начинается всегда с пчелиного укуса. Покажите мне вашу машину.

Линна ведет Табора обратно к «субару», снова устраивает Сэма на заднем сиденье. Полицейский велит ей открыть багажник, где обнаруживаются четырехгаллонные [1] баллоны с водой.

— Хорошо. А как насчет провианта?

Линна показывает ему все, что у нее есть: сорок фунтов [2] собачьего корма (купила две недели назад, как будто это было какое-то магическое действо, которое заставило бы Сэма прожить подольше, чтобы успеть съесть все это, но она знает, конечно, что так не бывает) и две коробки мюсли.

— Горючее?

Бензина у нее всего полбака, миль на двести только и хватит.

— Сделайте запас, когда будет случай, — говорит Табор. — «Субару» — это неплохо, — добавляет он. — Но в глуши хороших дорог вы не найдете. Осторожно, когда свернете с магистрали.

— Я не собираюсь сворачивать в глушь, — вставляет Лннна. — Там все что угодно может случиться.

— Все равно свернете, — говорит Табор. — Мне рассказывали и об этом. Вы пойдете по течению реки к устью, чем бы и где бы оно ни оказалось. Помешать вам я не могу, но могу по крайней мере удостовериться, что у вас есть все необходимое в пути. — Табор вручает ей увесистую брезентовую сумку, которую достает из своего автомобиля. — Это что-то вроде аварийного комплекта, — говорит он. — Отец собрал ее перед тем, как уйти в отставку. С тех пор мы храним эту сумку на здешнем посту. Я прихватил ее с собой, когда получил сообщение о реке, подумал, что кому-нибудь может пригодиться. Плотные перчатки, набор на случай змеиного укуса, проволока и еще кое-какие мелочи.

— Кто-нибудь оттуда возвращался? — спрашивает Линна.