Красные цепи - Образцов Константин (книга регистрации .TXT) 📗
Я откидываю покрывало и встаю. Тело отвечает легким головокружением, но это уже привычное для меня ощущение. Иногда организм выражает свои протесты по поводу моих ночных бдений гораздо более радикально.
В окно льется мутный утренний свет. По проспекту уже несутся машины, постепенно формируя нескончаемый железный поток. Небо немного просветлело, дождя нет, и солнце висит за тонким пологом серой дымки размытым, но ярким пятном. Темная вода в реке сонной холодной змеей ползет мимо рассыпающихся набережных и каменных лестниц, подступающих к ее свинцовой поверхности. Деревья в парке на другом берегу расцвели, как печальные цветы смерти: желтым, багровым, лихорадочно-красным и рыжим.
Я иду на кухню, по пути заглядывая в кабинет, служащий мне одновременно и спальней: костюм аккуратно висит на вешалке, зацепившейся крюком прямо за крышу шкафа. Я не помню, как снимал одежду, но приятно, что некоторые рефлексы не зависят от состояния сознания. На кухне я наполняю стакан водой из-под крана и жадно пью. Наливаю второй, выпиваю почти до конца и выплескиваю остатки воды в раковину, на что она сразу отзывается недовольным хрипением. Часы на стене показывают восемь утра, и я не могу понять, что могло разбудить меня так рано, вырвав из сна, словно по сигналу тревоги.
Я возвращаюсь в комнату и вижу, что телефон слабо мерцает: пропущен звонок или сообщение. Так и есть: оповещение о новом письме, пришедшем на мой электронный ящик. Я беру телефон, иду в кабинет и включаю ноутбук, вяло раздумывая о том, от кого могло быть сообщение и не потребуется ли от меня в связи с этим каких-то активных действий прямо сейчас. Пусть уж лучше это будет спамом.
Систему оповещений о новых письмах, приходящих на электронную почту, я поставил себе год назад. В работе похоронного агента своевременное получение информации – это гарантия успешного бизнеса, а многим моим информаторам – сотрудникам полиции, врачам «Скорой помощи», вообще всем тем, кто первым оказывается у еще не успевшего остыть тела, часто гораздо проще послать СМС или отправить сообщение на электронную почту со своего телефона. Кого-то из этих людей я знаю лично, с кем-то знаком только заочно, а некоторые предпочитают скрываться за анонимными электронными адресами, получая свою долю от моих комиссионных с помощью электронных платежей. Меня это вполне устраивает – во всяком случае, гарантирует то, что какой-нибудь участковый или санитар не станет навязываться мне в приятели и надоедать лишними разговорами.
В почтовом ящике одно новое сообщение с адреса [email protected] Да, так и есть – один из моих анонимов. Пара интересных дел за последние полгода, стандартная оплата, электронный анонимный кошелек.
На этот раз в теле письма я вижу только одно слово, набранное крупным шрифтом.
МАРИНА.
Я откидываюсь на спинку стула и чувствую, как кровь с шумом приливает к голове, мгновенно вымывая остатки алкоголя. Пару секунд я просто смотрю на слово, написанное крупными буквами. Ощущение такое, словно кто-то в пустой квартире неожиданно окликнул меня по имени: внезапное, очень личное и страшное обращение.
Шум в голове сменяется крикливым хором мыслей. Я хватаю телефон и набираю номер. Секунда ожидания, и женский голос вежливо сообщает мне, что «аппарат вызываемого абонента выключен или находится вне зоны действия сети». В следующее мгновение я срываюсь с места и лихорадочно начинаю одеваться. Письмо так и остается открытым, и на экране по-прежнему светится имя: МАРИНА. Я мельком вижу его, когда захлопываю входную дверь.
Мой «Wrangler» стоит у парадной. На лобовом стекле несколько крупных желтых листьев – штрафные квитанции осени. Я прыгаю за руль и, уже выезжая из двора, понимаю, что не знаю, куда мне ехать. У меня есть фамилия Марины и номер ее мобильного телефона, но для того, чтобы установить адрес, мне потребуется два звонка и пятнадцать минут времени, а я не хочу ждать ни секунды. Я решаю ехать в «Винчестер» и, если ситуация не прояснится, потом разобраться на месте.
Через одиннадцать минут я резко торможу у дверей бара, наплевав на правила парковки и на возмущенные сигналы подрезанного мной «Jaguar». Мне невероятно везет: за эти несколько минут бешеной гонки я раза три должен был лишиться прав, два раза разбить свою и чужую машины, и это не считая очевидных последствий вчерашних алкогольных возлияний.
Железные жалюзи «Винчестера», которые обычно опускают на ночь, защищая двери и окна, сейчас подняты, и я вижу, что в баре горит свет. Сердце сжимается в тугой комок. Любое нарушение установленного порядка в этом мире – это сигнал опасности или уже свершившейся беды. Внезапный ночной звонок в дверь, чужие люди у дома или офиса, настежь раскрытая дверь соседской квартиры – и свет в ночном баре в девятом часу утра.
Я открываю дверь: она не заперта, колокольчик отзывается тусклым, неживым звяканьем.
Под потолком горят тусклые лампочки в большой погнутой люстре, похожей на висящего паука. Включенный свет странным образом создает ощущение, что в помещении темнее, чем если бы оно было освещено только утренним солнцем, лениво заглядывающим через окна. Неприглядные детали интерьера, обычно скрытые полумраком, теперь бесстыдно лезут в глаза: неопрятные стены, ковер, похожий на втоптанную в пол грязную тряпку, пятна на обивке дивана. Я вижу, как что-то метнулось за барной стойкой, и подхожу ближе. Маленькая Ира Орешкина, еще одна девушка-бармен этого заведения, смотрит на меня огромными округлившимися глазами так, будто увидела призрака.
– Ой, – говорит она. Я вижу, как дрожит ее рука, сжимающая пивной бокал с какой-то желтой жидкостью, плещущейся на дне.
– Привет, Ириша, – говорю я.
– Ой, – отвечает она, и я вижу, как в ее больших карих глазах появляются слезы.
Из небольшого коридора, отделенного от зала тремя ступеньками, доносятся голоса и несет холодным воздухом. Я иду туда. В коридоре тоже горит свет, я иду мимо туалетов и вижу, что дверь черного хода, обычно запертая на тяжелый железный крюк, открыта настежь. Голоса становятся громче. Из подсобки, расположенной рядом с черным ходом, слышится звук падения чего-то тяжелого. Мне навстречу выходит Толик – хозяин бара. Его лицо, обычно покрытое красно-бронзовым загаром спортсмена-экстремала, сейчас непривычно бледно, короткие светлые волосы взъерошены.
– Уже знаешь?.. – спрашивает он меня и, не дожидаясь ответа, скрывается за одной из боковых дверей. Я прохожу мимо подсобки. Еще один совладелец «Винчестера», Андрей, длинными волосами и бородкой похожий на постаревшего мушкетера, вместе с каким-то незнакомым человеком возится с упавшим пивным кегом. Он не замечает меня, и я выхожу через дверь черного хода во двор.
Двор этот квадратный и почти всегда пустой. Его иногда используют как ринг для поединков гости бара, достаточно пьяные, чтобы необходимость физически выяснять отношения казалась неизбежной, но сохранившие довольно благоразумия, чтобы не делать этого на танцполе. Дома, окружающие двор с четырех сторон, похожи на троллей, которых застал свет утра, и они окаменели, разинув беззубые провалы дверей и вытаращив мутные остекленевшие глаза окон под низкими тяжелыми бровями карнизов. Бледные солнечные лучи скользят по их изрытой оспой времени серой каменной коже.
Первое, что я вижу – это машины. «Скорая помощь», рядом с открытыми задними дверцами которой курят санитары. Полицейский автомобиль ППС. Еще пара машин с номерами МВД и прокуратуры припаркованы в дальнем углу. Оба въезда – через арку и со стороны набережной – перекрыты желтыми лентами, рядом с которыми мается пара молодых полицейских. Еще один человек в форме, толстый, усатый, негромко разговаривает недалеко от входа в бар с двумя оперативниками в штатском. Какие-то хмурые люди расхаживают с мобильными телефонами. Периодически где-то хрипло включается рация. На меня никто не обращает внимания. Я поворачиваю голову влево, смотрю вниз и наконец вижу Марину.
Для того чтобы понять, что это она, мне требуется несколько секунд. Она лежит на спине, вытянувшись на грязном асфальте чуть левее двери черного хода. Одежда превратилась в комок раскромсанных заскорузлых лохмотьев. Сквозь грязь и кровь можно различить только несколько клеток на юбке из шотландки. Собственно, эта юбка и бледная кисть руки – изящная, легкая, красивая, безжизненно лежащая на асфальте, – то единственное, по чему я могу узнать Марину. На вытянутых ногах зияют рваные раны на месте вырванных из тела кусков плоти, в одной из ран сквозь обрывки ткани и почерневшей кожи белеет бедренная кость. Изодранные в клочья руки раскинуты в стороны, запястья раздроблены. Тело обнажено до пояса, но это понятно не сразу, потому что на месте груди зияет огромная багрово-черная дыра, оскалившаяся беловатыми осколками сломанных ребер. Грудная клетка словно взорвалась изнутри, вместо мешанины органов – кровавая пустота. Горло отсутствует, и сквозь красноватые и белесые жилы видны шейные позвонки.
