Угол 75-ой и 79-ой или Кошмар барбершопа (СИ) - Мар Саша (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗

β

…по дороге на работу два квартала от бывшего кинотеатра до дома детского творчества, нищие располагаются в известных точках маршрута, лица и фигуры привычно знакомые, но обыденность нисколько не мешает ощущать человеческую трагедию, по умолчанию, это же не сознательный выбор, так сложились обстоятельства, то есть не сложились, а обрушились, раскорёжили и раздолбали, поэтому — надо давать, просто потому что есть, что дать, другого смысла нет; первый — дед в хаки, кепке и очках, извлекает из гармошки бессвязные аккорды скрюченными пальцами, что-то похожее на «винуову- атуа-лее-яаа», всыпаю в кофр горсть монет, стараясь не смотреть в глаза, гармошка замолкает, — спасибо, сынок, — и так каждый раз, сипло и громко на всю улицу, сейчас скажет «здоровья тебе», — силы тебе, все получится, сынок, — что-то новое; следующая — бабка: ты добрый человек, — знаю-знаю, — и шар в стёртом пальто на складном стульчике выгребает деньги из пластикового стаканчика, иду дальше, на экране видео-рекламы мужик в егерской шапке с пером протягивает кому-то прямо в экран красивое блестящее ружье «мы загнали зверя сэр, только нажмите на курок», что это за сериал такой, что его рекламируют без передышки? вроде, этого бомжа вчера допрашивала тетка из социального фонда, или нет, она пристала к женщине, у которой была табличка «помогите на продукты для ребенка», наверное, хотела допытаться, что за ребенок, вывести на чистую воду мошенницу, вот занудство… — помогите, будьте милосердны, — на своем обычном месте, около магазина телефонов и модной жральни, нестарый мужик в кожаной куртке, нога, ампутированная чуть ниже колена, закинута на костыль и мелко трясется на уровне животов проскальзывающих мимо людей, — да, буду, буду — останавливаюсь, шаря в кармане, пропускаю людей и подхожу к нищему почти вплотную, «мы загнали его сэр, будьте милосердны», слышу сзади, еще один экран, — подайте, проявите милосердие, — мужик с трясущейся культёй не дожидается меня, а продолжает зазывать прочих прохожих, — чего ты загнанный такой? — я шарю в кармане, стараясь выудить монеты покрупнее, смотрю на мужика, — а нет, это не ты загнанный, извини, — смеется, потом наклоняется, трясущаяся культя упирается мне в живот — они загнали его, загнали зверя, для тебя, только прицелься, и спусти курок, — и показывает за моей спиной, я машинально отстраняюсь, задеваю какую-то тётку, которая не успевает проскочить по узкому тротуару, и упираюсь спиной, оборачиваюсь на экран, егерь протягивает ружье охотнику, — слушай, заела эта реклама стою здесь полдня, весь мозг выели, — так уйди в другое место, — сую кулак с монетами в протянутую кепку, «что это они болтают сегодня все, магнитные бури, что ли?» дальше за перекрёстком деревянные мостки вдоль старинной развалюхи, уже лет десять ремонтируют, дальше нищих быть не должно, да и монеты закончились, короче план благотворительности выполнен, а нет, не совсем выполнен, еще один дед, нет обеих ног, на коляске, перевернутая шапка лежит на обрубках, приближаясь, выуживаю бумажку, вижу, что он не просто стоит, а пытается заехать на мостки, — помоги заехать, — голос твёрдый, — бодрый дед, долю секунды, смотрю ему в глаза, он глядит в ответ, чувствует что-то, и добавляет, — пожалуйста, — я берусь за ручки и начинаю давить коляску вниз на себя, чтобы затащить передние колёса на шаткие доски, дед и коляска тяжёлые, с первого раза не получается, я вижу боковым зрением, что за мной моментального скапливается очередь желающих пройти, смущаюсь, осознаю свою щетину, грязные ботинки и мятые штаны — если нужно прийти на работу в выходные, я не наряжаюсь, так меньше противно — понимаю, что со стороны это выглядит как один бродяга, помогает другому калеке, но через миг коляска поддается, и я закатываю деда на доски — они загнали его, понимаешь, для тебя, будь ты человеком, добе-ей, ты взздумайся, он же мучается, он же живой, хотя и ошмёток, ты взздумайся, девять лет прошло, понимаешь, мечется как хомяк на карусели, девять лет уже, — это дед, вперился в меня слезящимися глазами и говорит, говорит что-то, чушь, я оборачиваюсь, очередь за мной застыла, впереди по улице вдруг всё в тумане, и на сколько хватает глаз, я вижу только рекламные экраны, егерь многократно протягивает охотнику ружье, экраны сливаются в бесконечную линию, уходят прямо к арке на театральной площади, «мы загнали зверя, сээээээ…», арка вырастает сквозь туман и наклоняется на меня, в глазах помехи, улица искажается, — я протискиваюсь мимо коляски, а дед смотрит на меня, удаляясь, и медленно катится по мосткам, за ним теснятся недовольные граждане, что это со мной? давление низкое? только раз такое было, когда в обморок хлопнулся, слез с унитаза, и бах — лежу на полу, кровь прихлынула к мозгам, и хлоп, но тогда так не тряслось, и реклама эта чёртова… и тут вдруг запиликал мобильник, и Шип сказал, не хочу ли я сегодня вечером встретиться, выпить и пообщаться, обменятся астральной информацией через огненную воду, потому что сколько уже можно, и доколе, а я сказал, что информацией обмениваюсь регулярно и может быть слишком часто и с кем ни попадя, и что информация уже из ушей, астральная и не очень, но от данного предложения отказаться не в силах, поскольку такие предложения Шип высказывает не чаще раза в год, и не принять его — кощунство, тем более, именно в силу такой частоты, договориться с женой достаточно легко — она чувствует, что я воспринимаю это мероприятие, как нечто священное, поэтому на работе я быстро все заканчиваю, точнее через шесть часов решаю, что подвиг, запланированный на выходной день, совершен, и — стоп, так как разгрести всю эту бешеную кучу бумаг, писем и баз данных можно только часам к двенадцати ночи, а к такому подвигу я сегодня не готов, и так как шесть часов сидения на заднице могут пагубно сказаться на моем здоровье, я решаю, что мне нужен велосипед, я иду к пешеходному мосту, беру велик на ночь, скидос, — до дома идти брать свой, жалко времени, — договариваюсь, что привезу, может, к утру, и мчу через мост, через промзону, по буеракам в новый район, где живет Шип с видом на реку, с бывшим видом на реку, поскольку прямо перед его домом строят еще одну высотку, а рядом — еще один термитник с узкими пеналами квартир с кухоньками без окон, и прощай вид из окна, а да, покупаю водку и в ларьке дезодорант, поскольку понимаю, что приеду потный как свин, а там все семейство Шипа в сборе, нехорошо вонять; Шип не любит бухать в казённом месте, а может и любит, но не говорит, Шип вообще мало говорит, закуску готовит сам и всегда на пять с плюсом, дочка Шипа подросла, бегает, а сынище бойко разговаривает и пристально смотрит, изучает как будто, но видно, что смущается дядьки, которого видел больше года назад, и изо всех сил старается быть собранным и серьезным; глянув на квартиру Шипа сразу ясно, что тут живут дети: детские вещи везде, в каждой комнате, одежда, игрушки, машинки и прочая чепуха, взрослых вещей почти нет, из признаков наличия родителей — только посуда на кухне и большая обувь в прихожей; после первого пузыря и иссякшего потока сознания про семью, творчество, про знакомых, кино и работу (как тебе «работать — тошно, не работать — страшно, а какие эмоции украшают вашу жизнь?» — нормально, сам придумал? — ну, да) появляется гитара, но помедитировать чуть слышно и грустно не судьба: мелкий Шип хочет принять участие в музицировали, притащил какую то брякалку, сидит и ждет, Шип сказал, что он хочет научиться играть, я ощущаю уже сильную кривизну, но получасом раньше гордо болтал, что начал брать уроки вокала, и что меня прости-Г-ди, хвалят за прости-Г-ди тембр, поэтому надо что-то изобразить, и ничего лучшего не приходит, как начать петь что-то непременно на три тона выше нужного диапазона, и получается какой-то сдавленный сип и писк; мелкий в восторге, сосредоточенно глядя на меня, подбрякивает в такт, красава, джем требует визуального контакта, поэтому сложно поначалу джемить с новыми людьми, многие стесняются смотреть в глаза, это слишком интимно что ли, у малого же таких заморочек нет, поэтому он следит пристально, заправски; в общем, последняя четверть второго пузыря оказалась лишней, рассосать такое количество спирта можно только танцами или громко и много петь, в общем, пугать детей, а болтовней — точно нет, не рассосешь, и завтрашний день, почти наверняка пропал, и я поднимаюсь, комната покачивается, стыд-то какой, дети смотрят, — кстати, угол семьдесят пятой и семьдесят девятой это может быть и семьдесят пятый дом на семьдесят девятой улице, просто он стоит на пересечении с какой-нибудь другой улицей, — говорит Шип, мы гуглим и находим фото этого самого дома на америкосовском риэлторском сайте, for-sale, пригород НуЙорка, высокое крыльцо и два этажа, клумбы, машины, картинка три-дэ, можно пройти по улице, покрутиться, таун-хаус, вот он! — я говорю Шипу, что он в целом исключительно гениальный Herr — да! — и вполне заслуживает Нобелевской премии в какой-нибудь подходящей области, — в какой области? — да хоть в Новосибирской или в Кемеровской как минимум, — цитирую недавно прочитанный анекдот, бодрое мычание и дружеское ржание, жму руки хозяевам, младшего совсем накрыло от чудовищной силы музыки, он не выпускает брякалку, прощается за руку, слегка благоговейно, но по свойски, мужык! выхожу на площадку и внезапно забыв, что велик пристегнут на первом этаже решаю почему-то идти домой пешком через мост, хоть какая-то надежда сбросить хмель, вставляю в уши капельки с той самой неудачной песней «еще и покричим по дороге, почему она мне раньше казалась слащавой и безмозглой?» на мосту за шумом машин не слышно музыки, я выкручиваю максимум и ору «соу-салли-кэнвейт», и еще раз, и сначала, и опять, зацикливаю, вибрирует диафрагма, ноты — правильные, стресс мечется внутри, выходит через легкие и ноздри, глубже вдыхаю выхлопную гарь и снова ору «шыыыноуз итс тууу-лейт», мрак отступает, валится за перила моста, вниз, в реку, и непобедимая уверенность, что всё будет хорошо, снова заполняет голову и туловище, вот, это я, это — моё нормальное состояние, настройка по умолчанию, но завтра будет плооохооо, ну и чёрт с ним, смеюсь и плачу, и снова ору, прекращаю только пару раз, заметив впереди ночных пешеходов, что они тут делают в три ночи, спускаюсь с моста, кровь циркулирует, иллюзия бодрости совершенная, так, давненько я не приходил домой ночью, раз уже так получилось, надо использовать ситуацию по максимуму, необходим кабак, «где ты, кабак?», визуализирую окрестности и вспоминаю, что в квартале на набережной открыли кальян-бар, через десять минут прохожу мимо уличных столиков и спускаюсь в подвал, полумрак, барная стойка светится неоном, столики почти все заняты, налево еще одни зальчик, там тоже на диванах у низких столов с кальянами посредине сидят фигуры, клубы дыма, клубника, сладость, лаундж обволакивает низкими частотами, прямо напротив бара стол свободен, да я на полчасика полюбому и домой, — здравствуйте, — «здрасьте, а пиво же у вас есть?» — помаргнальничаем, — да, есть, вам какое? — смотри-ка и глазом не повел, — «тогда темное любое, и кальян» — какой? — «какой-нибудь, самый вкусный» — улыбаюсь, — хорошо, — официант видит, что клиент кривой, и не очень доброжелателен, ну и чёрт с тобой, откидываюсь на спинку, это же типа лаунжд, расслабон, блин, а в таком положении литр спирта опять в голове, зачем пришел, ещё и пиво, ну все завтра быть тебе трупом; над баром экран с таймерами, что за кальянный фаст-фуд, а нет, экран дергается и появляется соответствующая месту картинка: бассейн, лазурь, пальмы, разноцветные бикини с мокрыми волосами и коктейли, музыка делается громче, меня расплющивает на диване, глаза расслабляются в параллель, и я вижу уже два то сливающихся, то расползающихся экрана, опять эта реклама, егерь протягивает охотнику ружье, что за сериал это? и всё двоится: четыре груди в желтом бикини, два бокала с радужными зонтиками, пальмы, кокосы, лазурь-глазурь, — уберите, пожалуйста, ноги со стола, — ух ты, я и не заметил, — «дружище, а скоро? полчаса жду» — просто много посетителей сегодня, вот ваше пиво, — у вас всю ночь столько народу, — сегодня у нас еще барбер-найт, — чего? — продираю глаза, осматриваюсь, вокруг стало суетливо: у столиков с кальянами вертятся парни, они подравнивают бороды, делают стрижки посетителям, ни фига себе, картинка стала поярче, некоторые парикмахеры одеты в какие то оранжевые балахоны, они — лысые с красными точками по голове, а, это как буддийские монахи, фрики, везде фрики, почему я не фрик,.. «где у вас туалет?» — официант указывает направо за бар, опускаю ноги, пол то тут, то там засыпан состриженными волосами, хоть бы подметали, высосу пиво и свалю, сами курите свой кальян; узкий коридорчик к туалету обит бардовым бархатом, в стене открытая ниша, в ней стоят фотографии в рамках и статуэтки, присматриваюсь, советско-коммунистическая тематика, броневик, поезд с плакатом, винтовки, а здесь вообще война, расстрел какой-то, трупы сваливают в яму, свастика, статуэтки понятно — ленин-сталин, а рядом — мао, всё бюсты, и гитлер, в полный рост, рука вскинута, совсем очумели миллениалы, барбер-шоперы, «буду уходить, заберу его и выкину»; в уборной над унитазом высокое зеркало, льешь и смотришь на себя, какой ты кривой, изображение опять двоится, две рожи с прикрытыми глазами покачиваются под журчание воды в такт музыке, здесь тирольские переливы, вот чудаки; выхожу в бардовый коридорчик, «а ведь он должен влезть в карман», беру гитлера за подставку и замечаю дверь, которая приоткрывается прямо напротив входа в сортир, что там? еще один зал, мелькает как стробоскопом, танцы? музыки не слышно за гулким лаунджем со стороны бара, захожу и попадаю в еще один коротки коридор, который заканчивается ещё одной приоткрытой дверью, коридор оклеен обоями, на них белым или желтым по черному цифры, сначала кажется, что цифры просто вразброс, но идя дальше, вижу, что это всего две цифры — 75 и 79 вперемешку, разными шрифтами и размерами, в середине коридора по центру стен справа и слева висят два фото в рамках, это же тот дом, который нашел Шип на америкосовском риэлтерском сайте, то же самое фото, только черно-белое старое, 75-ый на 79-ой улице, два этажа высокое крыльцо, клумбы и припаркованные машины, радом с домом стоит улыбающийся мужчина, а на стене напротив цветная современная фотка как на сайте, и рядом с домом стоит то же мужик, и они совсем не постарел; быстро делаю еще два шага вперёд и открываю, дверь; в густом кальянном дыме странно движутся пары, дёрганые пируэты, музыки в помещении нет, ритмичная пульсация идет из коридора, через который вошел я, большой зал тёмно-красного бархата, из-за дыма вдоль стен по периметру проступают столики и низкие диванчики такого же бардового цвета, по центру стены по кругу прозрачная широкая полоса — зеркало, в нём плывут клубы дыма, я вижу свой силуэт, черный на фоне света из-за открытой двери; вдруг сбоку раздается крик, — отпусти, отпусти, — я поворачиваю голову и вижу черную фигуру мужчины, который склонился над диваном, его спина трясется, в разные стороны из-под него торчат и болтаются длинные волосы, — отпусти, отпусти, — визжит голос девушки, я понимаю, что он схватил её и трясет, волосы растрепались, душит, — отпусти-и! — голос хрипит, я кидаюсь в их сторону, минуя танцующих, и вдруг понимаю, что это не танцы, а массовая драка, дерущиеся одинаковые мужики, двойники, у каждой пары одинаковая одежда, лица, один месит другого, коленом в живот, бутылкой в лицо, на полу брызги и лужи бурой крови, подскакиваю к чёрному мужику и за плечи сдергиваю его с девушки, он разгибается и на секунду наши головы оказываются отраженными в длинном зеркале, и в мутном стекле я вижу рядом со своим лицом отражение того человека, про которого мне снился сон сегодня под утро, серое, изрытое лицо алкаша и обдолбыша с мутными заплывшими глазами, кровь ударяет в мозг, — это ты гад, ты — и вдруг, — ты причина всего кошмара! — в этом скомканном лице я вижу себя самого, это я, только постаревший и искорёженный, может, это двоится в глазах, как те два телевизора в баре вместо одного, встряхиваю голову, раз, нет, это я передо мной, но другой, и он тоже видит меня и боится повернуться, — это ты гада, это ты, всё-всё из-за тебя, — и причина всей боли и всех неудач сосредоточивается в этом человеке, в его затылке, а он стоит передо мной и смотрит удивленно через зеркало, и не поворачивается — «мы загнали его, добей, добей» — слышу изнутри черепа, нет, это не меня загнали, это тебя, вонючий ты скот, — вскидываю руку и из всех сил, вложив в удар всю ненависть и отвращение, всю боль и разочарование, бью стоящего передо мной по затылку кулаком, кулак остается на голове, прилип, и я вижу, что в кулаке была зажата статуэтка, вскинутая рука железного урода воткнулась в череп и застряла, прошибает пот, тело передо мной плавно изгибается пластилиновой дугой и валится мешком в лужу, всплеск, но это не кровь, из под черного мешка выпрыскивают волосы, как густые щупальца гигантского паука, волосы быстро обматывают тело, обволакивают, крепко закручивают в большой кокон, который лежит на полу и трясётся, то же самое происходит со всеми дерущимися рядом парами двойников, через минуту вся комната заполнена огромными дрожащими волосяными глыбами, а на диване передо мной тощее скрюченное существо раздвигает всклокоченные волосы, и смотрит на меня сморщенное лицо бомжа, которое я видел в зеркале в машине сегодня утром, — ну вот, — морщинистый рот движется, но я слышу два голоса, чистый женский и хриплый мужской, шепчущие мне прямо в уши справа и слева, и от дыханий тепло с двух сторон, и пахнет гарью — ну вот, вот и всё, вот и нет твоего ошмётка, таймер обнулился, теперь всё будет хорошо.