Обсидиановая бабочка - Гамильтон Лорел Кей (читать книги онлайн бесплатно полностью txt) 📗

В окно я не глядела. Я читала и пыталась себя уговорить, что я просто в очень тесном автобусе. Давно уже я решила, что летать не люблю еще и из-за клаустрофобии. Набитый до отказа Боинг-727 – это действительно настолько замкнутое пространство, что дышать трудно. Включив вентилятор над сиденьем, я стала читать – Шерон Шинн. В нее я верила – она сможет удержать мое внимание даже на высоте нескольких сотен футов над землей, когда лишь тонкий слой металла отделяет меня от вечности.

Так что я не могу вам рассказать, как выглядит Альбукерк с птичьего полета, а дорожка, которая вела в аэропорт от самолета, ничем не отличалась от других таких же. Даже в туннеле ощущался жар, невидимой рукой давящий сквозь пластик. В Сент-Луисе могла быть весна, но в Альбукерке уже наступило лето. Я стала выискивать в толпе Эдуарда и посмотрела мимо него, пока сообразила, что это он. Я почти не узнала его сразу, потому что он был в шляпе. Ковбойской шляпе с затянутым за ленту пучком перьев, но вообще-то шляпа была изрядно поношенной. Поля с обеих сторон загибались вверх, будто Эдуард все время ломал жесткую материю, пока она не приняла новую форму под воздействием настойчиво мнущих ее рук. Рубашка белая, с короткими рукавами, какие продаются в любом универмаге. И к ней – темно-синие джинсы, с виду новые, а также пара походных ботинок, которую обновкой никак не назовешь.

Походные ботинки? У Эдуарда? Он никогда не производил впечатление сельского парня – истинный городской житель. Но вот он стоит и чувствует себя вполне комфортно. Однако никакого сходства с Эдуардом не было, пока я не глянула ему в глаза. Заверни его во что угодно, замаскируй как хочешь, одень как Принца в «Спящей Красавице» из Диснейленда, но загляни только ему в глаза – заорешь и дашь деру.

Они были синие и холодные, как зимнее небо. С этими белокурыми волосами, с утонченной бледностью Эдуард был олицетворением БАСПа. [1] И умел выглядеть безобидно, если хотел. Актер он был превосходный, но глаза его выдавали, когда он не заботился придать им нужное выражение. Они очень затруднялись выполнять функцию зеркала души, поскольку таковой не было у Эдуарда.

Он улыбнулся мне, и глаза его оттаяли, словно тронутые слабой теплотой. Он был рад меня видеть, неподдельно рад – насколько вообще мог бы обрадоваться кому-либо. И это тревожило, потому что Эдуард главным образом любил меня потому, что вместе мы всегда убивали больше народу, чем в одиночку. По крайней мере я. Насколько я понимаю, Эдуард вполне мог косить целые армии и когда меня нет.

– Привет, Анита!

– Привет, Эдуард.

Улыбка расплылась до ушей.

– Кажется, ты не рада меня видеть?

– Меня тревожит, Эдуард, что ты так рад мне. С моим приездом ты почувствовал облегчение, и это меня пугает.

Улыбка растаяла, и вся доброжелательность, гостеприимство, веселье утекли прочь с его лица, как вода из треснувшего стакана – досуха.

– Это не облегчение, – сказал он слишком безразличным голосом.

– Ври больше, – ответила я. Хотела сказать это тихо, но шум аэропорта был как океанский прибой – громкий и неумолчный.

Он посмотрел на меня своими безжалостными глазами и слегка кивнул, признал, что ему стало легче, когда я прилетела. Может, он бы и выразил это словами, но вдруг рядом с ним появилась женщина. Она улыбнулась, руки ее обхватили Эдуарда и прижали к себе. Выглядела она на тридцать с чем-то, старше Эдуарда с виду, хотя его точный возраст я не бралась бы определить. Короткие каштановые волосы, деловая прическа, но ей она шла. Почти без косметики, но все равно красива. Морщинки у глаз и около губ заставили меня добавить ей еще лет десять. Она была пониже Эдуарда, выше меня, но все равно маленькая, хотя слабой не казалась. Загара на ней было больше, чем требовалось бы для здоровья, что, наверное, и объясняло морщины на лице. Но в ней чувствовалась спокойная сила, когда она улыбнулась мне, держа Эдуарда под руку.

Джинсы на ней сидели очень аккуратно, наверняка она их гладила, белая безрукавка была с таким вырезом, что пришлось надевать кружевной топ, а в руках она держала коричневую сумочку величиной почти с мой саквояж. На миг я подумала, что Эдуард и ее встретил с самолета, но что-то было в ней слишком свежее, неспешное. Нет, она не сошла сейчас с самолета.

– Я Донна. А ты, наверное, Анита. – Она протянула руку, и я ее пожала. Рукопожатие у нее было твердым, и рука не вялой. Рабочая рука. И она знала, как пожимать руки. Редко кто из женщин владеет этой наукой. Она мне сразу понравилась, инстинктивно, и так же сразу я не поверила этому чувству.

– Тед мне много о тебе рассказывал, – сказала Донна.

Я поглядела на Эдуарда. Он улыбался, и даже глаза у него смеялись. Выражение всего его лица, поза изменились полностью. Он чуть ссутулился, улыбка стала ленивой, он просто излучал шарм рубахи-парня. «Оскара» ему за лучшую роль – будто он с кем-то кожей поменялся.

Я поглядела на Эдуарда-Теда и переспросила:

– Он тебе много обо мне рассказывал?

– О да! – произнесла Донна, беря меня за руку выше локтя, но не выпуская Эдуарда. Наверняка она любит прикосновения. Мои друзья-оборотни приучили меня к этим постоянным ощупываниям, но все равно я не слишком это любила. Какое, черт побери, имеет отношение Эдуард – то есть Тед – к этой женщине?

Эдуард заговорил, слегка растягивая слова по-техасски, будто это был почти забытый старый акцент. У самого Эдуарда никакого акцента не было. Голос чистейший и практически неопределимый, в нем совершенно не чувствовалось языковых интонаций тех мест, где Эдуард бывал, и тех людей, с которыми он общался.

– Анита Блейк, я рад представить вам Донну Парнелл, мою невесту.

Челюсть у меня отвалилась до пола, и я так и уставилась на Эдуарда. Обычно я стараюсь вести себя утонченнее… черт с ним, хотя бы вежливее. Я знала, какое удивление – да что там, шок – выражалось на моем лице, но ничего не могла поделать.

Донна рассмеялась, и это был хороший смех, теплый и чуть сдавленный, смех доброй мамочки. Она стиснула руку Эдуарда:

– Тед, ты был прав. Чтобы видеть ее реакцию, стоило приехать.

– Я ж тебе говорил, лапонька, – сказал Эдуард, приобнимая ее за плечи, и влепил ей поцелуй в макушку.

Я захлопнула рот и попыталась прийти в себя. И только смогла промямлить:

– Это… потрясающе. Я на самом деле… я… – Наконец я протянула руку и сказала: – Поздравляю.

Но улыбнуться не смогла.

Донна воспользовалась рукопожатием, чтобы притянуть меня в объятия.

– Ты ни за что не поверишь, но Тед говорил, что он все-таки решился полезть в петлю. – Она опять обняла меня и засмеялась. – Боже мой, девонька, я никогда не видела, чтобы человек так ошалел.

И вновь вернулась в объятия Эдуарда, к его улыбающемуся лицу Теда.

Мне в актерском ремесле до Эдуарда куда как далеко. Понадобились годы, чтобы выработать каменную морду, а уж насчет лгать выражением лица и жестами и речи не было. Так что я сохранила непроницаемое лицо и попыталась глазами показать Эдуарду, что жду от него объяснений.

Чуть отвернувшись от Донны, он улыбнулся мне своей легкой заговорщицкой улыбкой. Это еще сильнее меня взбесило. Эдуард радовался своему сюрпризу, черт бы его подрал!

– Тед, что за манеры! Возьми у нее сумку, – сказала Донна.

Мы с Эдуардом уставились на небольшой саквояж, который я держала в левой руке. Он выдал мне улыбку Теда, но реплика принадлежала Эдуарду:

– Анита предпочитает носить свой груз сама.

Донна посмотрела на меня так, будто этого не могло быть. Возможно, она не так сильна и независима, как кажется с виду, или еще лет на десять старше, чем мне показалось. Другое, понимаете ли, поколение.

– Тед правду говорит, – сказала я, чуть излишне подчеркнув голосом его имя. – Я сама ношу свой багаж.

Донна посмотрела так, будто хотела исправить мое очевидное заблуждение, но вежливость помешала. Это выражение лица (но не молчание) напомнило мою мачеху Джудит и увеличило возраст Донны где-то за пятьдесят. Либо она чудесно сохранившаяся женщина пятидесяти с чем-то, сорока с чем-то, либо ей тридцать с чем-то, а морщины от солнца ее старят. Совершенно непонятно.