Идущие - Литтл Бентли (читать хорошую книгу txt) 📗
Бонни опустилась на диван.
Они посмотрели друг на друга – зыркнули, точнее, но во взглядах было больше страха, чем злости, и они не испытывали друг к другу враждебных чувств. Бонни сломалась первой. Она протянула руку, он принял ее, и они обнялись.
– Прости меня, – пробормотала Бонни.
– И ты меня прости, – откликнулся Майлс.
Они обнялись еще крепче. Она начала плакать. Сначала – всхлипывая, потом – в голос, а он укачивал ее и шептал успокоительные слова, пока она рыдала ему в плечо, как ребенок.
Утром Бонни уже не было. Она оставила длинное извиняющееся письмо, хаотичную статью на шести исписанных с обеих сторон страницах, в которой объясняла, что в настоящий момент не в состоянии с этим справиться, что ей нужно время, что она обязательно приедет на похороны, если таковые состоятся, но в данный момент ей лучше находиться с семьей, с Гилом и детьми, как можно дальше от всего этого.
Он хотел разозлиться на нее, но не смог. Она не была виновата в том, что случилось, и хотя было бы легче возненавидеть ее за трусость, он не мог найти в себе сил осудить ее. После всего, что было сказано и сделано, она все равно оставалась его сестрой, и не было никаких реальных причин сидеть здесь и ждать, пока ее реанимированный мертвый отец перестанет ходить и в конце концов умрет, как ему и положено.
Никому этого не надо.
Майлс отсутствовал на работе с понедельника, поэтому решил, что лучше поехать на службу, чем еще один день просидеть в четырех стенах.
Поднимаясь на лифте, он почувствовал, как вспотели ладони. Он механически выслушивал соболезнования от сотрудников, поблагодарил Хала за предложение стать жилеткой, но лишь устроившись в своем кресле за столом, заваленным кипами бумаг, он наконец смог расслабиться.
Он даже не сознавал, насколько тяжко, оказывается, было находиться дома. Здесь он ощутил облегчение, почти счастье. Такое ощущение, словно огромный груз свалился с плеч, и хотя Наоми сказала, что он может взять еще несколько дней в связи с тяжелой утратой, Майлс был рад, что принял решение выйти. Работа может помочь забыть, отвлечься от личных проблем.
Затем наступило время ленча.
Повинуясь какому-то импульсу, он поехал в Палм-Спрингс, к Хьюберту П. Ларсу, пятому человеку из списка Лиэма, у которого оказался отключенным телефон. Как он и подозревал, дом был пуст, а расспросив соседей, он выяснил, что Хьюберт скончался полгода назад. От естественных причин, сказали ему. Во сне. Но Майлс сомневался в этом. Теперь ему каждая смерть казалась подозрительной и, возвращаясь в Лос-Анджелес мимо полей с гигантских размеров ветряными мельницами, которых было видимо-невидимо на всей продуваемой горячими ветрами пустыне Сан-Горгонио, он пытался придумать какую-то причину или логическое объяснение, которое не включало бы элемент иррационального вмешательства.
Но не смог.
Он опять подумал об отце. Было ощущение, что рухнула стена реальности, словно мир сдвинулся со своей логической, физически объяснимой позиции, которую он знал и понимал.
Никаких сообщений на столе по возвращении он не обнаружил, поэтому решил позвонить Лиэму. За несколько секунд, которые выделил ему старик, прежде чем бросить трубку, Майлс успел выпалить, что Хьюберт П. Ларе умер. Потом послышались короткие гудки, но он не сомневался, что Лиэм услышал и понял его, и надеялся, что новая информация не останется без внимания. Люди из списка были либо уже мертвы, либо умирали, и если у Лиэма осталась хотя бы крупица здравого смысла, ему лучше бы пойти на сотрудничество и начать говорить, если он хочет избежать аналогичного конца.
Конечно, нельзя исключить, что он считает это неизбежным. Лиэм был явно испуган и не хотел умирать, но, возможно, полагал, что судьба его уже решена и грядущее неотвратимо.
Так же, как Боб?
Параллель показалась слишком очевидной для душевного спокойствия, и Майлс постарался отогнать эту мысль. Он хотел заниматься этим делом, но не хотел думать про отца, поэтому сменил фокус с общего к частному, снова погрузившись в поиск адресов и телефонов.
По дороге домой он думал заехать в офис коронера, но не смог заставить себя это сделать. Он три раза объехал вокруг квартала, пообещав себе, что если найдет, где припарковаться, то расценит это как добрый знак и последует ему. Но когда на третьем круге место действительно освободилось, он не воспользовался им, а, наоборот, прибавив газу, поехал домой.
Разогрев замороженные макароны и сырный пирог, он уселся перед телевизором ужинать. Дом казался пустым и холодным. Неизвестно по какой причине вспомнилась Клер. Странно, но в последние дни он довольно часто думал о ней, думал о том, что надо бы сообщить ей о смерти отца.
Но все время себя останавливал. Конечно, можно уговорить себя и сделать вид, что хочет просто поставить ее в известность, но в глубине души таилась иная мысль – ему просто хочется поговорить с ней, услышать ее голос, и Майлс отказывался использовать трагедию смерти отца в личных целях.
Он не станет звонить Клер.
Но идея застряла в мозгу. Он посмотрел новости, потом – бульварное шоу, потом дешевую комедию, и при этом неоднократно – во время передач и во время рекламных пауз – ловил себя на мысли о том, что думает о ее реакции на это известие, о том, как она расстроится и опечалится...
Он посмотрел на часы. Половина девятого. Клер всегда категорически негативно относилась к тому, чтобы отвечать на телефонные звонки после девяти вечера, мотивируя это тем, что человек, звонящий так поздно, скорее всего сообщит плохие новости, а она лучше поспит спокойно и все узнает наутро.
Надо ли звонить? Нужно ли ей это? Он не был уверен. Она всегда любила его отца, но расставание получилось горьким, было наговорено много резких слов, и почти пять лет Майлс никаким образом не общался со своей бывшей женой.
Он даже не был уверен, есть ли у него ее нынешний телефонный номер.
Но чувствовал себя обязанным хотя бы сделать попытку связаться с ней. Смерть важнее всего остального; она перекрывает все проблемы, существующие между ними.
А такая смерть...
Чтобы найти ее телефон, пришлось порыться в старой записной книжке. Если этот неправильный, можно подключить ресурсы его агентства, чтобы найти новый, хотя Майлс сомневался, что очень этого хочет.
Он набрал номер. В трубке послышался один гудок. Второй. Третий. Посередине четвертого трубку сняли.
– Алло.
Клер.
Тембр голоса показался ему несколько иным, чем он помнил, – мягче, ниже, менее резким, но узнал он его сразу и на одно какое-то странное мгновение показалось, что время вернулось вспять, что они по-прежнему вместе и он просто звонит узнать, как дела.
– Здравствуй. Это Майлс.
Она промолчала. Подавив желание положить трубку, Майлс быстро заговорил:
– У отца месяц назад произошел сильный инсульт. Его почти парализовало. А... а теперь его не стало. Он умер. Я подумал, надо тебе сообщить.
Рука дрожала почти так же, как голос. Он сильнее сжал трубку, чтобы унять дрожь, но колотун лишь усилился. Почувствовав боль в груди, он понял, что давно уже затаил дыхание, ожидая ее ответа, и громко выдохнул; звук эхом отдался в ухе.
– Ой, Майлс, – произнесла она с такой неподдельной грустью, с таким участием, что от этих двух простых слов его просто пронизала боль утраты. Впервые он осознал, насколько ему ее не хватает, и он прикрыл глаза, пытаясь сдержать прилив эмоций, которые грозили выплеснуться через край.
– Сам-то как?
Он глубоко вдохнул и выдохнул.
– В норме.
– Я очень любила твоего отца. Он был замечательным человеком. Я... мне очень жаль.
– Угу, – выдавил Майлс, пытаясь проглотить комок в горле.
В короткой паузе ему показалось, что слышит всхлипы.
– Скажи... – тут всхлип прозвучал уже вполне отчетливо. У нее перехватило дыхание. – Скажи, Боб очень страдал?
– Пожалуй, нет. Но... впрочем, не знаю.
Он хотел объясниться, хотел рассказать ей все, но они больше не были женаты, она больше не составляла часть его жизни, и это были не ее проблемы.
