Гиви и Шендерович - Галина Мария Семеновна (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
— Я ее выбросил, — виновато сказал Гиви.
— Что-что?
— Она тяжелая была, и я ее выбросил. Все равно воды не было…
— Ты что, о, мой неизлечимый друг? Ты, хранитель воды, коему был доверен сей жизненно важный предмет, взял и как последняя салага, выкинул бутылку? Ну и кто ты после этого?
Гиви виновато моргал.
Шендерович задумался, почесывая мокрый затылок.
— Ладно, чего там… Ближе к ночи омочим свои одеяния в этом источнике жизни и чухнем… Может, к утру куда-нибудь и выйдем…
— Куда?
Шендерович только молча пожал плечами. Он устроился в скудной тени колодца, подложив под голову мешок с жесткими и угловатыми атрибутами, и через минуту уже храпел. Гиви маялся — незагорелое тело было жестоко опалено солнцем. Вот Миша, ему хоть бы что! Он же загорелый, Миша. Тренированный. Что бы я делал, если б не Миша, думал Гиви… впрочем, если бы не Миша, меня вообще бы тут не было.
Он уселся поудобней, стараясь держаться крохотного клочка тени — остальное занял Шендерович. Все равно, уговаривал он себя, спать на такой жаре вредно. Мама всегда так говорила. А потому он моргал обожженными глазами, вглядываясь в колеблющийся воздух в надежде вновь увидеть что-нибудь эдакое. Но зной воздвигал вдали лишь ослепительные зеркала, огромные сверкающие линзы, распахнутые в охру и синеву. Рядом с храпящим Шендеровичем Гиви вдруг почувствовал себя последним бодрствующим человеком в мире…
Птица, которая сидела в самой сердцевине неприглядного колючего кустика, вдруг зашевелилась и выпростала голову из-под крыла.
— Эй, — сказал Гиви, — ты что?
Птица отряхнулась и взлетела. Сделав низкий круг над головой Гиви, она взмыла вверх и полетела по прямой, круто забрав на восток.
— Ну, вот… — опечалился Гиви.
Разумеется, птица создание бессловесное, но какая-никакая, а все ж компания.
Гиви стало совсем одиноко.
Он вздохнул и прикрыл глаза.
Потом вновь открыл их, потому что что-то изменилось. Тень какая-то набежала, что ли.
Он вновь прикрыл глаза, потом протер их ладонями, потом помотал головой.
Не помогло.
Ломаная темная линия на горизонте вдруг распалась на отдельные пятна, и эти пятна стремительно увеличивались в размерах, пока из дрожащего марева не выплыли огромные оскаленные пасти, гигантские бурые туши, мерно перемалывающие пространство мохнатыми голенастыми ногами. На скачущих чудовищах громоздились не менее огромные всадники; каждый — с башню, белые полотнища одежд развевались на ветру… ни звука не доносилось оттуда и оттого казалось, что призрачная кавалькада плывет по воздуху.
— Мамочка! — прошептал Гиви.
Он поднялся на слабеющие ноги и, подскочив к Шендеровичу, отчаянно затряс его за плечо.
— Миша! Проснись!
— А? — Шендерович приподнял голову, морщась оттого, что атрибуты порядком наломали ему шею.
— Миша! Там! Ужас что такое!
— А! — отмахнулся Шендерович, широко зевая, — Опять мираж! Нервы у тебя ни к черту, друг Гиви.
— Да, но…
— Бу-бум!
Гиви вздрогнул. Земля под ним тоже содрогнулась. Глухие удары сотрясали ее.
— Бу-бум… Бу-бум…
— Да, — признал Шендерович, почесывая шею, — не мираж. Опять мы с тобой влипли, о, скиталец, потомок скитальцев.
Всадники обступили Гиви и Шендеровича, заслонив собой солнце.
Гиви оглядывал новоприбывших со смешанным чувством страха и восторга. Свирепые загорелые лица, свирепые взоры, сверкающие из-под белоснежных тюрбанов, свирепые ятаганы и кинжалы, способные украсить любой кавказский ансамбль народного танца вызвали у робкого потомка Шемхазая естественный трепет. Не в меньший трепет повергала грозная красота могучих боевых животных, богато изукрашенных колокольчиками и горящими на солнце медными пластинами.
Бежать было некуда.
Гиви вздохнул и судорожно вытер ладони о штаны.
Шендерович одарил сгрудившийся вокруг них отряд благожелательно-рассеянным взором привычного ко всему землепроходца.
Верблюды лениво переступали мощными копытами и роняли пену с морд, в свою очередь, кидая в сторону Шендеровича презрительные взгляды.
Один из всадников, самый, как показалось Гиви, высокий и красивый, со смуглым свирепым лицом, затененным особенно пышным тюрбаном, спрыгнул с верблюда, звякнув при этом многочисленным вооружением, и ленивой походкой враскачку приблизился к путникам.
Гиви попытался расправить плечи.
Шендерович продолжал бросать по сторонам снисходительные взгляды.
Предводитель в свою очередь, скрестив руки на груди, уставился на беззащитных путешественников.
Гиви не выдержал первым.
— Б-исми-лляхи-ар-рахман-ар-рахим, — выкрикнул он, чувствуя, как распирает грудь незнакомый прежде язык, — Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Даруй нам облегчение, а не затруднение, о, владыка тысячи верблюдов, да благословит тебя Аллах и приветствует!
— Да пребудет Аллах и с тобой, чужеземец, — хладнокровно ответил предводитель, — ибо он — защитник всех путников и проводник всех путей.
— Что он говорит? — прошипел из-за спины Шендерович.
— Типа, привет, — пояснил Гиви.
— Скажи ему, что с нас нечего взять. Скажи, мы бедные путники.
Гиви вздохнул. С его точки зрения это было и так видно. Но покорно завел:
— Милостив будь к нам, о, шейх, ибо стеснены мы ради Всевышнего. А бедность, о, повелитель сотни всадников, достойная стоянка, бедность — плащ благородства, одеяние посланников, рубаха праведников…
— Верно, — согласился предводитель, — но бедность еще и крепость покорных…
— Добыча познавших, цель ищущих…
— Тюрьма грешников…
— Гиви, что он говорит?
— Типа, сам разберется.
Предводитель, озирая путников тем же задумчивым взглядом, медленно обошел их по кругу. Гиви и Шендерович поворачивались на месте, не желая подставлять незащищенные спины.
— Сдается мне, это они! — сказал, наконец, предводитель.
Он обернулся и лениво щелкнул пальцами. Несколько дюжих молодцов в свою очередь соскочили с верблюдов и кинулись к пленникам.
— Но мы воистину имеем только то, что на себе, о, Шейх Пустыни, — завопил Гиви. — С нас нечего взять.
— А мне от вас ничего и не надо, о, беспокойный путник, — ответил предводитель. — Не тревожься, я вас и пальцем не трону, ибо я дал такое слово, а слово мое крепко. Более того, скажу, с вами будут обращаться по-царски, ибо богатый выкуп за вас положили мне, коли я вас доставлю живыми и здоровыми.
— Куда? — взвыл Гиви, увлекаемый в сторону верблюдов, — куда доставят?
— Гиви, что он говорит? — орал Шендерович, которого уже затаскивали на верблюда, впрочем, пока без особого успеха.
— Что ему обещали бонус! Доставят нас кому-то.
— Кому? — бушевал Шендерович, — кому мы на фиг понадобились? Может, этот нас заказал… Педро… Или Мастер его. Спроси еще раз!
— Он разгневается!
— А ты вежливо спроси!
— Да уж куда вежливей! Тьфу ты! Куда ты нас намереваешься доставить, о, повелитель правоверных?
Предводитель, поставив ногу в стремя, обратил к нему мрачное лицо.
— Не к лицу тебе задавать подобные вопросы, ибо, как ты сам верно заметил, в бедственном положении находитесь вы, тогда как бедность предполагает стоянку терпения. Ибо, сказал аш-Шабли, когда его спрашивали о терпеньи, такие слова:
«к тебе, что терпеньем своим превосходишь терпенье само,
терпенье воззвало о помощи, утомлено,
терпи же — велел ты терпенью, — со мной заодно…»
— Истинные слова ты говоришь, о шейх, — согласился Гиви, — и стоянка терпения — достойная стоянка, ибо терпенье предполагает упование на Всевышнего. А значит, стоянка упования — тоже достойная стоянка.
— Верно ты говоришь, — согласился шейх, — но как сказал Зу-н-нуна, когда его спросили об уповании: «Уповать — значит, запасать пищу на один день, не заботясь о дне завтрашнем». А значит, перестань задавать вопросы, раздражающие меня, о, путник, и покорись своей судьбе.
